Степан Разин - Михаил Васильевич Шелест

— пожал плечами я. — Попробуй. Поймай лося и налей ему браги из забродивших яблок. Увидишь.

— Хм! — Посерьёзнел «охотовед». — Что мухоморы лоси едят перед гоном, то правда. У них моча становится от того пахучей. А яблоки. Падалицу он любит.

— Ну, вот!

Глава 19

Разогнав медведей и попутно забив из самострела с подхода не очень крупного лося-двухлетку, что ходят группами по шесть-семь особей, мы вернулись в усадьбу. Лес, процентов на шестьдесят состоял из ели, процентов на десять из сосны. Остальное — дуб, берёза, ольха, липа, клён, осина, рябина. Липы заметил много срубленной.

— Варварство, — подумалось мне. Я спросил:

— Почто липу рубят? Мёд же пчёлам даёт!

— Да, как не рубить? Лыко на лапти, рогожи. Одному человеку в год до сорока лаптей надоть. Из дерева режут игрушки, посуду и другую хозяйственную утварь. Лёгкое дерево у липы. Мёда много не съешь, а утварь с игрушками можно продать. «В избу — вороном, из избы — белым лебедем». Знаешь, что это такое?

Я мотнул головой.

— Липовое полено. Его лутошкой зовут. А липы много на том берегу, за пашней. Там липу рубить нельзя.

Я вздохнул, глядя на подвешенную к берёзе колоду.

— Вот тебе и борть[1]. Кто я такой, чтобы навязывать людям, пытающимся выжить любой ценой, какие-то правила? — подумал я. — Их и так есть кому «править». А мне бы самому выжить! Хе-хе… А пасеку надо поставить. Или как тут говорят — «пчельник». Значит есть уже пасеки, а не висящие на деревьях колоды.

— Есть «пчельники» в селе? — спросил я.

— А как же! Есть! У Потапа Лапотника пять колод стоит на том берегу на посеке.

— Пасека от слова «посека» произошло? — подумал я. — Секли лес и ставили ульи! Наверное!

Я не знал, как управляться с пчёлами, но видел, как устроены пчелиные домики. Родственники держали пчёл. Сразу по возвращении из леса я набросал эскиз разборного улика и пошёл советоваться с Никифором. Тот некоторое время рассматривал рисунки, хмурился и вообще играл лицом движение мысли, а потом сказал:

— Да ты, паря, мастак изображати. Это — пчелиный дом? Правильно? Но не их обычной простой колоды, а сколоченная из досок? Домовина пчелиная? Мудрёно! И зачем такая? Не станут там пчёлы селиться. Пчёлки не ддуры, привыкли в живом дереве жити. В таком ящике жити не станут.

— Ты, деда, скажи мне, кому заказ можно сделать?

— Короб такой смастерити? Да кому хошь! В любую избу стукни и спроси. За деньгу сработают.

— Пошли вместе спросим⁈

— Пошли вместе спросим, — согласился Никифор.

Заказ на десять пчелиных домиков из липы обошёлся мне в три деньги. Почему из липы? Да, потому, что у мастеров «щепного промысла» липовых просушенных колод на зиму было заготовлено горы. Зимой ведь, в основном, и режут из дерева.

Днём стояли плюсовые до десяти градусов температуры и пчёлы ещё летали. Почему я о них и задумался. Но переселять пчёл на зиму я не собирался. А улики зачем? А чтобы было! Пришла мысль, есть возможность её реализовать, — надо делать. Весной не до того будет. Пчёлы, я помнил, роятся в конце мая, а перед посевной крестьянам дела до моих досочек не станет. А за зиму и соберём улики, и переделаем, ежели что не так соберём.

Кое-где в обновлённых избах поставили печи, типа тандыров. Сплели высокие корзины с узким «горлом», и несколько раз обмазали их глиной, перемешанной с песком, рубленной соломой и кизяком.

На правом берегу за прудом лежали земли с супесью. Вот из неё мы лепили первые слои тандыра. В следующие слои мы добавляли глины чуть больше, чем в предыдущий. Шамотной глины не имелось, приходилось выкручиваться. Лично я не надеялся, что тандыры доживут до конца зимы, но к тому времени мы ещё что-нибудь придумаем.

По крайней мере, пока тандыры давали тепло и на них было удобно готовить. И, кстати, идея с тандырами была не моей. Я просто её поддержал.

К приезду царского поезда, состоящего из шести саней, поставленная царём задача казаками и плотниками была выполнена. Мало того, мы нашли поле, оставленное под «пар», на котором установили всевозможные устройства для демонстрации казачьего удальства: мишени для стрельбы из лука и пищалей, мишени для пик в виде глиняных шаров, надетых на гибкий прут.

Пики — это была моя задумка, так как пик, как холодное оружие конных воинов, в это время не существовало. У казаков пики появились только в девятнадцатом веке.

В своём времени мне не раз доводилось присутствовать и даже участвовать в состязаниях, проходивших на Кубани во время праздников. И разбивание глиняного кувшина получалось не у всех. Чтобы разбить его надо было попасть в самый центр, иначе кувшин просто отскакивал, вращаясь.

У меня разбить кувшин получалось в том мире, получилось и в этом. Пики нам изготовили те же Измайловские селяне. Двести трёхметровых сосновых пик мне обошлись в сорок новгородских денег. За двести калёных четырёхгранных наконечников пришлось заплатить двадцать рублей. Кожаные ремни на середину копья и на обух крепили казаки сами, когда я показал, как взрывается осколками и разлетается глиняный кувшин. Разлетается под ударом наконечника моего копья. Дальше, кто ни пробовал, разбить кувшин не смог.

Потом я показал, как пикой пробивается сплошная и чешуйчатая бронь, кольчуга и тягиляй. Я надевал на ступню «нижнюю» петлю, как в стремя, и пика, опираясь на ножной ремень, пробивала доспех и, естественно, иногда, ломалась. Чтобы не проткнуть себя обломками своего же копья, оно и надевалось на ногу, опускаясь значительно ниже груди, если держать его обычным способом, прижимая к боку.

Показал, как можно перебрасывать пику на скаку из руки в руку, для поражения противника слева, вращать над головой, чему способствовала средняя петля, ну и другим «финтам», например — отбитию саблю.

Конечно, получалось у меня не всё отлично, но казаки ценность пики, как оружия, поняли сразу. Особенно те, которые очень хорошо управлялись с лошадью, а таких оказалось большинство.

Запряженные в тройки гуськом сани въехали на «остров». В России «птица-тройка» с коренником и двумя пристяжными лошадьми стала известна только в восемнадцатом веке. Да и царские санки совсем не походили на те огромные повозки, с печкой и лежанками, в которых ездила по стране Екатерина Великая.

Казаки приветствовали царя, сидя на лошадях, стоящих в две шеренги. У