Особый отдел и пепел ковчега - Юрий Брайдер

— Акростих, — сказала Людочка. — Подождите немного...

Ждать пришлось минут пять, если не больше. Кондаков уже было подумал, что Людочка просто забыла о нём. но в мобильнике вновь раздался её голос, правда звучавший несколько странно.

— Я сейчас заглянула в справочник личных имён народов России, — сообщила она. — Оказывается, что имя Соня есть уменьшительная форма не только от Софьи, но и от Саломеи, и даже от. Соломонии... Большое спасибо, Пётр Фомич! Вы нам очень помогли.

— Да ладно, какие там ещё благодарности. — Ощущалось, что Кондаков очень доволен собой. — Всегда рад чем-нибудь помочь коллегам.

— Похоже, что Пётр Фомич утёр нам нос, — сказала Людочка Цимбаларю. — Ищи в своём штатном расписании стюардессу Саломею. На сегодня это наша последняя надежда. Если и она не оправдается, завтра всё придётся начинать сначала.

— Да что её искать! — Цимбаларь почти без промедления ткнул указательным пальцем в список. — Халявкина Саломея Давыдовна, член ВЛКСМ, двадцати лет от роду, незамужняя, образование среднее специальное.

— Вот, значит, какую птичку имел в виду Уздечкин, — промолвила Людочка. — Далеко же она упорхнула. Считай, за облака...

— Странно, что столь юную особу выпустили на международные авиалинии, — заметил Цимбаларь. — Это ведь считалось не только честью, но и большой ответственностью. Сначала молодых стюардесс обкатывали на внутренних рейсах. Проверяли сноровку, благонадёжность и всё такое прочее.

— Свою благонадёжность она могла доказать кому-то и в частном порядке. Как говорится, не делом, так телом. Все вы кобели! И менты и авиаторы.

— Только не надо валить с больной головы на здоровую! — возмутился Цимбаларь. — Авиаторы всегда считались записными бабниками. Из-за радиации, присутствующей на больших высотах, у них в сорок лет наступает полная импотенция. Вот они и спешат воспользоваться моментом. Пока есть порох в пороховницах, бросаются на любую юбку. А нам, слава богу, спешить некуда. Мы и на пенсии мужики хоть куда.

— Рассказывай! Пьянство действует на вас куда губительней, чем радиация на летчиков, — отрезала Людочка. — Тем более они вам не ровня. Одеты с иголочки, чисто выбриты, пахнут дорогим одеколоном. Глядеть приятно! А ты завтра опять явишься на службу с опухшей рожей и мутными глазами. Про то, как от тебя будет пахнуть, вообще страшно представить. Какой-то спирто-дрожжевой завод...

— Назло тебе, завтра буду трезвым как стёклышко, — пообещал Цимбаларь. — Только сначала одолжи мне рублей сто на дорогой одеколон.

— Всё понятно. — Людочка со вздохом полезла в сумочку. — Вот тебе сто рублей на дорогой одеколон и десятка на плавленый сырок.

К десяти часам утра графологическая экспертиза подтвердила тождественность почерков, которым была написана автобиография Саломеи Халявкиной, взятая из аэрофлотовского архива, и почтовая открытка, посланная Уздечкину из Рима. Таким образом, личность курносой красотки, очаровавшей престарелого поэта, можно было считать установленной.

Впрочем, на маленькой пожелтевшей фотографии, найденной в том самом архиве, Сонечка-Саломея прелестницей отнюдь не казалась. Казённый ракурс «анфас» не позволял оценить обворожительную форму её носика, но оттопыренные уши, которые не могли скрыть даже кокетливые бантики и чересчур тонкие губы, сразу бросались в глаза. Однако, как известно, у поэтов свои собственный взгляд на мир, а в особенности на женскую красоту.

Без промедления заработала поисковая система, призванная собрать максимум сведений о лице, по какой-либо причине заинтересовавшем правоохранительные органы. При этом использовались не только общедоступные, но и закрытые источники информации, как, например, картотека Интерпола и донесения тайных осведомителей.

Фактов, заслуживающих пристального внимания, оказалось даже больше, чем ожидалось. Халявкина не делала особого секрета ни из своей личной жизни, ни из своей деятельности.

После кончины влюбчивого, но слабого здоровьем поэта Халявкина некоторое время продолжала работать в «Аэрофлоте», а затем, оставаясь советской гражданкой, превратилась в графиню де Сент-Карбони. Похоже, ей действительно привалило шальное счастье — замок в Нормандии, вилла на Лазурном Берегу, фамильные драгоценности, вышколенные лакеи, светские приёмы, верховые прогулки.

