Холодное солнце - Анита Шивакумаран

насчет гипотезы доктора Бреннера, что Джентльмен – англофил? Конечно, не могло быть более приверженного англофила, чем министр-консерватор. Когда Голдблум касался темы «нас против них», он скорее относил Пателя к «нам», нежели к «ним». Пара англичан против индийских орд. Сержант вспомнил то нелепое чувство признательности, когда в нем признали англичанина, каковым он и был.

Так может, они близки к тому, чтобы увидеть в газетах имя серийного убийцы, известного как Джентльмен? Неужели министр Голдблум – потеющий, тучный, бледный, безутешный бывший королевский жополиз со слезящимися глазами – повинен в убийстве нескольких женщин?

Глава 24

Сырой зимний ветер колыхал красные занавески. Ману поежился и захлопнул окно. Кадамбри поерзала на диване, подтянула колени к груди. Мальчик молча стоял у двери и не собирался подходить ближе. Ману шагнул к дивану и склонился над лицом женщины. Почувствовал, как шевельнулись усы от ее дыхания. На ней была мужская рубаха навозного цвета, которая скрывала ее плоскую грудь, ниспадая до колен. Белая штанина пижамы чуть задралась, обнажив икру и кучерявые волоски небритых ног. Тем не менее Ману ощутил, как внутри него зарождается желание. Он резко выпрямился и рявкнул мальчику:

– Принеси чистую тряпку.

Когда женщине заткнули рот и усадили, она уже не возбуждала в Ману столь бурной реакции. Кадамбри стала приходить в себя, силясь поднять веки. Закашлялась и захлебнулась слюной, как будто у псины в глотке застряла кость. Волосы, еще недавно такие пышные, спутались. Столь желанная прежде, она совершенно утратила человеческий облик. Всего лишь бессловесное, забитое животное.

Наконец-то Кадамбри перестала кашлять и тряхнула головой, чтобы смахнуть волосы с лица. Руки были связаны у нее за спиной. Она сфокусировала взгляд, узнала его – и у нее округлились глаза. Журналистка согнулась пополам и снова захлебнулась кашлем.

Ману улыбнулся. В голове уже роились мысли на ее счет. Красивая, храбрая… Оскорбительная манера, в какой она одевала свое женское тело, как пренебрегала собственным полом, и все же, все же… в ней был потенциал. Да, он знал, как поступит с ней, хоть и не думал, что достигнет этого уровня очень скоро. Идеи так будоражили его, что хотелось с кем-нибудь обсудить их. Едва ли из мальчика мог получиться подходящий собеседник. Жена не заслуживала его внимания. Он посмотрел на Кадамбри, зареванную и трясущуюся. Возможно, женщина сама сможет оценить его помыслы. Можно ли надеяться, что она узрит и отчасти поймет его видение? Быть может, даже подкинет ему идею-другую… В конце концов, Кадамбри была умна, и в ее мерзком сознании тлела искра творчества.

Ману выдернул кляп.

– Вы? – выдохнула Кадамбри.

Что ж, она неглупа. Женщина узнала в нем того, кем он и был.

– Да, – подтвердил Ману, – это я.

В глазах Кадамбри читалось потрясение.

– Ты играешь на инструментах? – спросил он.

Она перевела взгляд на мальчика. Тот смотрел на нее, разинув рот. В ее глазах появился истерический блеск. Это его смутило. Ее внимание было рассеянно. Возможно, он переоценил ее…

– Ситар? Ви́на?

Ей потребовалось время, чтобы осмыслить вопрос, и она наконец-то сказала:

– Немного на гитаре.

Ману разочарованно поджал губы. Чего он, собственно, ожидал?.. Довольно разговоров с женщиной. Разоблачением своих мерзких повадок она лишь портит ему настроение.

Он потянулся за хлороформом и тряпкой.

– Отпустите меня, – проговорила она проникновенно и жалобно.

– Непременно, когда исполню задуманное.

Голос ее немного окреп:

– Чего вы хотите от меня?

– Мне кажется, куда уместнее спросить, чего ты хочешь от себя?

– То есть?

– Скажи, ты довольна собой? – Он брезгливо скривил губы. – Или предпочла бы преобразиться?

– О, боги, нет, – промолвила Кадамбри и снова задрожала.

– Ну, ну… Мы же так мило беседовали. Никому не нравится разговаривать со мной. А я так люблю поболтать…

– Прошу, отпустите меня. А я напишу о вас, и вы попадете на первые полосы. Но ваша личность останется в тайне.

Он отложил тряпку. Неплохая мысль. Она могла написать статью прямо сейчас и отправить в редакцию. К утру, когда материал опубликуют, он в любом случае преобразит ее. Ману был далек от идей честной игры.

– Хм… – протянул он – и заметил проблеск надежды в ее глазах.

С другой стороны, когда придет время, он откроется миру. А пока тот еще не готов принять его.

– Звучит соблазнительно, – произнес Ману. – Но…

Он поднялся, снова взял тряпку. Кадамбри в конце концов поддалась своей женской природе и завизжала, как торговка.

Мальчик шагнул к дивану и ударил ее наотмашь по щеке. Журналистка отвернула лицо и вжалась в спинку дивана. Мальчик хихикнул, довольный произведенным эффектом.

Ману усмехнулся и откупорил флакон с хлороформом. Смочил тряпку и приложил к лицу женщины. Выждал, пока та обмякнет. Мальчик помог ему аккуратно уложить ее на диване. Погладил распухшую, покрасневшую щеку.

– Все пройдет, прежде чем она умрет, – сказал Ману.

Мальчик кивнул. Он быстро приспосабливался к нарастающему темпу. Ману чувствовал, что и в нем назревают перемены. Мальчик обретал уверенность, проникался делом, пробуждал в Ману гордость. Но сейчас не время для восхвалений…

– Тот заповедник, где ты любишь бывать, – сказал он мальчику.

– Коди Мулле, папа. – Мальчик принялся перебирать волосы Кадамбри, как ребенком перебирал волосы спящей матери.

– Сколько времени займет дорога туда и обратно? На машине?

– Часа четыре.

Ману полез в карман.

– Твой друг возьмет тысячами?

Глава 25

Включив телефон, Патель увидел вал сообщений от Чандры. Прослушал последнее голосовое и вздохнул с облегчением. Чандра всего лишь спрашивала, куда он пропал. Ничего нового по розыскам. Он набрал текст: «Я на Гоа, нужно кое-что проверить. Объясню позже».

Рима назвала ему отель, где остановился Голдблум. Патель сел в такси без кондиционера и, пока доехал до нужного места, пропотел насквозь в своей плотной английской рубашке. Он и забыл, каким влажным и тяжелым бывает воздух на побережье.

Хмурого вида портье сообщил, что министр действительно регистрировался в отеле, но выехал, не пробыв и часа. В голове наперебой заголосили внутренние датчики. Патель позвонил Риме.

– Секретарша сказала, что Конкан был их излюбленным местом, его и бывшей жены, – сообщила Рима. – А он объяснил, почему так внезапно выезжает?

– Сказал, что к размещению претензий нет, просто у него изменились планы.

– На ум приходят две причины. О первой я не хочу даже думать, хоть это моя работа…

– Он отправился в Бангалор?

– Да.

– А вторая?

– Он заселился в тот же самый отель, что и всегда, просто по привычке. Но это, конечно, пробудило воспоминания о бывшей жене. Поэтому он съехал через час. Вполне безобидно.

– Я не