Принцесса-невеста - С. Моргенштерн

Хирам Гайдн

Харкорт Брейс Йованович

757 Третья Авеню

Нью-Йорк, Нью-Йорк 10017

и просто попросите свою копию сцены воссоединения. Это заняло больше времени, чем я планировал, поэтому я повторю прерванный мною абзац Моргенштерна; так он будет лучше восприниматься. Конец связи.

(В этот момент развития истории моя жена хочет заявить, что чувствует себя жестоко обманутой из-за того, что сцена примирения возлюбленных на дне оврага осталась скрытой от неё. Мой ответ ей: (а) Каждое творение бога, от самых низших и выше, имеет право на несколько моментов истинной уединённости. (б) То, что было сказано, хоть и будучи трогательным для непосредственных участников этой сцены, выдыхается, словно зубная паста, при передаче на бумаге для последующего чтения: «голубка моя», «мой единственный», «счастье, счастье», и так далее. (в) Ничего существенного в плане разъяснений не было упомянуто, потому что стоило Лютик начать: «Расскажи мне о себе», как Уэстли быстро обрывал её словами «Позже, любимая; сейчас не время». Однако, справедливости ради, стоит отметить, что (1) он плакал; (2) её глаза не были абсолютно сухи; (3) было более одного объятия; и (4) обе стороны признали, что, без всяких оговорок, они были более чем слегка рады видеть друг друга. Кроме того, (5) меньше чем через четверть часа они уже спорили. Всё началось довольно невинно, они оба стояли на коленях лицом друг к другу, и Уэстли держал её совершенное лицо в своих ловких руках.

– Когда я оставил тебя, – прошептал он, – ты уже была прекраснее, чем я мог даже мечтать. Все те годы, что мы были не вместе, моё воображение исправляло все твои недостатки. Каждую ночь твоё лицо стояло перед моим взором. И теперь я вижу, что образ, бывший со мною во времена моего одиночества – лишь уродливая ведьма в сравнении с красотой, что я вижу пред собой теперь.

– Достаточно о моей красоте, – сказала Лютик. – Все вечно говорят о том, насколько я красива. У меня есть ум, Уэстли. Говори о нём.

– Я буду делать это целую вечность, – заверил он её. – Но сейчас у нас нет для этого времени.

Он поднялся на ноги. Падение с обрыва ослабило и сильно потрепало его, но все его кости пережили это путешествие в целости. Он помог ей встать.

– Уэстли? – сказала тогда Лютик. – Перед тем, как я бросилась вниз за тобой, пока я ещё стояла наверху, я слышала, как ты что-то говорил, но не смогла разобрать слов.

– Что бы я ни говорил, я уже забыл это.

– Ты ужасный лгун.

Он улыбнулся и поцеловал её в щёку.

– Это не важно, поверь; прошлое имеет обыкновение оставаться прошлым.

– Мы не должны начинать с секретов друг от друга.

Он понял, что она была серьёзна.

– Верь мне, – попытался он.

– Я верю. Поэтому ответь мне, о чём ты говорил тогда, или назови причину, по которой не можешь сделать этого.

Уэстли вздохнул.

– То, что я пытался донести до тебя, любовь моя; что, строго говоря, я кричал тебе изо всех сил, было: «Делай что угодно, только оставайся наверху! Не спускайся сюда! Прошу!»

– Ты не хотел видеть меня.

– Конечно же, я хотел видеть тебя. Я просто не хотел видеть тебя тут внизу.

– Но почему же нет?

– Потому что сейчас, моя драгоценная, мы в некотором роде в ловушке. Я не могу подняться наверх вместе с тобой, потому что это заняло бы у меня весь день. Вероятнее всего, один я выберусь быстрее, но без твоего милого тела это не произойдёт.

– Глупости; ты взобрался на Скалы Безумия, а этот овраг и вполовину не такой отвесный.

– И это слегка вымотало меня, позволь заметить. А после этого небольшого усилия я встретился с парнем, который немного умел фехтовать. А после этого я провел несколько счастливых мгновений в схватке с гигантом. А после этого мне пришлось насмерть перехитрить сицилийца, когда малейшая ошибка означала для тебя перерезанное горло. А после этого я пару часов бежал так быстро, как только позволяли лёгкие. А после этого меня столкнули в каменистый овраг с высоты двухсот футов. Я устал, Лютик; ты понимаешь, что означает «устал»? Для меня это была та ещё ночка, вот что я пытаюсь тебе сказать.

– Я не тупая, знаешь.

– Хватит хвастаться.

– Перестань быть грубым.

– Когда ты в последний раз читала книгу? Только правда. И книжки с картинками не считаются – я говорю о книгах со словами.

Лютик отошла от него.

– Читать можно не только слова, – сказала она, – и принцесса Хаммерсмитская недовольна тобой и серьёзно подумывает о том, чтобы вернуться домой. – Но тут же она обернулась и упала в его объятия, говоря: – О, Уэстли, я не имела этого в виду, нет, нет, ни единого сложечка. [11]

Уэстли мог понять, когда перед ним извиняются. Поэтому он крепко прижал её к своей груди, закрыл свои любящие глаза, и прошептал:

– Я знаю, что это была неправда, поверь мне, до последнего сложечка.

И, покончив с этим, они побежали по плоскому каменистому дну оврага так быстро, как могли.)

Уэстли, что довольно естественно, куда раньше Лютик осознал, что они направляются к Огненному Болоту. Он не мог точно сказать, когда понял это, уловив ли принесенный ветерком запах серы, или же увидев вдалеке в дневном свете жёлтое пламя, но, стоило ему понять, что может произойти, как он со всею возможной небрежностью начал искать способ избежать этого. Быстрый взгляд на отвесные склоны оврага исключил всякую возможность доставить Лютик наверх. Он упал на землю, как делал это каждые несколько минут, чтобы проверить скорость их преследователей. Теперь, по его предположениям, они были не далее как в получасе позади и догоняли.

Он поднялся и побежал вместе с Лютик ещё быстрее. Ни один из них не говорил ни слова, сберегая дыхание. Она должна была вскоре осознать, что им предстояло, это был лишь вопрос времени, и поэтому он решил унять её панику любым возможным способом.

– Я думаю, что мы можем немного замедлиться, – сказал он, немного замедляясь. – Они всё ещё далеко позади.

Лютик вздохнула с облегчением.

Уэстли демонстративно осмотрелся. Затем улыбнулся своей самой лучезарной улыбкой.