Особый отдел и пепел ковчега - Юрий Брайдер

— Вот только не надо бросать на меня магнетические взгляды! — немедленно отреагировал тот. — Ну прямо в затычку превратили! И в дурдом меня, и к сумасбродной бабе... А я, между прочим, имею другую специализацию.

— Нужда всему научит. — Похоже, Людочка уже загорелась своей идеей. — Ты ведь слышал, что маленький сын Халявкиной, которого она по каким-то причинам избегает уже пятый год, находится в пансионате. Явишься к ней и скажешь, что ты и есть тот самый сынок, сбежавший из опостылевшего пансионата. Дескать, прошу любить и жаловать. Глядишь, материнское сердце и растает!

— Материнское сердце, скорее всего, подскажет ей, что я самозванец, — возразил Ваня. — Да и не похож я на Халявкину. Ни цветом глаз, ни мастью.

— Голову мы тебе подстрижем под нуль, а в глаза вставим контактные линзы соответствующего оттенка.

— Чепуха! — продолжал упорствовать Ваня. — Сами знаете, что за пацана меня можно принять только при мимолетней встрече. Рано или поздно блеф раскроется... Что мне, спрашивается, делать, если Халявкина вздумает искупать меня в ванной или на радостях уложит с собой в постельку? Нет, этот номер не пройдёт! Лично я предложил бы другой вариант, — он с заговорщицким видом подмигнул Людочке, — голову даю на отсечение, что эта оторва обожает однополую любовь. Тогда тебе, подруга, и карты в руки! Ни одна лесбиянка не устоит перед твоим очарованием.

— Дурак! — Людочка с трудом удержалась от более резкого выражения. — У лесбиянок не бывает такого количества гетеросексуальных связей. Лучше сразу признайся, что струсил.

— Если после этого ты отвяжешься, охотно признаюсь! — Ваня, не сходя с места, изобразил какое-то замысловатое танцевальное коленце.

Тогда Людочка сняла с себя хасидский амулет и повесила его на шею Цимбаларю.

— Все надежды только на тебя, — сказала она, глядя товарищу прямо в глаза. — Ты должен любыми средствами заслужить благосклонность Халявкиной.

— Неужели я похож на альфонса? — нахмурился тот.

— Если не считать ныне отсутствующего язвенника Кондакова, ты наиболее подходящая кандидатура на эту роль, — ответила Людочка. — Кроме того, существует гораздо более благозвучный термин — жиголо. То есть спутник состоятельной дамы.

— Состоятельные дамы предпочитают спутников совсем другого сорта, — возразил Цимбаларь.

— Не надо прибедняться! Ты, конечно, не Нарцисс, но определённый шарм имеешь. Что-то вроде молодого Бельмондо, когда тот вынужден был зарабатывать себе на жизнь мытьём посуды.

— Спасибо, похвалила, — буркнул Цимбаларь, однако амулета не снял.

В этот момент дверь распахнулась и на пороге кабинета появился Кондаков, ещё бледный, но улыбающийся.

— Вы что, сбежали? — ахнула Людочка.

— Никак нет, отпущен под свою ответственность, — радостно сообщил он. — Даже расписку лечащему врачу оставил. Сами подумайте, ну что мне там делать, если капельницу и уколы уже отменили? Глотать таблетки я могу и за стенами больницы.

— Это надо обязательно отметить! — потирая руки, предложил Ваня.

— Могу хоть сейчас. — Кондаков достал из кармана аптечный пузырёк, наполненный густой, тёмной жидкостью. — Облепиховое масло. Должен пить его три раза в день, желательно перед приёмом пищи.

— Да вы все как сговорились! — в сердцах воскликнул Ваня. — Один перешёл на одеколон, второй на облепиховое масло, третья вообще выпивки гнушается. С кем же мне теперь прикажете квасить? С полковником Горемыкиным?

— Почему бы и нет? — пожал плечами Цимбаларь. — Ты ведь ему ещё не предлагал. Рискни.

— Вместо того чтобы пикироваться, вы бы лучше ввели меня в курс дела, — с упрёком произнёс Кондаков. — Так по работе соскучился, что аж внутри свербит.

— Если это твоя язва свербит или, скажем, геморрой, ты лучше обратно в больницу топай, — посоветовал злоехидный Ваня. — Как-нибудь и сами справимся.

— Типун тебе на язык! — Кондаков погрозил ему пальцем. — Вы, может, и сами справитесь, но не раньше, чем до новых веников. Я, между прочим, недавно одну литературную шараду решил, тем самым сэкономив вам драгоценное время. Вот Людмила Савельевна не даст соврать.

— Действительно, — охотно подтвердила Людочка. — Только благодаря Петру Фомичу мы ищем сейчас не какую-то абстрактную Сонечку, а вполне конкретную Саломею Давыдовну.

