Потрясение - Лидия Юкнавич

Лиза, аксолотли умеют дышать четырьмя разными способами. Должна признать, меня пленил этот факт.

Теперь уже два существа, что находились перед моими глазами, пленяли мое воображение – смекалистый маленький зверек, извивавшийся у меня на ладони, и черноволосая девочка, читавшая мне познавательную лекцию. Как ей удалось всецело захватить мое внимание?

Я снова посмотрела на аксолотля, корчившегося на ладони. Его кожа имела розоватый оттенок, глаза были маленькими, черными, веки отсутствовали, а по обе стороны от головы веером расходились перистые внешние жабры. Существо выглядело совсем не аппетитным. Но эта девочка спасла от облавы единственную семью, которая у меня когда-либо была. Я была ей всем обязана. И я взяла аксолотля за хвост, закрыла глаза, про себя помолилась, чтобы меня не стошнило, и прошептала: «Мои тебе извинения и благодарность, маленький зверь». Потом произнесла импровизированный тост – «Матери океанов!» – и проглотила зверюшку целиком.

Лиза, должно быть, видела сомнение на моем лице, когда я глотала аксолотля. – Все будет хорошо, – успокоила меня она. – Я спросила у нее разрешения. Животные начинают оправляться от всего, что мы им причинили, но мы должны научиться иначе вести себя в своем теле. Сглотни и дыши через нос, чтобы вернуть себе тело и пересечь границу времени. Теперь ты можешь вернуть себе свою ногу, Лилли и своего сына.

Я подумала о ногах. Представила лилии. Своего сына – она снова сказала «сына». Может, я не так ее поняла? Может, она сказала не «сын», а «сон»? Если она поможет мне отвезти этих детей в безопасное место, подумала я, я буду счастлива оказаться где угодно.

Я напряглась изо всех сил, стараясь не думать о вкусе аксолотля; вместо этого представила вкус яиц. Словно само это слово поселилось у меня внутри.

Четвертая этнографическая заметка

Как многим другим – их было около семидесяти пяти тысяч – после войны моему отцу пообещали гражданство. Долгие годы после возвращения он строил ранчо, а потом на нем работал. Однажды его соседи собрали секретный совет и тайно проголосовали. Пришли к его дому и постучали в дверь. Моя мать пригласила их войти, хотя выглядели они смущенно. В конце концов стало ясно почему: соседи хотели, чтобы отец уехал.

До того, как у него появилась эта земля, он был вакеро[22] у богатого хозяина ранчо в соседнем округе. У него сложились хорошие отношения с богатым белым хозяином; к нему отец и обратился за помощью и советом. Тот посоветовал пойти в суд, и отец так и сделал; судья дал делу ход, но судопроизводство затянулось на несколько лет. Поговаривали, что некоторые дела в Управлении инспектора по общим претензиям длились по полвека; столько же времени занимало оформление разрешения на суд. Пытаясь отстоять свои права, отец потерял все деньги и ранчо. А ведь эти права гарантировал ему так называемый закон. Правительство. После этого у матери случился инсульт, а может, она просто потеряла волю к жизни, я точно не знаю. Пришлось ей устроиться на работу служанкой, а может, она просто хотела угробить себя работой. Лишившись всего, отец пошел в шахты, занялся опасным трудом. Продержался два года – два года голода и изнурительного труда.

Никогда не забуду тот день, один из последних на отцовском ранчо. Отец скакал на лошади, пытался загнать отбившегося от стада теленка. Мать вытирала посуду у окна на кухне, улыбалась, напевала что-то себе под нос. Братья работали в амбаре, небось гребли сено или навоз. А я сидел за столом на кухне и ел яйцо вкрутую. Я был тогда совсем маленький, что я мог знать, но на миг все происходящее показалось мне настоящим. Понимаете, о чем я? Мне казалось, что мы могли быть семьей – отец, мать, сын, братья, смеющиеся и подтрунивающие друг над другом в амбаре, – мы были живые, мы жили, и рядом с нами были наши животные и наша земля. Казалось, это так просто. Как сон, в котором может очутиться любой и просто… остаться там.

Это яйцо я вспоминал всю жизнь.

Портал

Пятый перекресток

Подобно приливам и отливам, мы приближались к ней и отдалялись от нее по воде.

На остров и с острова, на остров и с острова – мы приплывали и уплывали, а она постепенно вырастала из воды пред нашими глазами. Постамент оказался слишком широким для лесов, и когда мы возвели железный каркас, некоторые из нас спускались на веревках и повисали внутри, соединяя части ее тела. Эндора была искусной клепальщицей. Дэвид безупречно выполнял самую тонкую работу. Я умело орудовал молотком на самых сложных участках – носу, глазах, ушах. Как рой людей-муравьев, мы облепляли паровые краны и мачты, группировались и перегруппировывались, собирая ее тело из частей.

Мы работали, затаив дыхание и благословляя все, к чему прикасались, и все, что строили. Каждый день и каждую ночь благословения, произнесенные на разных языках, слетали с наших разных губ и вырывались из наших разных тел, лепестками осыпаясь на землю, на медную оболочку статуи и на воду. Иногда мы благословляли наших близких: пусть моя мать или бабушка переживут эту ночь. Пусть муж мой будет в безопасности. Пусть моим братьям и сестре хватит пищи. Пусть этот мальчик или эта девочка выживут в плену. Другие молитвы касались материалов, инструментов, веревок и шкивов или природных стихий, окружавших и овевавших нас: пусть это дерево и гипс выдержат нас и вознесут наш труд к небесам. Пусть этот паровой кран сдвинет ее могучую шею и плечи в ритме нашего труда. Пусть гроза пройдет мимо и никто не пострадает. А некоторые благословения были неполными, непродуманными и обрывочными: пусть никто никогда не узнает о моих страхах и моих тайнах; пусть моих родных не депортируют; пусть желания, крепнущие в моем теле, никогда у меня не отнимут. Пусть клубы опиумного дыма притупят наши страдания; пусть смех пышногрудой женщины поможет мне вздохнуть полной грудью; пусть томление в низу живота, где бурлит мое желание, встретит желание равной мощи; пусть моя похоть будет удовлетворена без наказания и стыда.

За трудом всегда скрывался голод.

Мы все отличались друг от друга – женщины, мужчины, люди, дети. Нами руководили телесные нужды – нужда в пище, крове, сексе, труде, защите наших тел. Мы – единое тело – стремились заработать, потому что деньги были единственным способом раздобыть все, в чем мы нуждались: