Как крестьян делали отсталыми: Сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России 1861–1914 - Коцонис Янни

В действительности деревня также порождала сильных людей. Наряду с одной группой действующих лиц «деревенского спектакля» — невежественных, нищих, беспомощных, забитых мужиков — активно действовала и другая: она состояла из их мучителей, местных «влиятельных людей», которые наживались на слабости остальных. Это волостные старшины и выборные сельские старосты, обладающие правом принуждения, чья власть основывалась на обособленности крестьянских учреждений. Это и писари: именно они имели закрепленное законом право быть единственным связующим звеном между крестьянами и миром письменного слова, поскольку обладали в деревне чуть ли не монополией на грамотность и владение бюрократическим стилем. Один из ораторов на Сельскохозяйственном съезде 1913 г. рассказывал душераздирающие истории о сельских старостах и священниках, которые при сборе налогов грабят беззащитных крестьян, отбирая наиболее ценное имущество и требуя у хозяев выкупать его; а если крестьянин был в отсутствии, они «разбивали замки и брали все из комо-ры и в домах», включая одежду. Подобные картины очень напоминали погромы — за тем исключением, что происходили регулярно. Агроном из Санкт-Петербургского уезда призвал своих коллег бороться с волостной администрацией, которая защищает «отсталость» и «некультурность»: нужно обойти при помощи влияния кооперативов и заменить новой властью «интеллигентных работников». Относительно представителей крестьянских властей другой агроном добавил, что они, без сомнения, увидят в лице агронома своего врага[299].

Помимо крестьянских властей, имелись еще и представители сельской экономической элиты — кулаки, торговцы, ростовщики, господствовавшие над бедным крестьянством. Губернские агрономы доказывали перед земскими управами, что кооперативы крайне необходимы на фоне процесса всеобщего распада крестьянских учреждений, оставляющего крестьян беззащитными перед «армиями» «скупщиков и мелких торговцев». Крестьяне остро нуждаются в кооперативах, руководимых «новой армией земских агентов», знающих жизнь деревни не хуже кулака и способных эффективно бороться с ним. Агрономы и инспекторы били тревогу, что без этого кооперативы становятся серьезным оружием в руках того самого кулака, с которым они призваны бороться[300].

Именно по этим причинам теоретик кооперативного дела А.А. Николаев отказался от распространенной идеи старых кооператоров о том, что эти учреждения «аполитичны»: «Кооперация главным образом бьет по посредникам, и особенно в первое же время достается посредникам мелким — мелочной торговле и мелочным скупщикам. Выбивая их из паразитического образа жизни, кооперация заставляет встать их в ряды трудового народа». Угрожающее название соответствующей части его книги было следующим — «Уничтожение мелких посредников как класса». Воинственный язык книги вряд ли был приемлем для подобной литературы, уже и так полной недвусмысленных упоминаний о «борьбе» и «врагах». Экономист С. Меркулов охарактеризовал столкновение «капитала» и «кооперации» как открытую войну между двумя враждебными «армиями» — с полосой отчуждения, тактическими отступлениями, активной обороной, контратаками и капитуляциями; и обе стороны ведут «непрерывную напряженную борьбу не на жизнь, а на смерть». В.Ф. Тотомианц, который всегда утверждал, что кооперативы — это «надклассовые» учреждения, не видел тут никакого противоречия со своими же требованиями о том, чтобы кооперативы боролись с купцами и ростовщиками, перевоспитывали их и возвращали к «производительному» труду, включали их в этом новом качестве в кооперативы и таким образом обращали грешников в праведников[301].

