Как крестьян делали отсталыми: Сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России 1861–1914 - Коцонис Янни

Один из представителей направления общественной агрономии, публиковавшихся в «Агрономическом журнале», подтверждал: даже радуясь тому, что правительство отказалось от своей «хуторомании», можно указать на один позитивный результат столыпинской земельной реформы — она четко закрепила принцип вмешательства государства и общества в сферу земельных и экономических отношений[310]. По словам некоего инспектора в правительственном «Вестнике мелкого кредита», кооперативы позволяют инспекторам проникать на село, причем вместо того, чтобы прежде всего смотреть на собственность, представляющую и характеризующую ее владельца, они сразу обращаются непосредственно к самому владельцу: «Здесь пред вами — все хозяйство во весь его рост и сам хозяйствующий со всеми его достоинствами и недостатками умственными и нравственными!» Инспектор же приносит в «каждую деревню новые отношения, основанные на взаимном доверии, отношения в основу которых кладется не имущество, а личность»[311].

Государственные гидротехники и агрономы «общественного» направления в целом сходились во взглядах на негативные и реакционные последствия введения частной собственности с целой армией разномастных социалистов. Экономист Н.П. Огановский (в разное время побывавший членом партий народных социалистов и эсеров) утверждал, что одна из основных проблем с крестьянами заключается в том, что они не являются субъектами общего права и не имеют представления об обществе. Передача права частной собственности земледельцам до внушения им чувства принадлежности к национальному сообществу только усилит их обособленность, узаконит ее и законсервирует крестьянство в его вековой темноте. Он доказывал, что вместо этого любому порядку собственности следует быть отражением «отношений между частными интересами личного собственника и государственно-народными интересами в широком смысле этого слова, то есть включая сюда и интересы земледелия с народно-хозяйственной точки зрения». Крестьянские интересы должны быть ограничены и подчинены «государственно-народным интересам» (при этом понятие «народ» означало нечто большее, чем простая сумма его составных частей) и различным общественно-экономическим союзам и учреждениям. М.И. Туган-Барановский (легальный марксист, переквалифицировавшийся в теоретика кооперации в Петербургском комитете о сельских ссудо-сберегательных и промышленных товариществах) выражался яснее: «Следует признать, что идея права каждого гражданина на землю отнюдь не представляет собой высшей социальной идеи. Идее права на землю следует противопоставить как бесспорно высшую социальную идею — идею права на землю (равно как и на все средства производства) отнюдь не каждого отдельного гражданина, а всего общества в совокупности». Отсюда и важность кооперативов, которые «вместо прежней изолированности… создают мощные общественные связи между крестьянскими хозяйствами не только одного села, но через посредство союзов и всей нации». «Социальное регулирование» и интеграция будут осуществляться через иерархию кооперативов, работающих на национальном рынке и контролируемых сведущими кооператорами и, разумеется, государством. Глава Вологодского сельскохозяйственного общества Д.И. Деларов, примыкавший к партии народных социалистов, требовал от Второго кооперативного съезда, состоявшегося в 1913 г., отказаться от земельного залога, поскольку тот послужит только «частным» интересам и обогатит деревенскую экономическую элиту; он настаивал, что имеющиеся кооперативы не есть идеальные кооперативы, что не стоит забывать о реальной экономической выгоде[312].

Сторонники свободного залога крестьянских земель из тех же умозаключений делали противоположный вывод: частная собственность есть тот инструмент, который позволит профессионалу «влиять» на индивидуальное крестьянское хозяйство — то есть агент кредитора получит возможность настаивать на преимуществах определенных типов капиталовложений перед остальными. Однако в более широком смысле частная земельная собственность должна будет волей-неволей подвигнуть крестьянское хозяйство к пониманию идеи «общества» и «народного хозяйства». Согласно позиции чиновника Государственного банка Краинского, требовавшего немедленного уничтожения общинного владения, частная собственность есть то самое средство, которое способно склонить крестьян-землевладельцев к участию в «народном хозяйстве» скорее, чем узкособственнические интересы крестьянского сословия или конкретного региона. Напротив, община «исключает всякое представление о производительной ассоциации, да и вообще устраняет понятие о мелком земледелии, как прежде всего о главной отрасли народного хозяйства, предназначенной служить интересам всего народа, а не только для продовольствования общинников»[313].