Благополучно схоронив дряхлого графа и отсудив у его наследников изрядную часть имущества, свежеиспечённая аристократка вернулась в новую Россию, быстро обросла связями и основала компанию «Саяны», по сути оказавшуюся одной из первых в стране финансовых пирамид.

Когда компания обанкротилась, пустив по ветру многомиллионные средства вкладчиков, графиня де Сент-Карбони, вновь превратившаяся в обычную гражданку Халявкину, ловко ушла от ответственности, целиком взвалив её на своих недальновидных компаньонов.

Потом последняя любовь советского поэта и французского графа торговала всем, чем придётся: и металлом, и недвижимостью, и лесом, и морепродуктами. Ни одна из основанных ею фирм не просуществовала более полугода, а большинство возникали из пустоты и обращались в тлен, как грибы-дождевики — за два-три дня.

Но Халявкина, словно заговорённая, всегда выходила сухой из воды.

Её блестящая, хотя и сомнительная карьера оборвалась года два назад, когда преуспевающую бизнес-леди нашли на собственной кухне в бессознательном состоянии и с рваной раной возле уха. На место происшествия выезжала бригада «Скорой помощи» и наряд милиции, но каких-либо заявлений от Халявкиной не поступало — ни устных, ни письменных. Со своими спасителями экс-графиня предпочитала изъясняться исключительно четырёхэтажным матом, сделавшим бы честь даже бывшему начальнику гарнизонной гауптвахты.

Прокуратура в порядке надзора провела собственное расследование, не давшее никаких конкретных результатов. В заключении говорилось, что пострадавшая, скорее всего, поскользнулась на мокром полу и при падении задела головой угол электроплиты. Сама Халявкина хранила молчание, не подтверждая, но и не опровергая эту версию. Однако с тех пор её имя исчезло из колонок скандальной хроники и отчетов Департамента финансовых расследований.

В новый брак Халявкина больше не вступала, хотя для услаждения души постоянно заводила кратковременные романы. Для услаждения тела она нанимала стриптизёров, отдавая предпочтение весьма популярному среди дам бальзаковского возраста ночному клубу «Красная шапочка».

В одном из престижных подмосковных пансионатов воспитывался её восьмилетний сын, которого мать никогда не навещала, ограничиваясь щедрым содержанием.

Имелись в поведении Халявкиной и другие странности. Так, например, она никогда не пользовалась услугами постоянных домработниц, кухарок и охранников, предпочитая приходящий персонал. Даже машину она водила сама.

В настоящее время Халявкина проживала в скромной трехкомнатной квартире возле метро «Сухаревская», по мере необходимости, но не реже двух раз в неделю приглашала к себе уборщиков из фирмы «Золушка» и поваров из ресторана выездного обслуживания «Грааль».

В деньгах она, похоже, не нуждалась, но особо не шиковала.

— Если сокровенные мечты офицера комендатуры воплотились в поэтическом творчестве, то коньком молодой стюардессы, надо полагать, стало накопительство, — сказал Цимбаларь, выглядевший сегодня как жених.

Ваня, брезгливо морща нос, добавил:

— Которое долгое время шло по восходящей, а потом, ни с того ни с сего, резко сорвалось в штопор... Ты что, на парфюмерной фабрике ночевал?

— Нет, — ответил Цимбаларь. — Вместо «мерзавчика» выпил на сон грядущий французский одеколон. Кстати, очень рекомендую. Незаменимое средство против гельминтов.

Людочка, выводившая на экран компьютера то одну, то другую фотографию Халявкиной, на которых оттопыренных ушей, наивных бантиков и даже вздёрнутого носика не было и в помине, а сияние карих глаз затмевал блеск бриллиантов, задумчиво произнесла:

— Ведь мы о ней почти ничего не знаем... Возможно, она спит на сундуках с драгоценными камнями и пользуется золотым унитазом, что и стало материализацией её заветной мечты. Вспомните историю о Скупом рыцаре. Счастье ему доставлял сам факт обладания сокровищами, а отнюдь не жизненные блага, которые те могли обеспечить... Конечно, мы будем собирать информацию о Халявкиной и дальше, но один из нас должен во что бы то ни стало завязать с ней близкие отношения. — Людочка почему-то покосилась на Ваню.

— Вот только не надо бросать на меня магнетические взгляды! — немедленно отреагировал тот. — Ну прямо в затычку превратили! И в дурдом меня, и к сумасбродной бабе... А я, между прочим, имею другую специализацию.

— Нужда всему научит. — Похоже, Людочка уже загорелась своей идеей. — Ты ведь слышал, что маленький сын Халявкиной, которого она по каким-то причинам избегает уже пятый год, находится в пансионате. Явишься к ней и скажешь, что ты и есть тот самый сынок, сбежавший из опостылевшего пансионата. Дескать, прошу любить и жаловать. Глядишь, материнское сердце и растает!