Герой туманной долины - Пола Гарнет

— Ты делаешь так же? — усмехнулась Делла, склонившись к самому уху Шеннона и почти перевернув ведерко с попкорном. От ее теплого дыхания на его щеке по рукам побежали мурашки.

— Не пробовал, — улыбнулся он, краснея. — Думаешь, стоит?

— Если останешься без работы — приходи в театр, мы для тебя что-нибудь придумаем.

— Буду носить Челси кофе по утрам? — хмыкнул Шеннон.

— Скорее уж черный чай с тремя ложками сахара, — поправила его девушка, шутейно толкнув локтем.

Шеннон зажмурился, тепло улыбаясь и раздосадованному герою на экране, который выглядел комично, и самому себе. Он ловил каждое прикосновение Деллы — безболезненное и теплое, дарующее ему покой и легкость, — и чаще пытался ненароком задеть ее кончиками пальцев или плечом. Она, конечно, все понимала, но подыгрывала, пряча довольную улыбку в те редкие моменты, когда хандра не съедала ее с головой. В очень редкие моменты.

— Слова — то общее, что у нас есть, какими бы разными мы ни были, — вещал с экрана профессор, поправляя на переносице очки. — Они — то, что мы должны сберечь любой ценой.

Шеннон вздрогнул то ли от сказанного, то ли от касания Деллы, которая вдруг крепко стиснула его руку, покоящуюся на подлокотнике кресла. Их пальцы переплелись сами собой.

— Слышал? — вновь шепнула она, подавшись к нему. — Ты все делаешь правильно.

— Я сюда пришел смеяться, а не думать о том, о чем думать устал, — отшутился Шеннон, замечая, что говорить и о словах, и о писательстве с каждым днем становится все проще.

— Все самое важное найдет тебя, где бы ты ни был, — подмигнула Делла, возвращаясь на место и снова погружаясь в фильм, а Шеннон не стал сдерживать секундный порыв и прижал руку девушки, все еще обхваченную его пальцами, к своим губам — аккуратно, мягко, едва касаясь теплой кожи, пахнущей карамельным попкорном.

Он смущенно закрыл глаза в минуту, когда Делла повернулась к нему, и так же осторожно и медленно, как подносил к губам, вернул ее руку на подлокотник.

Шеннон не повернулся, не взглянул на девушку — сидел смирно, прожигая взглядом экран и радуясь, что в полумраке зала не видно отплясывающего на лице смущения. Он замечал краем глаза, как Делла смотрит на него, надеялся, что она улыбается, не злится, а девушка лишь придвинулась ближе и положила голову ему на плечо. Нерешительно и так осторожно, словно Шеннон был фарфоровой фигуркой, которая от слишком сильного прикосновения могла разбиться.

— Наверное, людям нужно больше говорить? — еле слышно предположил он, надеясь, что его слова потонут в уличном шуме и криках журналиста, которые доносились с экрана.

— Наверное, — отозвалась Делла, сильнее сжимая его руку. — Лишь бы только сил набраться, — добавила она еще тише.

Он больше не произнес ни слова до самых финальных титров, до момента, когда в зале зажегся свет, сначала ослепивший.

— Как тебе фильм?

— Забавный, — улыбнулась девушка, поднимаясь с места. — Я отлично отдохнула.

Шеннон ей не поверил. Ее глаза не блестели как обычно, плечи понуро опустились, как только они покинули кинотеатр и погрузились в вечерний шум города.

Ему подумалось, что он снова все испортил неосторожным действием, которое не взвесил, но Делла опередила его буйные мысли: постаралась улыбнуться, пару раз неуверенно хлопнула его по плечу и кивнула в сторону припаркованного у тротуара такси.

— Все в порядке, мистер Паркс. Правда, в порядке. — Она замялась. — У нас. Но не у меня.

Он не нашелся, что ответить, только грустно покачал головой.

— Мне пора ехать, — добавила Делла, пытаясь заглянуть ему в глаза. Ее губы дрожали. — Мне правда пора.

Шеннон кивнул, а она скользнула по его запястью, на мгновение сжала пальцами его руку в знак прощания и тут же отстранилась, медленно отходя.

— Тебе это не нужно, Шеннон, — проговорила она, мотая головой и не останавливая слезы, позволяя им бежать по щекам, пока стоящего поодаль друга резало произнесенное ею имя. — Правда не нужно.

Она прыгнула на заднее сиденье такси, машина тут же тронулась с места, не дав возможности Шеннону, оставшемуся в одиночестве под мигающим уличным фонарем, узнать, что же именно, по мнению Деллы Хармон, ему не нужно.

* * *

Узнать ему удалось скоро — и так же скоро довелось понять смысл произнесенных однажды Челси Оллфорд слов: «За каждой легкой душой прячется своя трагичная история».

Ветер задувал в затылок, Шеннону приходилось поддерживать воротник пальто, пряча за ним открытую шею, и из-за закрывавших глаза кудрей он мог и не заметить Деллу, сидящую в кафе с высокими окнами, но рассмотрел благодаря ярко-оранжевому пятну, мерцавшему под серым осенним небом как маяк.

Он остановился, вперился взглядом в ее сгорбленный силуэт, одиноко сидящий за столом, склонившийся над чашкой. Что-то внутри просило его пройти мимо, поспешить в офис, в который опаздывал с обеденного перерыва, оставить ее в одиночестве, но разгоравшееся с каждой минутой чувство безграничной любви совершить такую ошибку не позволило.

Он остановился у входа в кафе, прямо перед окном. Делла его не замечала, лишь тихо плакала, утирала слезы рукавом джемпера, под воротник которого заправила взлохмаченные волосы — она ими от заинтересованных взглядов закрылась, как ширмой, — и помешивала дрожащей в пальцах ложкой какао.

Шеннон зажмурился. Он был таким же совсем недавно — точно так же кутался в свою тоску и за отросшими кудрями прятал глаза, не надеясь, что кто-то поможет ему выбраться из туманной долины.

Он зашел в кофейню тихо, взглянув на бармена, покачал головой и устремился к столику, за которым Делла сидела, не шелохнувшись и прячась от проходящих мимо посетителей. Она и Шеннона не заметила, подняла глаза лишь в минуту, когда его рука осторожно легла ей на плечо, заставив вздрогнуть.

Девушка несколько раз озадаченно моргнула, поспешила утереть слезы, но, увидев поджатые губы друга, устало опустила руки, зная, что он судить не станет, что наконец-то можно перестать притворяться.

— Пойдем домой? — шепнул Шеннон, ласково проводя ладонью по ее спине.

— Нужно на работу, — так же тихо отказалась Делла, всхлипывая и при этом глядя на Шеннона так умоляюще, словно он запросто мог стать ее спасением. Она хотела, чтобы он забрал ее отсюда. Хотела, но чего-то отчаянно боялась, поэтому от помощи отказывалась.

Шеннон не спросил, почему она не позвонила ему, когда стало совсем тяжело, когда сдержать слезы уже не хватило сил, почему не попросила помощи и не осталась дома. Ведь он понимал как никто, он делал так же всю свою жизнь: занимал себя всем, что попадалось под руку, надеясь, что дела отвлекут,