Краинский доказывал, что частная собственность — это не просто вопрос равенства гражданских прав, предоставляемых крестьянам, но также и средство лишить крестьянские наделы неприкосновенного статуса и открыть агентам кредитора доступ к крестьянскому хозяйству. Подобная двусмысленность — частная собственность как право собственника, а залог как выталкивание этого собственника в капиталистическую систему (или смесь того и другого) — была обычным явлением. Инспектор Бондарев специально ездил на местные собрания и съезды, чтобы поставить вопрос о земельном залоге на повестку дня; он ссылался на необходимость склонить крестьян к «общему гражданскому праву» — тогда у кредитора будет возможность не только просто появиться, но и открыто действовать в деревне, которая в противном случае была бы для него закрыта. Отнюдь не уступая возможности манипулировать залогом безличной системе или местной элите (которая, как предполагалось, готова подчинить себе кооперативы), легализация земельных залогов была призвана предоставить это право профессионалу как представителю «общества». В конце концов, если государство и его агенты не будут осуществлять формально свои властные полномочия, то кто-то другой обязательно станет это делать уже неформально. Как заявлял своим коллегам один из инспекторов мелкого кредита на их первом профессиональном съезде: «Говорят, что залог наделов поведет к разорению. Но его практикуют кулаки. Введение этой операции в круг деятельности товариществ должно повести к устранению кулаков». Либеральный экономист Б.Д. Бруцкус также доказывал, что, пока государство и профессионалы открещиваются от земельных залогов, вся их экономическая мощь будет находиться в умелых руках «деревенских кулаков», снабжающих крестьян небольшими спекулятивными капиталами под ростовщический процент[314].

Жесткая критика «спекулятивного капитала», исходящая от Бруцкуса — одного из немногих последовательных защитников экономического либерализма и частной собственности, — может показаться странной. Но он выступал не против капитализма как системы, а именно против «мелкого» крестьянского капитализма, предполагавшего распыление экономических возможностей этой системы среди всей массы крестьянства, недостаточно сознательной, чтобы правильно ими пользоваться. Напротив, мало кто возражал, когда Петербургский комитет пригласил видных промышленников П.П. Рябушинского и А.И. Коновалова — представителей крупного, рационального, городского капитала — войти в состав комитетских финансовых комиссий и занять места рядом с такими известными кооператорами и социалистами, как В.Ф. Тотоми-анц, Н.В. Левицкий и Е.Д. Максимов[315].

Короче говоря, профессионалы-практики и теоретики (так же как и правительственные чиновники того времени) чаще боялись не «капитализма» как такового, а множества опасностей, которые могут возникнуть, если позволить различным социальным слоям на селе практиковаться в капитализме друг на друге. И за редкими исключениями, точкой всеобщего примирения как в среде кооператоров, так и среди чиновников являлось то, что любые изменения в законах о собственности и кредите должны находиться исключительно в надежных руках государства и обслуживаться только государственными и земскими специалистами-практиками. Все в один голос предупреждали, что свободная система залога недвижимости отдаст крестьян во власть «капитала», чего нужно избежать всеми силами; практически все призывы использовать крестьянские земли в качестве ссудного обеспечения сопровождались пояснениями, что контролировать кредитную систему должны лишь государство и профессионалы. Либеральный экономист П.П. Мигу-лин в 1914 г. писал Кривошеину, предлагая ввести земельный залог как наилучший путь для наведения порядка в деревне: «Недопустимо, чтобы государство, само создавшее по своей инициативе и за счет своих ресурсов огромную сеть мелких кредитных учреждений, отдало бы руководство ими в частные руки, преследующие свои собственные цели и интересы». Снова мы видим появление капитализма без капиталистов, а заодно и такого рынка, который скорее кем-то управляется, чем самостоятельно функционирует при помощи безличных механизмов[316].