Что знают мои кости. Когда небо падает на тебя, сделай из него одеяло - Стефани Фу

– Представляешь, когда мы отдыхали, сработала сигнализация, а Барбара услышала это лишь через полдня и только тогда кому‑то позвонила! А теперь она заявляет, что слышит, как я кричу на эту, – мама, прищурившись, посмотрела на меня. – От этой девчонки столько проблем, и мне приходится кричать на нее так громко, что это слышат соседи. Она просто ужасная!

Отец покачал головой и закинул в рот еще ложку риса.

– Почему ты так себя ведешь? – спросил он у меня. – Разве нельзя быть послушной и не расстраивать маму?

– Прости, – пробормотала я. – Обещаю, что исправлюсь.

* * *

Джудит Херман, предложившая термин «комплексное ПТСР», пишет: «Ребенок, подвергающийся насилию… должен найти способ сохранить надежду и смысл. Иначе его ждет абсолютное отчаяние, вынести которое он не в силах. Чтобы сохранить веру в родителей, ему нужно отвергнуть самое очевидное объяснение: что с ними что‑то не так. Нужно придумать объяснение своей судьбы, избавляющее родителей от вины и ответственности… Насилие либо отскакивает от осознания и памяти… либо минимизируется, рационализируется и извиняется, словно все произошедшее вовсе не является насилием»1.

Я знала, что случилось со мной, и знала, что это ужасно. Но несмотря ни на что, я все же воспринимала свою историю с журналистским скептицизмом, словно это происходило с другим человеком. Я снова и снова искала оправданий. Может быть, вся терапия – бред. Может, учителя правы. Может быть, определенный уровень привилегий оправдывает насилие. Но этот нарратив вселял в меня ложное чувство контроля. Если все это моя вина, я смогу все изменить. И исправить.

Но под этими обрывками сомнений на свет появлялась новая женщина, та, что анализирует факты. Нарратив об азиатах, которые спокойно встраиваются в американскую мечту, полная чушь. Факты этого не подтверждают. У нас есть община иммигрантов и беженцев, переживших страшное насилие, но они не верят в психическую болезнь, не говорят о травме, не позволяют себе чувствовать и терпеть неудачу – и все считают, что это нормально? Что главная проблема лишь в том, что сочинение оказалось не блестящим? Бред!

Я не стала в последний раз смотреть на смехотворный фасад моего счастливого дома. Я повернула ключ зажигания и поехала в Starbuсks, чтобы поговорить с человеком, который оставался моей последней надеждой.

Глава 26

Приехала я рано, поэтому взяла себе бутылку газировки и принялась грызть кутикулы. Со Стивом я не виделась со школы. Последний раз мы разговаривали, еще учась в средних классах. Мы собирались на школьную экскурсию, и он сделал мне диск с записями Papa Roach и Staind – песни об одиночестве и непонимании.

Когда он вошел, я почувствовала одновременно и облегчение, и возбуждение. Мы обменялись неловким рукопожатием. Я купила ему огромный стакан кофе. Он оказался намного выше, чем я помнила, и более уверенным. Вел он себя не то чтобы недружелюбно, но очень холодно – улыбался не слишком широко, движения были выверенными и сдержанными. В одной руке он держал стакан, другую положил на колени.

– Немало воды утекло, да? – спросила я.

Мы вкратце рассказали друг другу о своей жизни. Стив все еще жил здесь, у него появилась подружка, отличная работа, он продолжал общаться с друзьями по старшей школе. Я постаралась никак не выдать своих чувств, когда в числе друзей он обозначил парня, который называл меня «нацистской сукой» – очень уж требовательна я была в школьной газете.

– Я хотела поговорить с тобой о нашей школе, – начала я. – Мне очень трудно, потому что меня считали лузером и я не пользовалась популярностью. Я хотела спросить, каково в школе было тебе.

– Забавно, а я совсем не помню, чтобы ты была непопулярной. Скорее наоборот… тебя все любили… А вот я действительно был лузером. Впрочем, это моя личная проблема. Я просто никогда не умел общаться с другими.

– Правда? Как это?

Стив долго молчал, а потом искоса взглянул на меня.

– Ммм… не знаю, чувствовала ли ты – наверняка да, – но я был страшно влюблен в тебя…

– Да ты что?! Я и понятия не имела!

Я неловко рассмеялась, чтобы скрыть свое потрясение и ужас. Впервые в жизни я была рада, что разговоры о травме предельно откровенны, и мы смогли уйти от проблемы подростковых гормонов.

Тогда я пересказала Стиву отрепетированный тридцатисекундный вариант истории насилия и безразличия, пережитого в детстве. Он мне посочувствовал и сказал, что даже не догадывался о таком. Я рассказала ему о встрече с учителями – никто из них даже не подозревал, что я и практически все остальные ученики подвергались насилию. Они считали, что наша главная проблема – стресс из-за желания получать отличные оценки.

– Мне просто нужно было узнать, правда ли это? Могу поклясться, я знала, что многих других детей тоже избивают. Я хотела проверить свои воспоминания – прости, если я ошибалась…

Стив горько рассмеялся.

– Конечно, наши учителя не знали! – с горечью сказал он. – Никто не рассказывал им, что происходит дома!

Я напряглась.

– Да. Всех нас били. Ну, не всех, но я знаю МНОЖЕСТВО тех, кого били. Да. А иначе почему мы все так переживали из-за отличных оценок?

– ЗНАЧИТ, Я ПРАВА? – вскрикнула я. – Спасибо! Я именно так и думала! Спасибо!

– Даже те, кто сейчас вполне счастлив, у кого отличные отношения с родителями в соцсетях… всех их били. Конечно, всех по-разному. Меня били кулаками и щеткой для пыли. Других тапочками, палками, мелкими предметами.

Стив рассказал, что в нашем квартале было немало богатых детей, но не у всех жизнь была сладкой. Мы оба помнили, как играли в домах наших приятелей на трейлерной стоянке. Ему приходилось носить с собой ключи и возвращаться домой в одиночку, потому что родители до ночи работали в ресторанах.

В детали Стив не вдавался, но сказал, что родители часто его колотили, чаще всего из-за оценок, особенно по математике. Когда мы получали четверки у одного и того же учителя математики, родители нас били. Стив постоянно всего боялся – если оценки были не отличными, ему доставалось дома. Перестали его избивать, лишь когда ему исполнилось тринадцать и он сумел дать сдачи – родители начали его бояться. И тогда он, как и я, стал пропускать уроки. Отношения с родителями у него по-прежнему напряженные. Когда мама начинает его пилить, он выходит из себя и кричит на нее.

– Это было не только с китайцами. И с вьетнамцами, и с тайваньцами, и с корейцами…

Стив перечислил несколько имен, и многие меня