Этюды о Галилее - Александр Владимирович Койре

к Земле. Либо воздух у поверхности Земли, перемешиваясь с материей земли и воды, приобщается к той же природе, что и Земля, либо движение воздуха – это приобретенное движение, в котором он участвует без какого-либо сопротивления вследствие смежности и постоянного движения Земли <…> По этой причине воздух, находящийся наиболее близко к земной поверхности, кажется покоящимся, так же как и то, что повисло в нем, если только ветер или какая-то иная сила, как это часто бывает, не болтает его в разные стороны.

Что касается падающих и восходящих тел, то мы согласимся с тем, что их движение должно быть двойным по отношению к миру и, как правило, составлено из прямолинейного и кругового движений409, поскольку вещи, которые тянет вниз собственный вес, наиболее землистые; а части, несомненно, имеют ту же природу, что и целое. И по той же причине то же происходит с предметами, увлекаемыми вверх огненной силой. Действительно, земной огонь главным образом питает земля: недаром говорят, что пламя есть не что иное, как пылающий дым…

Ответ Коперника – довольно веский, если представить его как аргумент ad hominem, – сам по себе более чем слабый. В самом деле, как можно признать, что если круговое движение с запада на восток является естественным для всех земных тел, то эта естественная склонность, приводящая их в движение (и, безусловно, объясняющая, почему облака, воздух, птицы или тела при падении или метании следуют за движением земного шара, а не «стоят на месте»), никоим образом не препятствует в их движении с востока на запад? Тяжелые тела естественным образом движутся вниз. По этой причине крайне сложно заставить их двигаться вверх; если бы земные тела естественным образом двигались слева направо, было бы практически невозможно заставить их двигаться влево.

За аргументом Коперника уже присутствует, так сказать, в зародышевой форме новая идея, которая будет развиваться впоследствии. В рассуждении Коперника законы «небесной механики» применяются к земным явлениям: деление Космоса на подлунную и надлунную области также имплицитно устраняется. Кроме того, это рассуждение предлагает нам объяснение того, почему тела «не остаются позади» – почему мы видим, что тяжести, свободно падая, движутся вдоль вертикальной линии и приземляются у подножия башни, с которой их сбросили. Это объяснение он выводит из того, что тела участвуют в движении Земли410.

Что требуется изменить в рассуждении Коперника, чтобы превратить его из абсурдного в приемлемое? – много всего: следует заменить мифическое объяснение об участии тяжелых тел в движении Земли (участии в «природе» Земли) физическим объяснением или, точнее, механическим: необходимо сделать явными идеи, которые подразумеваются в рассуждении, в частности то, что для группы тел, приведенных в одно движение, это движение – в котором они все участвуют – можно не учитывать; иными словами, нужно разработать понятие физической системы и признать не только оптическую относительность (как это делает Коперник), но и физическую относительность движения. Однако, чтобы довести это до конца, нужно избавиться от аристотелевской идеи движения и заменить ее на иную, что, в свою очередь, означает избавление от аристотелевской философии в пользу иной философии. Ибо, как впоследствии будет видно со все большей ясностью, в продолжение всего этого спора речь идет не просто о научной, но о философской проблеме.

2. Бруно

Разработка понятия физической системы была задачей Бруно. Труд, безусловно, неоднородный, беспорядочный, даже весьма запутанный и «подпорченный» – с научной точки зрения, которой мы сейчас придерживаемся, – анимизмом, пронизывающим изложенные в нем мысли. И тем не менее эти неясные и запутанные мысли сыграли огромную роль в истории науки411. Эта роль была позитивной, поскольку, по гениальному наитию, Бруно постиг инфинитизм новой астрономии. Так, он с невероятной смелостью противопоставляет средневековому представлению об упорядоченном и конечном Космосе свою собственную идею бесконечной Вселенной. Его идеи также сыграли и негативную роль, поскольку, связывая свои метафизические и космологические тезисы (о множественности миров и даже об иных населенных мирах) с астрономическими и, стало быть, с положениями новой физики, Бруно сделал их взаимозависимыми в глазах Церкви, став, таким образом, скрытой, но все же действительной причиной осуждения Коперника и Галилея412.

В своей защите коперниканской астрономии Бруно встречает физические возражения, с которыми уже сталкивался Коперник. Чтобы ответить на них, он, разумеется, развивает идеи, намеченные его учителем. Но, развивая их, он их видоизменяет, при этом весьма изобретательно используя физику импетуса.

Против предположения о движении Земли последователи Аристотеля выдвигают аргументы, связанные с ветром, облаками и птицами. Бруно отвечает им, что так как воздух у поверхности Земли следует за ее движением, то движение ветров, облаков и птиц происходит таким же образом, как и в неподвижном воздухе. Что касается аргумента о вертикальном падении, он тем самым виртуозно разрешается413:

Из того, как вы ответили на аргумент, извлекаемый из движения ветра и облаков, – пишет Бруно, – также вытекает ответ на другой аргумент, который Аристотель приводит во второй книге трактата «О небе»414, где он говорит, что было бы невозможно, чтобы брошенный вверх камень мог вернуться вниз вдоль той же линии, но очень быстрое движение Земли с необходимостью оставляло бы его далеко позади, на западе.

Этот знаменитый аргумент, по мнению Бруно, совершенно ничего не стоит, так как он не берет в расчет чрезвычайно важное обстоятельство – тот факт, что рассматриваемый опыт (подбрасывание камня вверх) происходит на Земле.

Из этого следует, что необходимо, чтобы с ее [Земли] движением менялось всякое соотношение между прямизной и кривизной415.