Фантазии Дарио. Тру-крайм с поразительной развязкой - Пабло Тринчия

уже поверили. В одном из видео из архивов Оддины, снятом в январе 1999 года, Марта в красном свитере сидит перед доктором Сабриной Фарчи в кабинете в Мирандоле. Марта не была в родном городе с того момента, как ее увезли оттуда 1,5 годами ранее, и, казалось, была рада снова там оказаться.

– Мы даже мимо площади проехали, – сказала она со смущенной улыбкой.

– Мимо площади? И каково было ее увидеть? – спросила доктор Фарчи.

– Много эмоций.

– Можешь сказать, какие эмоции?

– Радость! – воскликнула Марта. Этот ответ явно не понравился доктору Фарчи.

– Может, кроме радости есть другая эмоция?

Марта твердо ответила, что чувствовала только радость. Доктор Фарчи начала внедрять новый элемент в разум Марты – то, о чем девочка ни разу не упоминала прежде.

– А может быть, тебе немного больно возвращаться сюда? Может быть такое? Может, тебе просто тяжело это сказать. Может, что-то из произошедшего больно вспоминать.

Марта сдалась и кивнула. Остаток видео – это ее обвинения против Франчески.

– Итак, ты говорила… твоя мама?

– Она возила меня в плохие места, на кладбище и домой к другим людям.

– А во сколько она возила тебя на кладбище?

– Мм… где-то вечером.

– Где-то вечером.

– Иногда и днем.

– Что происходило в этих местах?

– Они делали мне больно…

– Они делали это со всеми или только с некоторыми из вас?

– Со всеми детьми, кого туда привозили.

– А, туда привозили много детей?

– Да… А в конце они давали мамочке деньги.

– Они давали деньги твоей маме…

– Угу.

– Это очень грустно. Знаешь, я тебя понимаю. Наверное, тебе очень тяжело. Может быть, иногда ты злишься на свою маму.

– Да…

– Но ты смогла выразить злость только после того, как ее не стало.

– Угу.

И вот опять. Инсинуации. Наводящие вопросы. Доктор Фарчи искала подтверждение и игнорировала все несоответствия, которые упоминала девочка. Например, что ритуалы на кладбищах проходили «иногда и днем». Все для того, чтобы доктор смогла подтвердить тезис, который психологи выдвинули на основании беспочвенных предположений.

Карло решил не смотреть видео с его сестрой. Слишком болезненные воспоминания. Ему было не с кем поговорить об этом, излить душу, никто бы не понял его историю и всю ее драматичность. Когда мы прощались, Карло рассеянно сказал, что, может быть, он и сам не готов к встрече с ней. Он решил еще ненадолго остаться в состоянии ожидания – вдруг в один прекрасный день у него дома раздастся желанный звонок.

До того момента меня удивляло, что многие семьи не торопились искать своих детей, хотя они очевидно страдали из-за разлуки с ними. В тот или иной момент все семьи пытались наладить хоть какую-то связь со своими детьми или племянниками, когда те уже подросли, но ничего больше. Письма, открытки, сообщения в социальных сетях, может быть, пара звонков – и на этом все. Сначала, как отец двух маленьких детей, я не понимал, что их останавливает. Думал, что на их месте искал бы своих детей до последнего. Я бы пришел к ним лично и умолял бы о 5 минутах их времени, чтобы они могли взглянуть мне в глаза и услышать историю с моей стороны. Если бы пришлось, я бы заставил их услышать мой голос, заявляющий о невиновности, донес бы свою боль и свою правду. Но потом я начал понимать, что за их страхом скрывался защитный механизм, спасающий детей от последствий такого выбора. Семьи боялись ранить их еще сильнее.

Однажды, сидя в гостиной Лорены в ее доме в Салерне, я спросил, почему она не отправилась к своим детям и что ее останавливало. С момента изъятия она посылала своим четырем детям письмо за письмом, посылку за посылкой, но ни разу не постучалась в их двери лично.

– Я не хочу причинять им еще больше боли. Так что я спрашиваю себя, нужно ли им меня видеть? Встречаться со мной? И не могу быть уверена, что ответ положительный.

Кроме того, родителей сдерживал инстинкт самосохранения. Многие из них, включая и Лорену, чувствовали себя жертвами чудовищной судебной ошибки. Такое восприятие ситуации помогло им пережить долгие годы одиночества. Об этом мне рассказал Федерико Скотта. Вскоре после того, как Элизе исполнилось 18 лет, он отправил ей сообщение в социальной сети, но не получил ответа.

– Мне долго мешал страх – как бы это сказать – что меня в очередной раз осудят. В любом случае, понимаете, больно слышать, как собственный ребенок говорит тебе «Я не хочу больше тебя видеть» или «Кто ты? Ты мне не отец, ты тот человек, что причинил мне боль. Ты должен был меня защищать, но не справился с этим».

Многие из них не могли рискнуть и лишить себя слабой и иррациональной надежды, что когда-нибудь их дети вернутся домой. Жизнь обрекла их на ожидание. Они ждали уже 20 лет. И продолжали ждать. Кто-то каждый вечер и каждое воскресенье перебирает четки, кто-то изо дня в день листает старые фотоальбомы, а кто-то тайно следит за жизнью своих детей в социальных сетях, рассматривая фотографии с дней рождения, выпускных и помолвок. Что-то большее подвергло бы их эмоциональной опасности. Внезапное подтверждение я нашел там, где не ждал: Элиза Скотта, девушка с каштановыми волосами и миндалевидными зелеными глазами, которая всю жизнь пыталась найти своего брата Ника.

Когда Алессия связалась с ней через интернет, Элиза сразу согласилась встретиться. 7 июля 1997 года, когда ей было 3 года, ее отвезли в ту же приемную семью, что заботилась о ней после того, как она получила травмы, и вскоре ее удочерили. Элиза почти не помнила свою жизнь до этого. Родные родители – Федерико и Кэмпет – были для нее лишь смутным воспоминанием, как вспышки света вдалеке, которые невозможно разглядеть. У нее было счастливое детство в окружении других приемных братьев и сестер, которые любили ее так же сильно, как и новые родители.

Но спустя 20 лет Элиза начала думать о своем прошлом и о своей истории. Она почитала о деле педофилов Бассы, и, когда слышала, что кто-то называет это «судебной ошибкой», делом, раздутым следователями, ей стало интересно. Однако Элиза не из-за этого согласилась встретиться со мной в кафе на окраине Модены в окружении пожилых мужчин, играющих в карты. Она не скучала по своим родителям. Она скучала по Нику, своему младшему брату. Ему было всего несколько месяцев, когда Элиза в последний раз видела его тем июльским утром, но у нее сохранились очень четкие воспоминания о мальчике. Она ненадолго заснула