Установление и Империя - Айзек Азимов

Хэйвена и, не дожидаясь своего представления, пробрался к креслу мэра.

– Превосходительство! – выговорил он и поклонился.

Индбур насупился.

– Вам не было пожаловано аудиенции.

– Превосходительство, я просил о ней неделю.

– Сожалею, но государственные дела, связанные с появлением Селдона…

– Превосходительство, я тоже сожалею, но я должен просить вас отменить свой приказ о том,

чтобы корабли Независимых Купцов были распределены по флотам Установления.

Лицо не привыкшего к тому, чтобы его прерывали, Индбура вспыхнуло.

– Сейчас не время для дискуссий.

– Превосходительство, это единственное время, – настойчиво шептал Ранду. – Как

представитель Независимых Купеческих Миров, я говорю вам, что такому приказу нельзя

подчиниться. Он должен быть отменен еще до того, как Селдон разрешит за нас наши проблемы. Как

только пройдет необходимость обороны, станет слишком поздно для примирения, и наш союз

распадется.

Индбур холодно уставился на Ранду.

– Вы соображаете, что я – глава вооруженных сил Установления? Имею я право определять

военную политику или нет?

– Превосходительство, вы, конечно, правы, но некоторых вещей делать не стоит.

– Не вижу тут никакой неуместности. В этот грозный час мы не можем допустить, чтобы ваш

народ располагал отдельным флотом. Раздельные действия играют на руку врагам. Посол, мы должны

объединиться – в военном, равно как и в политическом смысле.

Ранду почувствовал, как у него перехватило горло. Он отбросил учтивость и заговорил без

вступительного титула.

– Вы сейчас чувствуете себя в безопасности, потому что будет говорить Селдон, и поэтому

обратились против нас. Месяц назад, когда наши корабли разгромили Мула у Терела, вы были куда

податливей. Я мог бы напомнить вам, сударь, что именно Флот Установления пять раз был разбит в

открытом бою, и что ваши победы одержаны для вас кораблями Независимых Торговых Миров.

Индбур грозно нахмурился.

– Вы, посол, более не являетесь желанным гостем на Терминусе. Нынче вечером будет

затребовано ваше отбытие. Более того, будет проведено расследование ваших связей с

деструктивными демократическими силами на Терминусе; впрочем, это расследование по сути уже

ведется.

Ранду ответил:

– Когда я удалюсь, со мной уйдут наши корабли. Я ничего не знаю о ваших демократах. Я

знаю только, что корабли вашего Установления сдались Мулу благодаря измене старших офицеров, а

не простых членов экипажа, независимо от того, были ли те демократами или нет. Я заявляю вам, что

двадцать кораблей Установления сдались при Хорлеггоре по приказу контр-адмирала, будучи

неповрежденными и неатакованными. Контр-адмирал был вашим близким соратником: он

председательствовал на суде над моим племянником, когда тот только прибыл с Калгана. Это не

единственный известный нам случай, и мы не будем рисковать нашими кораблями и людьми – ввиду

возможного предательства.

Индбур сказал:

– Вы будете взяты под стражу до вашего отбытия отсюда.

Ранду отошел – под молчаливыми и презрительными взорами камарильи правителей

Терминуса.

Без десяти минут двенадцать!

Бейта и Торан уже прибыли. Они поднялись со своих кресел в заднем ряду и помахали

проходившему мимо Ранду.

Ранду мягко улыбнулся.

– В конце концов, вы здесь. Как вы этого добились?

– Нашим парламентером стал Маньифико, – ухмыльнулся Торан. – Индбур настаивал, чтобы

тот создал визи-сонорную композицию, вдохновленную Сводом Времени, и, без сомнения, с мэром в

качестве главного героя. Маньифико отказался явиться сюда без нас, и его невозможно было

переубедить. С нами и Эблинг Мис – был, во всяком случае. Он бродит где-то поблизости.

Затем он внезапно спросил настойчивым тоном:

– Но, дядя, что случилось? Ты выглядишь не блестяще.

Ранду кивнул.

– Думаю, что ты прав. Нас ждут плохие времена, Торан. Когда будет покончено с Мулом,

настанет, боюсь, наша очередь.

Торжественно приблизился стройный человек в белом, приветствовав их чопорным поклоном.

Темные глаза Бейты улыбнулись, когда она протянула ему руку.

– Капитан Притчер! Вы снова на космической службе?

Капитан принял ее руку и поклонился еще ниже.

– Ничего подобного. Насколько я понимаю, я здесь благодаря доктору Мису. Но это лишь

временно. Завтра обратно под домашний арест. Который час?

Без трех минут двенадцать!

Маньифико являл собой картину несчастья и душераздирающей подавленности. Его тело

свернулось в вечном стремлении исчезнуть. Его длинный нос изогнулся у ноздрей, а большие,

косящие глаза неуверенно озирались по сторонам. Он вцепился в руку Бейты и, когда она склонилась

к нему, прошептал:

– Как вы считаете, госпожа моя, возможно ли, чтобы все эти великие люди были моими

слушателями, когда я… когда я играл на Визи-Соноре?

– Все до одного, я полагаю, – заверила Бейта и нежно потрепала его. – И я уверена: все они

думают, что ты – самый замечательный исполнитель в Галактике, и что твой концерт был величайшим

из всех когда-либо данных концертов, так что ты выпрямись и сиди как следует. Мы должны

выглядеть достойно.

В ответ на ее притворную хмурость Маньифико еле улыбнулся и медленно выпрямил свои

нескладные конечности.

Полдень!..

…и стеклянный куб больше не был пустым.

Сомнительно, чтобы кто-нибудь успел уловить момент появления. Происшедшее было

подобно взрыву: в первый миг никого нет, а в следующий – уже есть.

Внутри куба появился человек в кресле-коляске, старый и поникший. На морщинистом лице

его сияли светлые глаза, а голос, как выяснилось, был самой живой его частью. На коленях заглавием

вниз лежала книга. Мягко разнесся по залу голос:

– Я Хари Селдон!

Стояла тишина, по степени напряженности подобная грому.

– Я Хари Селдон! Я не могу узнать доступными мне чувствами, есть ли здесь вообще кто-

нибудь, но это неважно. У меня мало опасений относительно провала Плана. Для первых трех веков

вероятность следования Плану равна девяноста четырем и двум десятым процента.

Он помедлил, улыбнулся и добродушно сказал:

– Кстати, если кто-нибудь из вас стоит, можете сесть. Если кто хочет курить – пожалуйста. Я

здесь не во плоти. Я не требую церемоний. Но давайте рассмотрим текущую проблему. Впервые

Установление столкнулось или, возможно, находится на последних подступах к гражданской войне.

До сих пор внешние атаки адекватно отбивались – с неизбежностью, вытекающей из строгих законов