Принцесса-невеста - С. Моргенштерн

– О, мой милый Уэстли, – сказала Лютик. – Что же я с тобой сделала?

Лишь тишина донеслась до неё со дна оврага.

Лютик не колебалась ни секунды. Она последовала за ним вниз, отчаянно пытаясь устоять на ногах, и в самом начале ей показалось, что она слышала, как он что-то снова и снова кричит ей, но она не могла понять смысла его слов, потому что внутри неё грохотали рушащиеся стены, и шум их падения был значителен.

Кроме того, она быстро потеряла равновесие и оказалась во власти оврага. Она падала быстро и больно, но это не имело никакого значения, ведь она бы с радостью упала с высоты тысячи футов на ложе факира, если бы внизу её ждал Уэстли.

Вниз, вниз.

Трясясь и вращаясь, разбиваясь, получая царапины, потеряв контроль, она неслась и кружилась, стремительно падая, кувырком катясь к тому, что осталось от её любимого…

Принц Хампердинк смотрел на Скалы Безумия со своей позиции в голове Армады. Эта охота была такой же, как и все предыдущие. Он заставил себя выбросить из головы преследуемую добычу. Не имело никакого значения, гонитесь ли вы за антилопой или за невестой; процедура была одна и та же. Вы собирали данные. Затем действовали. Сначала вы исследовали, а затем делали своё дело. Если вы слишком мало времени уделили сбору сведений, то скорее всего и действовать вы начнёте слишком поздно. Необходимо было выжидать. И поэтому он продолжал смотреть на отвесную поверхность Скал, глубоко погрузившись в мысли.

Очевидно, кто-то недавно взбирался на них. Царапины, оставленные ногами, прямой линией тянулись до самого верха, что означало, с большой долей уверенности, верёвку, рука-за-рукой-подъём по тысячефутовой верёвке и, время от времени, толчки ногами для равновесия. Для совершения подобного восхождения требовались и сила, и планирование, и принц отметил у себя в голове: мой противник силён; мой противник не импульсивен.

Теперь его взгляд достиг точки футах в трёхстах от вершины. Здесь стало интереснее. Теперь следы от ног были глубже и чаще, и они уже не поднимались по прямой. Либо кто-то оставил верёвку в трёх сотнях футов от вершины намеренно, что было бессмысленно, либо верёвка была обрезана, когда этот кто-то был ещё в трёхстах футах от безопасности. Было ясно, что финальную часть восхождения кто-то совершил по самой поверхности скалы. Но кто мог обладать таким талантом? И почему ему пришлось проявить его в такое смертельно опасное время, в семи сотнях футах над бедой?

– Я должен осмотреть вершину Скал Безумия, – сказал принц, не оборачиваясь.

Стоящий за его спиной граф Руген ответил только:

– Слушаюсь, – и стал ожидать дальнейших указаний.

– Пошлите половину Армады к югу вдоль береговой линии, другую – к северу. К наступлению сумерек они должны встретиться у Огненного Болота. Наш корабль проследует к ближайшему возможному месту высадки, и ты последуешь за мной со своими солдатами. Готовь белых.

Граф Руген подал сигнал канониру, и повеления принца прогромыхали вдоль Скал. Армада тут же разделилась, и только огромный корабль принца в одиночестве плыл вдоль берега, отыскивая место для высадки.

– Там! – приказал принц через некоторое время, и его корабль стал маневрировать, чтобы войти в бухту и бросить якорь. Это потребовало некоторого, но не слишком долгого, времени, ведь что капитан был умел и, кроме того, принц быстро терял терпение, и никто не осмеливался рисковать вызвать его гнев.

Хампердинк спрыгнул с корабля на берег, была спущена доска, и белых свели на землю. Ни одно из всех его достижений не доставляло принцу такой радости, как эти кони. Однажды у него будет целая армия таких, но получение превосходной родословной было медленным делом. Сейчас у него было четыре белых, и они были одинаковые. Снежные, не ведающие устали гиганты. Двадцать ладоней в высоту. [10]На равнине никто не мог догнать их, и даже на холмистой или каменистой местности лишь арабские скакуны были близки к ним. Когда принц спешил, он ехал на всех четверых, без седла, тем единственным способом, которым он всегда ездил на лошадях: верхом на одной, ведя трёх, меняя животных, когда они шли крупным шагом, чтобы ни одному не пришлось тащить его массу слишком долго и устать.

Он сел на коня и уехал.

Ему понадобилось значительно меньше часа, чтобы добраться до края Скал Безумия. Он слез с коня, встал на колени, погрузился в изучение местности. Вокруг огромного дуба была обвязана верёвка. Кора внизу ствола была обломана и исцарапана, поэтому, вероятно, тот, кто достиг вершины первым, развязал верёвку, и тот, кто в этот момент лез по верёвке, был в трёхстах футах от пика и как-то смог пережить восхождение.

Большое количество запутанных следов доставило ему затруднения. Было сложно выяснить, что произошло. Вероятно, совещание, потому что две пары следов вели прочь, тогда как одна осталась ходить вдоль края утёса. Затем у края скалы стало две пары следов. Хампердинк изучал следы, пока не уверился в двух вещах: (1) имел место поединок фехтовальщиков, (2) оба участника были мастера. Ширина шага, скорость выпадов, всё ясно раскрылось его безошибочному глазу, заставило его переоценить своё второе заключение. Они были по меньшей мере мастера. Вероятно, больше чем.

Затем он закрыл глаза и сосредоточился, пытаясь почувствовать запах крови. Несомненно, в столь жестокой схватке должна была пролиться кровь. Теперь он должен был отдать всё своё тело обонянию. Принц работал над этим умением многие годы, с тех пор как раненая тигрица, которую он выслеживал, застала его врасплох, прыгнув на него с ветки дерева. Тогда он позволил своим глазам искать следы крови, и это почти стоило ему жизни. Теперь он верил только своему обонянию. Если в радиусе сотни ярдов есть кровь, он почувствует её.

Он открыл глаза и без колебаний направился к группе больших булыжников, где нашёл капли крови. Их было несколько, и они уже высохли. Но они не могли появиться больше трёх часов назад. Хампердинк улыбнулся. Когда под тобой белые, три часа – лишь щелчок пальца.

Затем он отследил ход дуэли, поскольку тот был не вполне понятен ему. Всё выглядело так, словно противники двигались от края скалы и назад, затем снова вернулись на край скалы. И иногда ведущей была левая нога, а иногда правая, что было бессмысленно. Очевидно, фехтовальщики меняли руки, но зачем мастеру делать это, если его ведущая рука не была ранена так сильно, что стала бесполезной, а этого определённо не произошло, потому что рана такой глубины сильно бы кровоточила, а на месте дуэли было слишком мало для этого крови.