Несомненно, агрономы-практики свято верили в то, что помогают «работящим» крестьянам, спасая их от врагов, и, конечно, они говорили об этом исключительно с высоты опыта и наблюдения. Но весь вопрос был в тех критериях, по которым они определяли «влиятельных людей» деревни, каким путем устанавливали природу и пределы их власти. Широко распространенная и резкая враждебность крестьянским властям, купцам и кулакам может быть лучше понята с учетом того, что они символизировали: это были не просто профессиональные категории лиц, а конкурентные властные структуры, доминировавшие в закрытом мире деревни, — другими словами, те, кто имел законные права держать деревню закрытой от проникновения агрономов и кооператоров. Помогая крестьянам понять, где их враг, и бороться с ним, профессионал должен был непосредственно на месте создать новую кооперативную общность крестьянина и интеллигента, которая позволит им общаться без всяких стеснений[302]. Согласно Макарову, борьба с мелким торговцем — это не просто экономический вопрос, но «устранение социального посредника», который стоит между крестьянином и благотворными внешними влияниями. А с точки зрения Маслова, «земледелец, в одиночку, без средств, совершенно бессилен бороться со скупщиком» и будет «спасен» посредством кооперативов, учрежденных и контролируемых бдительными кооператорами[303].

Из-за собственного невежества и мощи местных элит крестьяне нередко выдвигали в свои лидеры этих самых «врагов» и выбирали их в правления кооперативов. Таким образом, беспомощность основной массы населения и присутствие в кооперативах «влиятельных людей» были двойной основой законности действий профессионалов и их правового статуса. Немногие критические замечания из среды профессионалов все же раздавались, выражая протест против того, что агрономы подчиняют независимость крестьян своей профессиональной миссии и «делают, что хотят». В ответ на это К. Журомский рьяно возражал, что подобные ему агрономы-практики все еще недостаточно вмешиваются в дела деревни. Поскольку никто не планировал появления такого числа кооперативов, «часть местной кредитной кооперации подпала под влияние и руководство нежелательных элементов, которые всеми силами тормозили развитие этой кооперации… Идеалисту придется разочароваться в деятельности этих кооперативов с современными руководителями… Кредитная кооперация предоставлена всецело самой себе, и у нее нет руля». Или, по крайней мере, правильного руля, ибо: «Население нашей деревни еще не настолько сознательно… потому верховодителями нередко бывают: волостные старшины, волостные писаря, местные торговцы и т. п.». Сверх того в большинстве случаев именно «влиятельные люди» и оказываются избранными в члены правлений, и там используют все свои экономические и юридические возможности, чтобы обрести господство над новыми учреждениями: «Разве неизвестно автору, что своих руководителей члены кредитных кооперативов, темная масса крестьян, боятся как огня. Это их деревенская власть [в отличие от агронома. — Я.К.}, которая сделает все, что она захочет!» и будет работать для удовлетворения своих интересов.

Вывод Журомского о том, что невлиятельные крестьяне должны входить в правления кооперативов или что ими должно двигать что-то еще, помимо собственных шкурных интересов, имеет смысл, если правильно понимать альтернативу, которую он предлагает: «Кто же, как не местный агроном, должен исправлять ошибки самодеятельности некомпетентных кооператоров, защищать кооперативы от деревенских кулаков и врагов? Сама идея агрономической помощи указывает, что только агроном близко стоящий к деревенской жизни может и должен быть защитником деревни». И он делает вывод: «Я со своей стороны присоединяюсь к тому, чтобы местным агрономам предоставлено было право принять ближайшее участие в работе всех без исключения кооперативов в участке»[304].

Некий автор ряда статей в еженедельнике Министерства финансов указал на то, что при всех ссылках на западные модели ни одно западное правительство никогда не будет сознательно преследовать «капиталистов» в их экономической деятельности, а что касается политики, специально направленной против торговцев, то такого произвола вообще не существует в законодательстве и повседневной практике Запада. Исключение этих лиц из кооперативов, при том, что сами члены выбрали их, будет означать возрождение социального обособления посредством изоляции крестьян от реальных и воображаемых опасностей, что будет деформировать основные цели реформы, то есть отстаивание и гарантирование законом «универсальных принципов» существования в крестьянском обществе. Он отмечал также, что, если бы трудовой принцип был действительно всеобщим, он должен был распространяться и на профессионалов, которые, несмотря ни на что, ничего не производят своими руками. Л.С. Зак попытался провести ту же мысль в «Вестнике кооперации», указав на то, что английская экономическая теория расценивает торговлю как производительный труд. Издатели журнала сопроводили данную статью опровержением[305].