Принцесса-невеста - С. Моргенштерн

Странно, странно. Хампердинк продолжил свои исследования. Но, ещё более странно, битва не могла окончиться смертью. Он встал на колени рядом с очертанием тела. Здесь, бесспорно, лежал человек без сознания. Но, опять же, никакой крови.

– Здесь была грандиозная дуэль, – сказал принц Хампердинк, адресуя данный комментарий графу Ругену, который наконец догнал его вместе с сотней вооружённых всадников. – Мне кажется, что… – принц сделал секундную паузу, сосредоточившись на следах. – Что тот, кто проиграл, убежал туда, – и он показал в одном направлении, – и тот, кто стал победителем, побежал по горной тропе в почти совершенно противоположном направлении. По моему мнению, победитель пошёл по пути, которым следовала принцесса.

– Нам направляться за обоими? – спросил граф.

– Думаю, нет, – ответил принц Хампердинк. – Ушедший не имеет никакого значения, ведь мы гонимся за тем, у кого принцесса. И поскольку мы не знаем, в какую ловушку нас могут заманивать, нам нужны все солдаты, что у нас есть. Очевидно, что это было спланировано гульденцами, а от них всего можно ожидать.

– Так вы полагаете, что это ловушка? – спросил граф.

– Я всегда полагаю, что всё – ловушка, пока не доказано обратное, – ответил принц. – Именно поэтому я всё ещё жив.

И с этими словами он вновь оседлал белого и пустился галопом.

Достигши того места горной тропы, где произошла рукопашная схватка, он даже не стал спешиваться. Всё, что можно было увидеть, было видно с лошади.

– Кто-то победил гиганта, – сказал он, когда граф достаточно приблизился. – Гигант убежал, видите?

Граф, естественно, видел лишь камни и горную тропу.

– Я не смею и подумать о том, чтобы сомневаться в ваших словах.

– И посмотрите туда! – воскликнул принц, ибо теперь он впервые увидел на камнях горной тропы женские следы. – Принцесса жива!

И снова белые, словно гром, неслись по горам.

Когда граф вновь нагнал его, принц стоял на коленях рядом с неподвижным телом горбуна. Граф спешился.

– Понюхайте это, – сказал принц и подал ему кубок.

– Ничего, – сказал граф. – Никакого запаха.

– Иокаин, – ответил принц. – Готов поклясться жизнью. Я не знаю ни одного другого яда, что убивал бы столь бесшумно. – Он встал. – Принцесса была ещё жива; её следы видны на тропе. – Он крикнул сотне всадников: – Если она умрёт, Гульден ждут страдания!

Теперь он бежал по горной тропе без коня, следуя за видимыми лишь ему одному отпечатками ног. И когда этот след оставил тропу ради дикой местности, он продолжил иди по нему. Растянувшиеся позади него граф и солдаты изо всех сил старались не отставать. Люди спотыкались, лошади падали, даже граф оступался время от времени. Принц Хампердинк ни разу даже не сбился с шага. Он бежал равномерно, механически, его ноги-бочки работали, словно метроном.

Через два часа после рассвета он достиг отвесного оврага.

– Странно, – сказал он графу, который уже очень устал.

Граф лишь продолжил тяжело дышать.

– Два тела упали на дно и не вернулись.

– Это странно, – удалось выговорить графу.

– Нет, не этостранно, – поправил его граф. – Очевидно, что похититель не вернулся, потому что склон слишком крут, и наши пушки должны были дать ему знать, что его преследователи недалеко. Он решил, и я одобряю его, сэкономить время, двигаясь по дну оврага.

Граф ждал, пока принц не продолжил.

– Но странно, что человек, который мастерски фехтует, может победить гиганта и отлично умеет использовать иокаиновый порошок, не знает, куда ведёт этот овраг.

– И куда же? – спросил граф.

– На Огненное Болото, – сказал принц.

– И тогда он будет наш, – сказал граф.

– Именно так.

