Птичка в клетке или Клетка с птичкой - Нинель Лав

Передав лошадь сторожу Михалычу, Кира побежала к гостям.

Павел уже пришел в себя и на все вопросы отца отвечал одно и тоже:

— Все в по-орядке…

— Не надо было ехать… — Дмитрий Викторович попытался пристыдить Киру, но она его не слушала.

— Скорее в госпиталь!

И они с Арсеном быстро покатили коляску с Павлом к микроавтобусу.

Всю дорогу до госпиталя Кира держала Павла за руку, виня себя за ухудшение его состояния — не надо было спешить с поездкой на конюшню, надо было дать ему время привыкнуть, окрепнуть, но ей так хотелось порадовать его, показать другую, не больничную жизнь, вселить в его душу желание жить и стремиться встать на ноги.

Павел кривил губы улыбкой, прилагая неимоверные усилия, чтобы удержать Кирину руку в своей, безумно хотел поцеловать ее руку и мечтал, чтобы эта дорога никогда не кончалась..

— Ты молодец, — похвалила его Кира, глядя на него с долей восхищения — меньше чем за день этот человек проделал огромный путь от уныния и безразличия ко всему и в первую очередь к себе, до борьбы за свое здоровье и саму жизнь. — Я тобой горжусь, Павел!

Через полчаса Инна Валерьевна уже осматривала своего пациента.

— Не вижу причин для паники, — с уверенностью произнесла она, глядя на взволнованные лица «родственников». — Сон для него сейчас лучшее лекарство.

— Что это было? Обморок? — допытывался Дмитрий Викторович. — Почему так произошло? Большие нагрузки или что-то серьезное?

— Возможно, нагрузки, — пожала плечами профессорша, — надо понаблюдать за пациентом, а потом делать выводы, но основываясь на своем опыте, могу предположить, что причиной всему эмоциональный всплеск, а теперь наблюдается спад — пациент снова не хочет ни с кем разговаривать.

— Ничего, заговорит, — Кира была уверена в том, что профессорша ошибается и что обморок Павла всего лишь «кислородное отравление» — посиди, ка, столько дней без свежего воздуха, у любого голова закружится на прогулке. — Мне бы переодеться, — взглянула она на Инну Валерьевну и по привычке сострила: — во что-нибудь не столь ароматно пахнущее.

Профессорша улыбнулась и достала из шкафа запечатанный пакет с пижамой:

— А я все думаю, чем у меня в кабинете пахнет. Надевайте!

— Вот и подарок ко дню рождения, спасибо.

— Кстати, Кира, — Дмитрий Викторович подошел ближе и понизил голос, — у меня для вас есть еще подарок. Вернемся в Синьково я вам его передам.

— Нет, я останусь, — Кира прижала к груди пакет с желтой в белую клеточку пижамой. — В палате большое кресло, подремлю там…

Спорить с решительно настроенной «родственницей» никто не стал.

И, переодевшись, Кира в больничной пижаме и носках осторожно вошла в палату Павла.

Она сразу же увидела на подоконнике в пластмассовом ведерке розы, а под потолком несколько воздушных шаров и улыбнулась.

Павел спал или делал вид, что спал.

По крайней мере, глаза при появлении поздней гостьи он не открыл.

Плотно закрыв дверь палаты, Кира осторожно на носках подошла к окну. Подергала шарики за веревочки, обняла руками пластиковое ведерко и склонилась к цветам.

Пьянящий малиновый аромат маленьких бледно розовых чуть раскрывшихся роз заполнил легкие.

«Ах, что за чудо эти розы!» — невольно шепотом произнесла она и, улыбаясь, поблагодарила: — Спасибо, Павел, мне очень приятно, что вы не забыли о моем дне рождении! Люблю розы

Кира немного подышала упоительным, сладким ароматом цветов и, переставив ведерко с розами на пол к креслу, устроилась в массивном, глубоком кресле с высокой спинкой, блаженно вытянув ноги.

Физическая нагрузка постепенно делала свое дело — все тело ломило после тренировки, и хотелось только одного: принять горячую ванну с молоком, выпить сладкого-пресладкого какао и лечь в кровать под теплое одеяло, но ей пришлось снова мириться с неудобными обстоятельствами, хотя глаза от волнений и усталости закрывались сами собой.

Мысли путались, не желая выстраиваться в четкие, лаконичные «шеренги».

Их нынешние отношения с повзрослевшим «больным» Павлушей Шубиным были сложны и болезненны, с кучей прошлых обид и претензий, но оба, не сговариваясь, закрыли для себя опасную тему прошлых отношений, избегая воспоминаний и разговоров о будущем. О будущем они мечтали отдельно — молча и отстраненно друг от друга. Но снова расстаться, потеряться в переплетении жизненных дорог не хотели — это было бы повторением ужасной ошибки, когда-то уже разлучившей их. У каждого были свои планы на будущее, каждый отводил другому в этой жизни определенную роль, но роли эти разительно отличались одна от другой.

Если бы они не расстались тогда в юности и поженились, то все у них в жизни было бы по-другому: Кира не бросила бы конный спорт — заниматься любимым делом с разбитым сердцем она не смогла: сердце обуглилось и развалилось на части, они растили бы дочь, и работали и отдыхали бы всей семьей… Тогда бы они, возможно, были бы счастливы… Так думала Кира…

«Мечты! Мечты! Где ваша сладость?..»

Но у Судьбы свои причуды!

Судьба развела их на пятнадцать лет и снова свела вместе, но погасшая любовь не вспыхнула вновь, по крайней мере, в сердце Киры она не ожила, хотя долгие годы любовь и тоска по этой любви, переплетаясь с обидой и невосполнимой утратой, жила в самом потаенном уголке ее разбитого сердца.

Но так было до сегодняшнего «открытия» — с этим Павлом Шубиным она не знала, как себя вести.

Кровать скрипнула, и Кира тут же открыла глаза.

— Ты спишь? Вы… нет, ты, — тихо спросила она, едва различая очертания лежащего мужчины.

— Гово-ори мне «ты»…

— Попробую… Инна Валерьевна говорит, что у… тебя эмоциональный стресс, а я думаю — кислородное голодание: сидишь в палате, как сыч, а на улице лето, солнышко…

— Расска-ажи о себе… я тебя со-овсем не знаю.

Кира говорила долго, рассказала о дочерях, что они любят и чем увлекаются, о родителях, о Ларионе и Пончике и, конечно же, о Капитане Флинте, который повторяет целые фразы, смешно копируя прежних хозяев.

— Теперь твоя очередь…

— У