Холодное солнце - Анита Шивакумаран

– Мистер нехорошо. Девочка боится, он просит деньги назад. Она хорошо работает. Не виновата. Что думаете?

– Скажите, чтобы проваливала. Мне нужно увести его отсюда.

– Иди, – бросила мадам за портьеру, словно обращалась со скотиной.

Патель где-то читал об отличительных чертах склонных к убийствам психопатов. Там утверждалось, что очень часто их одолевало бессилие, когда доходило до межполовых связей. Впрочем, чтобы делать выводы об их гомосексуальных наклонностях, свидетельств и данных было недостаточно.

Он собрался с духом и сдвинул шторку. Голдблум – голый, обвислый зад, круглое брюхо. Каким бы достоинством он там ни обладал, сейчас оно сникло и не подавало признаков жизни. Он поднял на Пателя влажные, опустошенные глаза. Пьяный, страдальческий взгляд.

Министр, казалось, пребывал в прострации и не узнавал Пателя.

Девушка тем временем приводила себя в порядок перед зеркалом. Поправила платье в блестках, волосы в стиле Эми Уайнхаус, обновила тушь. Она была прекрасна.

– Фиранг не может. – Она брезгливо скривила ротик и помотала пальцем. – Я пытаюсь, но он… – Пожала плечами. – Koi faida nahi. – Затем обратила свой взор к Пателю. – Если хотите, я приду, ждите десять минут.

– О, нет, – ответил сержант.

В следующую секунду он осознал, что ведет себя неучтиво, отвергая девушку. «Да» было бы единственно правильным ответом, ибо кто мог отказаться от такого великолепия? А с британскими фунтами в кармане он был богатым человеком.

– Нет, – повторил Патель, как будто самому себе.

Мадам пожала плечами.

– Берите его. Идите.

Пателю пришлось повторить трижды, прежде чем Голдблум наконец отреагировал. Затем, к его облегчению, поднялся.

– Надеюсь, вы не держите здесь несовершеннолетних? – спросил сержант, дожидаясь, пока Голдблум оденется.

Лицо мадам озарилось благонравной улыбкой.

– О, нет, не меньше пятнадцати лет. Эта девушка очень хорошая, уже почти шестнадцать.

По прибытии в отель они поднялись в номер Голдблума. Патель взял его ключ-карту; министр тащился за ним. Было в этом что-то дикое, граничащее с фарсом. Он, простой сержант, вынужден выволакивать министра иностранных дел из борделя в трущобах Гоа, пьяного, обкуренного до животного состояния.

От злости у Пателя тряслись руки, и он никак не мог попасть ключ-картой в прорезь. Тяжелый, влажный зной Гоа распалял еще сильнее, и Патель материл весь белый свет. Когда наконец загорелся зеленый светодиод, он замолчал и толкнул дверь.

Затем прошел прямиком в ванную и сунул голову под холодный душ. Нужно было в буквальном смысле с холодной головой подойти к разрешению ситуации, разобраться с пьяным в стельку, обкуренным до скотского состояния стереотипным политиком, каковым оказался Голдблум. Ко всему прочему, еще и педофилом.

Патель услышал, как Голдблум рухнул на диван. Из комнаты донесся его голос:

– Не посмотрите, в холодильнике есть виски?

Патель вышел из ванной, вода еще стекала по его шее. Номер был втрое просторнее его собственного, а на кровати могли свободно улечься четверо. Голдблум сидел на диване, развалившись в обе стороны, заполнив собой все свободное место.

– Вы пойманы с поличным, приятель, – объявил Патель. – Лучше бы вам протрезветь и ответить на пару вопросов.

Голдблум таращился на него, как золотая рыбка. Не особенно удивленный, но раздражающе самодовольный.

Патель шагнул к дивану, ухватил министра за плечи и поволок в ванную, кряхтя от натуги. Впихнул Голдблума в душевую кабину, открыл кран.

Холодная вода ударила Голдблуму в лицо. Он давился, захлебывался и пыхтел, однако не сопротивлялся. Его шмотье с Сэвил-роу пропитывалось водой. Через какое-то время в выражении лица министра появились признаки жизни. Голдблум разделся, встал под душ, намылился. Патель оставил его одного, но встал у двери, стараясь держать гнев в узде.

Голдблум вытерся насухо, облачился в пахнущий жасмином халат и вновь занял середину дивана.

– Полагаю, вы узнали, что я был Бангалоре в ночь убийства, – проговорил он вновь тем чеканным голосом, какой запомнился Пателю с их встречи в аэропорту.

Сержант кивнул.

– Объяснитесь?

– Да, конечно. Хоть это и не укрепит мою репутацию крепкого парня. И наверняка подорвет впечатление истинно английской выдержки, какое я производил после развода, как бы уверенно ни справлялся с этим, с каким цивилизованным…

– Мне до жопы ваша репутация, – прервал его Патель. – Отвечайте на вопрос.

– Следите за языком, молодой человек, – сказал Голдблум.

Сержант не верил своим глазам. Министр доковылял до холодильника, достал бутылку виски, налил в два стакана. Вернувшись на диван, глотнул виски, почесал подбородок, вздохнул и начал по новой:

– А факт в том, что одиночество меня убивало, я отчаянно тосковал по Сабе. Могло показаться, что я в порядке, но это было не так. Я очень тяжело переживал расставание. А потом она так скоро сошлась с этим теннисистом… С таким молодым… И обручилась с ним. И, что хуже всего, она выглядела счастливой. Нет, мы не общались. Я следил за ее жизнью в газетах, в «Твиттере», в «Фейсбуке». Стыдно признаваться, но я создал фейковый аккаунт под именем одной ее знакомой в Лондоне. Знакомая связана с королевской семьей, так что Саба не проигнорировала бы такую заявку. Я скачал фотографию из интернета. Конечно, у нее уже был аккаунт, поэтому я просто изменил одну букву в фамилии. – Казалось, Голдблум был доволен своей изобретательностью.

– Что за имя? – спросил Патель, доставая блокнот и ручку.

– Таллула Спенсер, – ответил Голдблум. – Я написал через «э». Саба так и не заметила.

Патель записал имя.

– Я следил за каждым ее шагом. Проверял ее страницы в «Фейсбуке» и «Твиттере» за завтраком, обедом и ужином и еще раз перед сном. И заодно страницу ее жениха. – Голдблум как будто сплюнул на последнем слове. – Таким образом я держал себя в узде и даже гордился тем, что могу этим ограничиться. Господи, это было ужасно… Я стал больше есть, чтобы подольше просиживать на их страницах и быть в курсе, если в это время кто-то из них обновит статус или опубликует очередной пост. Тогда-то и пошли слухи о моем здоровье. Просто потому, что я немного запыхался, поднимаясь по ступеням в Вестминстер, а рядом ошивался этот журналист из «Сан», будь он…

– Ближе к делу, – перебил Патель.

– Двадцать третьего я был в Дели. Сама мысль, что она так близко, в Бангалоре, а я ничего не могу сделать, сводила меня с ума. Я знал по «Твиттеру», что Саба участвовала в каком-то благотворительном приеме под эгидой местного политикана. И в своем статусе в «Фейсбуке» писала, как она запиналась, пока вела викторину для знаменитостей. А еще через несколько часов опубликовала фото криво припаркованной машины у своего дома. Между тем Фредди у себя на странице поместил селфи