Степан Разин - Михаил Васильевич Шелест

— Да? — удивился я и покрутил головой. — Много во дворце нахлебников

— Дворец большой. Тут-то маленький. Хотя, охрана всё равно нужна. Ты хотел тут сотню казаков держать? Наша цена — по полтине в год, это пятьдесят рублей. И они сами себя обслужат и обеспечат. Крепость и всё хозяйство казаки построю на свои деньги, что останутся от беспошлинной торговли. Здесь всё время будет сторожить свежая сотня. Меняться станут, как караван из Персии придёт. Как тебе такое дело?

Я разговаривал с Морозовым, потому, что это он говорил со мной про казаков в Измайловском городище. Государь сейчас просто стоял и молча разглядывал Измайловский остров.

— Хм! Пятьдесят рублей — не деньги для казны. А сотня не занятых промыслом воинов,готовых в любой час отбить нападение на Москву бунтовщиков, — дорогого стоят. Верно мыслю, государь Михаил Фёдорович?

— Цена разумная, только о беспошлинной торговле с Персией он сказал. Сие опасно. Пусть тогда в казну продают с малой ценой. А то, что останется, купцам.

— А какой тогда смысл в отсутствии пошлин? — спросил я, если ты цену низкую просишь? То на то и получится. Нет выгоды, а выгоды нет, не зачем везти в Москву. Проще продать в Астрахани. Проедят караванщики больше, чем заработаем.

— Хм! Разумен отрок! — сказал с изумлением в голосе и мотнул головой Морозов. — Цену на товар ломать не станем. Сразу отпишем в указе. Всё одно, такая купецкая грамота на год даётся.

— Не-е-е, — покрутил я головой. — Не годится. Если договариваться, то сразу лет на десять. Какой казакам резон строить здесь крепость за свои деньги, если казна вдруг не даст добро на торговлю? Мы же о вашей выгоде сейчас говорим, а где наша выгода? Жизнь у крестьян становится всё хуже и хуже. Кто-то бежит, а кто не хочет бежать — бунтуют. Недовольных много. Казаки могут не только кремлёвского бунта ждать, а и в других городах и весях струнить бунтовщиков.

— Опричное войско? — спросил вдруг, подняв от картинки голову, царь.

Он смотрел на меня настороженно, но с интересом.

— Хм. Опричное войско! — сказал Морозов. — Но есть ли вера вашим казакам? Погуляли они по Руси во времена безвластия. Не начнут ли и сейчас гулять?

— Ну… Гуляли другие. Этих отбирать станем тщательно и из тех, что не хотят оседать. Казаков, которым не нужно хозяйство. Как только казак задумается о хозяйстве — это не казак, а баба.

— Хм! — улыбнулся царь. — Не уж-то сам надумал?

— Куда мне? Наш атаман так говорит. Отец мой, — соврал я. — Вот тех, что здесь набрали себе жён, больше не берём, хотят оседлости — пусть едут в Кабарду и там окраины боронят. Тут останутся служить вольные казаки, а значит — молодёжь. Как-то так…

— Сотни для такого дела мало, — вздохнув и перекрестившись, сказал Морозов. — А пригревать здесь тысячу, опасно. Сами могут взбунтоваться.

— Так, кто угодно может взбунтоваться, — скривился я. — Хоть стрельцы ваши. Сам же говорил надысь. Тут, как я думаю, то, что казаки пришлые и станут меняться, это не даст им «снюхаться» с вашими смутьянами. Ну и выгода… Ежели будет выгода — будет и служба, и дружба.

— Разумен, — покачал головой царь. — Ох и разумен! Скажи, Бориска⁈

— Скажу, Мишка! Весьма сей отрок разумен! — ответствовал Салтыков, и они рассмеялись.

Салтыков был братом государя и во времена царствования патриарха Филарета — в тысяча шестьсот двадцать третьем году — был сослан в Галич за то, что оговорил первую невесту Михаила — Марию Хлопову, обозвав болезной. После смерти Филарета в тридцать третьем году царь Михаил Фёдорович вернул Салтыковых в Москву и приблизил. Это я вдруг вспомнил.

— Тысяча? — спросил царь Морозова.

Тот пожал плечами, но промолчал.

— Не нужна тебе пока тысяча сабель. Их здесь трудно удержать в повиновении. Мы так наладим трафик, что караваны станут приплывать в Москву каждый месяц. Только надо правильные корабли для них собрать и пушками оснастить. Чтобы не боялись воров и ушкуйников. Позволишь попробовать, государь?

— Корабль построить? — удивился царь и посмотрел на Морозова.

— Просим мы голландцев корабль построить, — сказал тот. — Мастеров ждём уже два года.

— Позволь тут маленький построить? По другим канонам. Как в Персии строят. Для царевича твоего Алёшки игрушкой будет. Из липы быстро соберём. Тут я у селян много липы заготовлено на ложки-поварёшки, а мы из них корабль построим. Какая им разница, что зимой робить? Ложки, или корабль?

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Салтыков. — А он мне нравится, твой крестник, Борис Иванович!

— А вот ты мне нет, — подумал я, и скользнул взглядом чуть выше глаз Салтыкова, без эмоций, не улыбаясь, остановившись на Морозове.

— Мне нравится, то, что он придумал, — сказал Михаил Фёдорович. — Только с персидскими товарами надо думать. Товар товару рознь. Что они привезут?

— Что персы возят, то и они привезут, — пожал плечами Салтыков.

— Поставить хочу конский завод. Для себя. Аргамаков завезти да случить со здешними. Разрешишь ли, государь?

— Пастбищ тут нет и покосы маловаты. Думали мы о том, да, Борис Иванович. Мыслили хозяйство дворцовое построить. Чтобы Дворцовую казну пополнять. Стол в основном. Да людей не можем собрать.

— И деньги, — пробурчал Морозов.

— Дайте нам торговлю с персами, и мы построим тут то, что будет любо для твоей казны, государь. На реке построим запруды, шлюзы, мельницы для помола муки, пилки досок. Из тех досок станем собирать корабли.

— Мельницу для пилки досок? — заинтересовался Морозов. — Как у немцев?

Он обернулся к царю.

— Помнишь, я сказывал тебе про такую?

Царь кивнул.

— А ты можешь?

— Я видел такие.

— И собрать сможешь?

— Попробую, — скромно пожал плечами я, делая всё, чтобы мне отдали Измайлово хотя бы лет на пять.

— Пусть его, а, государь? Мы тут такое хозяйство заведём. И крестьян сгоним. Дадим семена. Пусть тут лес валят, пилят, корабли строят, растят хлеба и гречу. Всё, как мы хотели.

— Казаки пахать не станут, — предупредил я. — Строить крепость будут. Пахать, сеять — нет.

— И не заставляет никто, — отмахнулся Морозов. —