Веймар 1918—1933: история первой немецкой демократии - Генрих Август Винклер

до 1932 г. Скомпрометированного министра внутренних дел Вольфганга Гейне заменил Карл Северинг, бывший комиссар рейха и Пруссии в беспокойной рейнско-вестфальской индустриальной области. Министр финансов Альберт Сюдекум, относившийся, как и Гейне, к крайне правому крылу СДПГ, который в мартовские дни пошел вместе с Хиршем на прямые контакты с путчистами, очистил свое место в пользу «левого» Германа Людемана.

Новых политиков от их предшественников отличали прежде всего целеустремленность и энергия. Эти свойства им были необходимы, чтобы наверстать упущенное за полтора года, прошедшие с момента свержения монархии. В марте 1920 г. только прусские обер-президенты[17] почти все без исключения были членами веймарских партий; из регирунгспрезидентов[18] две трети, а из ландратов — даже свыше девяти десятых были чиновниками еще кайзеровского времени. Во время путча наблюдалось четкое различие между востоком и западом в вопросе лояльности правительству: на западе Пруссии почти все ладраты, даже если иногда и под давлением рабочих, сохранили свою верность конституционному правительству; в Восточной Пруссии, Померании, Бранденбурге и в пограничной области Позен-Вестпройсен почти пятая часть ландратов признала правительство Каппа, сделав об этом личные заявления.

Северинг начал проводить давно назревшую демократизацию прусской администрации с увольнения виновных. Из одиннадцати обер-президентов своих должностей лишились трое, из 33 регирунгспрезидентов — также трое, а из 480 ландратов — 88, которые почти все были из восточных провинций. К числу уволенных обер-президентов относился также социал-демократ Август Винниг, который в зоне своей компетенции в Восточной Пруссии задолго до путча наладил связи с радикальными, националистически настроенными правыми, а 13 марта вместе с командующим военными силами округа, генералом фон Эсторффом, заявил о своей поддержке «нового правительства». Следом в отставку был отправлен социал-демократ и обер-президент Силезии Эрнст Филипп, а также его партийный товарищ и полицай-президент Бреслау Фридрих Фойгт — оба по причине недостаточно энергично организованного сопротивления контрреволюционным действиям, осуществлявшимся до 13 марта. Берлинский коллега Фойгта Евгений Эрнст, тоже социал-демократ, должен был уйти со своего поста, поскольку он, с разрешения Гейне, во время путча продолжал отправлять свою должность.

Освободившиеся места заняли люди, в чьей готовности решительно встать на защиту республики Северинг не сомневался. Новый министр внутренних дел целенаправленно назначал членов веймарских партий и не в последнюю очередь своих собственных товарищей по СДПГ, на ключевые позиции во вверенном ему ведомстве, в том числе в полицейские управления больших городов. На упрек в том, что он вводит новый тип должностного лица — чиновника с членским партийным билетом — Северинг мог спокойно ответить: именно путч Каппа — Лютвица продемонстрировал, что прежнее чиновничество никоим образом не является стойким приверженцем республики{116}.

Полную противоположность Пруссии представляла Бавария. В то время как самая большая из немецких федеральных земель после путча Каппа — Лютвица стала республиканской, вторая по величине земля пережила в марте 1920 г. антиреспубликанский поворот. 14 марта в Мюнхене произошел своего рода баварский вариант путча. По согласованию с монархическими политиками — такими как командующий баварской гражданской самообороной форстрат[19] Эшерих, верхнебаварский регирунспрезидент Риттер фон Кар и мюнхенский полицай-президент Пёнер — командир IV группы рейхсвера генерал Риттер фон Мёль потребовал от министра-президента Баварии социал-демократа Гофмана передать ему исполнительную власть в интересах поддержания спокойствия и порядка. Баварское коалиционное правительство меньшинства в составе представителей СДПГ, Баварского крестьянского союза и беспартийных, в отношении которого БФП и ДДП проводили так называемую политику толерантности[20], подчинилось требованию генерала. Гофман, высказавшийся против, подал в отставку. 16 марта ландтаг большинством в один голос выбрал новым министром-президентом Баварии Густава фон Кара. В новое правительство вошли политики от БФП, Баварского крестьянского союза и ДДП. Социал-демократы перешли в оппозицию и оставались в ней до конца Веймарской республики. Бавария таким образом получила возможность превратиться в некую «ячейку правого порядка» — оплот всех сил, только и стремившихся к тому, чтобы как можно скорее и самым основательным образом устранить ненавистную республику{117}.

Преобразование правительств рейха, Пруссии и Баварии еще не завершило главу, начатую путчем Каппа — Лютвица. Кровавая точка была поставлена на Руре. Когда рейхсканцлер Бауэр пообещал 22 марта в ходе переговоров с профсоюзами, СДПГ и НСДПГ, что вооруженные рабочие, прежде всего в Рурской области, не подвергнутся нападению, его партнеры по переговорам не знали, что он обещал это от своего собственного имени, а не от имени правительства. И даже если бы все министры согласились с его точкой зрения, тем не менее было ясно, что правительство рейха не могло оставить эту промышленную область под контролем Красной армии Рура. С того момента как законное правительство снова находилось у власти, «красное» господство над Руром представляло собой, с правовой точки зрения, восстание против конституционной власти. Обещание Бауэра могло таким образом значить только то, что Берлин сначала попытается решить конфликт мирным путем, но в случае, если эта попытка потерпит неудачу, последует применение силы.

На пике вооруженной борьбы с путчистами Красная армия Рура насчитывала в своих рядах по меньшей мере 50 000 вооруженных рабочих. Из организованных рабочих чуть больше половины входили в Свободные профсоюзы, значительное меньшинство относилось к синдикалистскому Свободному рабочему союзу (Фрайе Арбайтер-Унион). Что касается их членства в политических партиях, то на первом месте с 60 % лидировала НСДПГ, за которой следовали КПГ с 30 % и СДПГ с 10 %. Когда противники характеризовали бойцов Красной армии Рура как «спартаковцев», это было пропагандистским трюком. Красная армия Рура выступала вооруженным крылом массового пролетарского движения, самого большого из когда-либо наблюдавшихся в Германии и далеко выходившего за пределы группы приверженцев КПГ.

Красная армия Рура заняла ратуши и тюрьмы, она проводила реквизиции автомашин, скота и продуктов питания у частных собственников в городе и деревне, подчинила буржуазную прессу «красной» цензуре. У рабочих повстанцев не было единого центра командования. Центральный совет в Эссене не мог добиться распространения своего влияния на всю Рурскую область; относительно умеренный центр в Хагене был независим от него, также как и особенно радикальный, контролируемый синдикалистами исполнительный совет Мюльхайма. Эти советы, в свою очередь, не могли осуществлять никакого контроля над Дуйсбургом, где 26 марта к власти пришли анархисты, от которых в скором времени дистанцировались также и коммунисты. В целом восточная и южная части Рурского района, в которой экономически доминировала металлообрабатывающая промышленность, а политически — НСДПГ, были менее радикальны, чем горнодобывающие области «дикого Запада», цитадели синдикалистов и левых коммунистов{118}.

Политические различия внутри повстанческого рабочего движения представляли определенный шанс правительству в Берлине, которое могло попытаться вогнать клин между умеренными и радикальными силами. 21 марта в Рурскую область отправились рейхсминистр почт Гисберте от Центра