Спустя полчаса, когда Кондаков врубился в сложившуюся ситуацию настолько глубоко, что уже не путал графа Габриэля де Сент-Карбони с писателем Антуаном де Сент-Экзюпери, Цимбаларь сказал:

— Итак, мы с Ваней займёмся мадам Халявкиной. Сначала резко возьмем её на гоп-стоп, а потом аккуратненько — за жабры. Можете пожелать нам удачи.

— Ни пуха вам... — начала было Людочка, но Кондаков, поднабравшийся в больнице всяких хамских присказок, с жизнерадостной улыбочкой закончил:

— ...ни три пера!

Цимбаларь, слегка поморщившись, продолжал:

— А вы, коллеги, за это время постарайтесь найти ответы на некоторые весьма важные вопросы... Во-первых, куда делись большие деньги, которыми прежде ворочала Халявкина? Во-вторых, почему в материалах прокурорского расследования сказано, что при падении на кухне она ударилась головой именно об электроплиту, а, скажем, не о раковину? В-третьих, кто является отцом её сына и что собой представляет пансионат, где сейчас обитает мальчик? В-четвёртых, кто из мужчин был близок с Халявкиной непосредственно перед тем досадным происшествием и как сложилась его дальнейшая судьба? И в-пятых, почему она никогда не пользуется услугами постоянной прислуги, предпочитая переплачивать приходящей? Ну вот, пожалуй, и всё.

— Мне ясен ход твоих мыслей, — сказала Людочка. — Добыв исчерпывающие ответы на эти вопросы, мы, вполне возможно, решим свою главную задачу: где сейчас находится бетил. Или им по-прежнему владеет Халявкина, или он ушёл в другие руки, что лично мне кажется более вероятным.

— Надо бы поговорить с налоговиками и обэповцами, которые в своё время сталкивались с Халявкиной и её бизнесом, — предложил Кондаков, по-видимому, собиравшийся взять это дело на себя.

Однако у Людочки была своя точка зрения на проблемы, стоящие перед опергруппой.

— С кем надо, я поговорю сама. Слава богу, азы следственной работы знаю. А вы, Пётр Фомич, лучше подстрахуйте эту парочку. — Она кивнула на Цимбаларя и Ваню. — Халявкина штучка не простая. Её голыми руками не возьмёшь. Как бы нам не оказаться в неприятном положении.

Цимбаларь и Ваня решили велосипед не изобретать, а воспользоваться давно отработанным и практически безотказным приёмом, рассчитанным специально на женщин.

Целый день они выслеживали Халявкину, разъезжая за ней от бутика к бутику, от ресторана к фитнес-клубу, а оттуда опять к бутику. Но, учитывая особый статус заведений, которые посещала Саломея Давыдовна, подгадать удобный момент для проведения намеченной операции пока не удавалось.

Колеся таким манером по всей Москве, Цимбаларь одних штрафов за незаконную парковку заплатил чуть ли не на сотню долларов (свою принадлежность к правоохранительным органам он из конспиративных соображений, конечно же, не афишировал).

Вольготней всего приходилось Ване, который в костюме малолетнего бродяги дремал на заднем сиденье «Мицубиси» и жажду утолял только пивом. Кондаков парился в наглухо застёгнутом плаще, надетом поверх милицейского мундира. Питался он исключительно облепиховым маслом, от которого его губы приобрели ярко-оранжевый цвет.

Когда чересчур затянувшаяся езда вконец осточертела оперативникам, они решили форсировать события, что само по себе уже не могло считаться чистой работой. Дождавшись, когда Халявкина скроется в дверях очередного роскошного магазина, Цимбаларь сунул в замочную скважину её голубого «Ситроена» спичку, а сам занял неподалеку выгодную позицию, позволявшую наблюдать за развитием ситуации.

Халявкина, покинув магазин, попыталась открыть дверку машины, но с первого раза у нее это не получилось. Тогда, чтобы освободить руки, она положила пакет с покупками и сумочку на крышу «Ситроена».

Ваня, возникший как из-под земли, схватил сумочку и бросился наутёк. Спустя какое-то время, необходимое для того, чтобы Халявкина осознала горечь невозвратимой потери, путь воришке должен был преградить Цимбаларь, как бы случайно оказавшийся поблизости. Вернув сумочку хозяйке, он надеялся заслужить её благосклонность. По крайней мере, прежде этот приём осечек не давал.

Однако на сей раз всё сложилось не так, как было запланировано. Халявкина, сбросив туфли-шпильки и поддёрнув узкую юбку, бросилась за Ваней, словно голодная пантера за детенышем антилопы. В двадцать шагов догнав маленького бродяжку, она учинила безжалостную расправу, то швыряя его на мостовую, то за шиворот вздёргивая в воздух. Цимбаларь ничем не мог помочь другу, поскольку его вмешательство означало бы полный провал операции.