Степан Разин - Михаил Васильевич Шелест

Петр I обедал в личном доме Устина Зеленого и «по особому относился к старому приказному служителю».

Глава 21

Я не пошёл на охоту, как меня ни уговаривали Морозов с Салтыковым. Государь молчал, а значит, я был в своём праве. Алексея тоже на охоту не брали, а значит и мне там делать было нечего.

— Покажешь, как из лука стреляешь! Да и можешь ли⁈ — подзуживал Морозов.

— Удаль свою казаки не в охоте показывают, — отговаривался я. — Будет время. Мы тут с Алексеем Михайловичем найдём, чем заняться.

Бояре махнули на нас руками и уехали. Мы же с Алексеем взяли санки и стали кататься с горки, перестроенной из одного из разобранных срубов острога. Горку с морозами полили водой, и она стала развлечением и для казаков, что меня совсем не удивило. Мужчины всегда остаются детьми, даже если они цари. А что, и царь, и Морозов с Салтыковым, увидев горку, сразу захотели прокатиться.

Горка стояла «лицом» к пруду, и из-за того была сразу не видна, а когда была распознана, то сразу привлекла внимание. Знатные особы потребовали санки, а они и стояли под горкой в срубе.

Площадка перед скатом была такой большой, что на ней собрались и поместились все желающие. Санки на площадке ставили в прокатанные во льду колеи, сделанные укладыванием реек при заливании, и выталкивали на скат. При этом сани, не теряя направления, неслись вниз и выкатывались на длинную снежную дорогу, что специально насыпали казаки. Потом сани накатывались на уклон, тормозивший их, и останавливались. Тут пригодилось мой опыт посещения разных лыжных и тюбинговых баз и знание устройства их горок. Был бы снег и время, я бы им тут такой снежный городок устроил! Но не до того сейчас.

Вот этим мы и стали заниматься с царевичем, когда «охотнички» убыли за лосем, — катанием на санках и катались до полного изнеможения, а потом пошли в баню, где нас обработал вениками Байрам. Он уже привык, и париться, и парить по-русски. И вообще, он всё больше становился русским, постепенно теряя свою персидскую спесь, на которую никто уже не обращал внимания.

Как только Байрам из низшего состояния приподнялся в иной статус, он превратился в высокомерного и принеприятнейшего типа. Я некоторое время присматривался, а потом спокойно сказал ему, что мне не нужен такой слуга и я намереваюсь отказаться от нашего договора, в котором имелись подобные условия. После этого перс поумерил свою спесь, которая распространилась на казаков, а вскоре и совсем угомонился, видя, что казаки насмехаются над ним и даже «пародируют».

Среди казаков жить — это целое искусство. Я на себе это испытал, когда приезжал к бабушке в деревню. Там пацаны городским спуску не давали и чтобы получить среди них какой-то минимальный статус, надо чем-то выделиться. Я выделился выездкой. У дядьёв имелись свои лошади, вот они и научили держаться в седле и ухаживать за животинкой. Но всё равно, без подначек в казачьей среде не обходилось. Даже среди уже взрослых и даже старых казаков присутствовала «словесная удаль».

И тут я оказался среди казаков, как рыба в воде. Стёпка тоже не тушевался, но находился на вторых ролях и был сыном атамана, а потому его особо словестно не «стебали». А меня Тимофей поднял, как взрослого, на ранг выше рядового казака, а сие, ещё и заслужить надо, иначе слетишь с места, как петух с чужого насеста.

И тоже благодаря упорному труду в постижении военного мастерства и конной выездки, которую мне удалось, зная некоторые нюансы и стояние по утрам в каратековской стойке «киба дачи», называемой «стойка всадника», освоить месяца за два. Стойка, кстати, позволила отработать мощный и сильный удар руками и устойчивость.

Я, было, подумывал развлечь царевича моими наложницами, да потом решил: «А с хрена ли своё отдавать? Мало ли что не жёны!».

— Погожу, — подумал я. — Должны прийти со следующим торговым караваном персидские наложницы, вот из них я и подарю Алексею Михайловичу парочку. А пока — обойдётся массажем.

Девушки, обученные Байрамом и мной, отлично делали восстановительный массаж. Они много работали по хозяйство, а потому руки у них стали крепкими, а пальцы сильными. Царевичу массаж очень понравился. Потом прибыли охотники и снова посетили баню.

— Хороший дух у твоей бани, Стёпушка, — хвалил, пьяненький Салтыков. Он, почему-то, выказывал мне симпантию, а у меня его масляная физиономия почему-то симпатию не вызывала.

— Да стены гладкие, ровные. Нигде не видел, чтобы так строили! Вполовину брёвен меньше надо! Рачительный ты хозяин. И где тебя только этому учили?

Вопросы были риторическими, и я молчал и улыбался, молчал и улыбался… Потом ели жаренную печёнку с луком, а потом, на ночь глядя — варённую лосятину.

Царевич, узрев у меня ещё одну кровать, со стёганным плотным матрасом, набитым овечьей шерстью и опробовав её ещё днём после баньки, отпросился ночевать ко мне. Государь, подумав и посмотрев внимательно на меня, разрешил. Морозов хотел расстроиться, но глянул на стол, уставленный водочными настойками, махнул рукой и сказал: «Пущай его идёт». А царь сказал:

— Служи хорошо и у тебя всё будет! За наследника головой отвечаешь!

На его слова я только кивнул.

Мы умаялись за день и уснули быстро. Царевичу ещё днём очень понравился плотный матрас и он, пока не уснул, всё бранил и бранил свои жаркие перины, грозясь всё во дворце переделать. Укрывались мы толстыми персидскими верблюжьими одеялами, вдетыми в пододеяльники, сшитые местными бабами по моему заказу из тонкой льняной белоснежной ткани. Ткань приятно холодила лицо, а верблюжья шерсть отлично грела тело. Кирпичная печь прогорела и, с закрытым дымоходом, отдавала тепло медленно. Масляный открытый светильник, стоящий на столе, я погасил. Фитиль я свил из льняных нитей. Лампаду гасить не стал.

Я бы смог уснуть раньше, но уснул после царевича, прислушиваясь к его дыханию. Спал я чутко. Алексей, объевшись свеженины, испускал разные звуки, несколько раз ночью просыпался и просил поднести пить. Я поднимался с постели и подносил. А как же! Служба!

Рано утром мне пришлось встать и растапливать печь, ибо ночью сильно похолодало. Однако, дрова и растопка лежали приготовленные и, распалив печь, я снова завалился в постель. Однако, проснулся царевич, и мне снова пришлось прислуживать ему уже по другим делам. Но и для этого у царевича всё было с собой. Пару фаянсовых горшков мне выдали по убытию нас