Документальными доказательствами убедительно подтверждено, что принц улыбался только перед убийством; и теперь улыбка появилась на его лице…

Уэстли и в самом деле не имел ни малейшего представления о том, что направлялся прямо в Огненное Болото. Он знал только то, что теперь, когда Лютик оказалась на дне оврага рядом с ним, подъём займёт, как и предположил принц Хампердинк, слишком много времени. Уэстли заметил лишь, что дно оврага было плоским и каменным, а сам он вёл в том направлении, куда он хотел направиться. Поэтому они с Лютик бежали по оврагу, оба осознавая, какие огромные силы следовали за ними, и, несомненно, догоняли.

Овраг по мере их движения становился все более отвесным, и Уэстли вскоре осознал, что если в какой-то момент он, возможно, был в состоянии помочь ей взобраться наверх, то теперь это стало невозможным. Он сделал свой выбор, и его было не изменить: куда бы ни вёл овраг, теперь это был их пункт назначения, и с этим ничего нельзя было поделать.

(В этот момент развития истории моя жена хочет заявить, что чувствует себя жестоко обманутой из-за того, что сцена примирения возлюбленных на дне оврага осталась скрытой от неё. Мой ответ ей…

Это я, и я не пытаюсь вас запутать, но предыдущий абзац, в который я вклинился, – это дословно Моргенштерн; на протяжении всей оригинальной книги он неоднократно упоминал свою жену, говоря, что следующая часть ей понравилась или что она, в общем, считает книгу невероятно восхитительной. Миссис Моргенштерн почти во всём поддерживала своего супруга, не то что некоторые жёны (прости, Хелен), но дело вот в чём: я избавился от почти всех её вторжений, во время которых она сообщала нам свои мысли. Я не считаю эту информацию слишком полезной, и, кроме того, он всегда делал себе комплименты её устами, и сегодня мы знаем, что излишние похвалы больше вредят, чем помогают, что может подтвердить любой проигравший политический кандидат, когда ему приходится оплачивать свои телевизионные счета. Суть в этом, что я оставил это конкретное упоминание потому, что на этот раз я совершенно согласен с миссис Моргенштерн. Я считаю, что не показать воссоединение было нечестно. Поэтому я написал своё собственное, то, что, как мне кажется, могли бы сказать Лютик и Уэстли, но Хирам, мой редактор, посчитал, что это сделало меня таким же нечестным, как и Моргенштерна. Если вы собираетесь сократить книгу, используя слова автора, вы не можете всовывать в неё свои собственные. Такова была точка зрения Хирама, и мы снова и снова спорили по этому поводу, в течение, кажется, месяца, при личных встречах, в письмах, по телефону. Наконец нам удалось договориться вот о чем: то, что вы читаете в печатном виде – это строго Моргенштерн. Дословно. Сокращённый, да; изменённый, нет. Но мне удалось добиться, чтобы Хирам позволил Харкорту по крайней мере напечатать мою сцену – в ней всего три страницы; не велико дело – и если кто-то из вас хочет узнать, какой она получилась, напишите письмо или пошлите открытку на имя Хирама Гайдна, по адресу Харкорт Брейс Йованович, 757, Третья авеню, Нью-Йорк, и скажите, что хотели бы прочитать сцену воссоединения. Не забудьтеуказать свой обратный адрес; вы бы очень удивились, узнав, сколько людей пишут письма и просят о чём то, но не указывают обратный адрес. Харкорт согласился взять на себя почтовые расходы, поэтому вам надо будет заплатить только за письмо, открытку или что там ещё. Я был бы очень расстроен, если бы оказался единственным современным американским писателем, создающим впечатление того, что он работает с щедрым издательством (они все никуда не годны – простите, мистер Йованович), поэтому позвольте мне добавить, что причина их щедрости в оплате этих огромных расходов состоит в том, что они полагают, что никто им не напишет. Поэтому, пожалуйста, если вам хоть чуть интересно, или даже если нет, напишите им и попросите выслать сцену воссоединения. Вам не нужно её читать – этого я не прошу – но мне бы хотелось обойтись этим издательским гениям в несколько долларов, потому что, посмотрим правде в глаза, они не слишком-то сильно тратятся на рекламу моих книг. Позвольте мне повторить для вас адрес, ZIP-код и всё остальное: