Дьявол в ее постели - Керриган Берн

У кожи Чандлера был прекрасный вкус. Правильный вкус.

– Черт тебя побери, Франческа, ты что, лизнула меня?!

Еще несколько раз она полной грудью вдохнула его аромат, прежде чем нашла в себе силы отстраниться.

– По правде сказать, – промурлыкала она, – ты лизнул меня первым.

И еще как «лизнул»!

Разумеется, она знала самые разные способы, какими двое могут доставить друг другу удовольствие – не зря же дружила с двумя весьма активными, в том числе и сексуально активными, женщинами. И оргазм был ей знаком, хоть до сих пор Франческа всегда достигала его сама.

Но она даже не подозревала… и в самых смелых своих фантазиях не могла вообразить, что губы и язык мужчины способны на такую невероятную порочность! Что порожденная ими эйфория может быть ни с чем не сравнима с самого начала и почти невыносима в конце.

Губы и язык… любого мужчины? Конечно, нет. Только Деклана Чандлера.

– Отпусти! – приказал он нетерпеливым тоном, граничащим с паникой. – Мне нужно убедиться, что ты…

– Нет, – решительно ответила она, прижимаясь к нему теснее, затвердевшими сосками к широкой мускулистой груди. – Нет, мы еще не закончили.

– Но ты же… – Он не двигался, словно громом пораженный. – Ты хочешь?.. Но… как же… черт… как такое может быть? Все думают…

Франческа спрятала улыбку у него на плече. Нечасто ей случалось поражать мужчин до потери способности к связной речи!

– Потом, – ответила она. – Еще! Быстрее!

Как видно, желание лишило связной речи и ее.

Просунув руки между их телами, скользнула ладонями по его неправдоподобно твердому животу, нащупала ниже впечатляющий орган, с радостью убедилась, что он тоже тверд как камень.

Тверд и влажен ее собственной влагой.

Чандлер судорожно втянул в себя воздух, когда она обхватила его орудие.

– Не заставляй меня упрашивать! – хрипловато прошептала она.

– Черт побери, Франческа!..

– Знаю. – Чуть откинувшись назад, она прижалась лбом к его лбу, потерлась с ним носами. – Я хочу тебя. И всегда хотела. С детства знала, что ты предназначен для меня. Либо ты станешь моим, либо никто. И не сомневайся – ты станешь моим!

Он издал короткий хриплый смешок и подавился в конце, когда она слегка провела ладонью по его естеству. Бедра его инстинктивно ответили на эту ласку – рванулись вперед, навстречу ее руке, прежде чем Чандлер, опомнившись, отстранился.

– Не так! – выдохнул он.

– А как?

– На кровати.

Он поднял ее со стола и перенес на кровать, подхватив одной рукой под плечи, другой под колени. В этот миг Франческа ощутила себя маленькой, хрупкой и нежной.

Странное чувство, которое было одновременно приятным и беспокойным.

Он осторожно уложил ее на постель, и она утонула в любимых своих одеялах, пахнущих ванилью и цветами апельсина. Франческа потянулась, проверяя мышцы – нет, нигде ничего не болит. Чандлер стоял у кровати: навис над ней, словно гигантская грозовая туча.

– Господи, ты меня погубишь! – прошептал он.

– Вот как?

Она протянула руки ему навстречу, вдруг ощутив странное, почти девичье смущение. Без него холодно и одиноко; но когда он рядом, Франческа готова на все.

И он откликнулся на этот молчаливый призыв, накрыл ее собой – своим жаром, мужественностью, всепоглощающей страстью.

– Да. Ты меня погубишь, но это не причина останавливаться!

На этот раз приподнялся над ней, глядя в глаза долгим, пронзительным взглядом; затем приблизился к ее лону и вошел в него одним медленным, плавным, бесконечным толчком.

На этот раз боль была немногим сильнее шепота; а следом пришло что-то еще. Какая-то беспокойная, жадная нужда – призрак того безумия, что владело ею несколько минут назад.

Она медленно принимала его в себя, чувствуя, что ее ножны идеально отвечают его мечу, что они созданы друг для друга – и ничуть этому не удивляясь.

Она ведь принадлежит этому мужчине.

И всегда ему принадлежала.

Та часть ее разума, что еще способна была воспринимать, восхищалась его мужественной красотой. Разворотом плеч, шириной и объемом груди. Сеткой вен на мощных руках. Все это отвлекало от последних болезненных ощущений.

– Франческа! Франческа, взгляни на меня!

Какая-то смутная тоска в его голосе заставила ее поднять взгляд; и то, что прочла Франческа в его глазах, поразило ее в самое сердце.

Она заключила его лицо в ладони и поцеловала, снимая с его губ собственный нектар.

Ничего иного Чандлер и не желал.

Он входил в нее неторопливыми плавными толчками и с каждым толчком ощущал, как вокруг его орудия, словно упругие усики плюща, обвиваются содрогания ее эротического наслаждения.

Непривычные чувства на лице – изумление и трепет – смягчили дикую, неукротимую красоту и придали Чандлеру какую-то трогательную прелесть.

Оба молчали. Не издавали почти никаких звуков, если не считать трения плоти о плоть. Общались вдохами, и выдохами, и трепетом ресниц.

Франческа сосредоточилась на его жаре внутри себя и тепле вокруг. Непривычное чувство обладания охватило ее, и она отчаянно вцепилась в это чувство, так же сильно, как цеплялась за своего возлюбленного.

Сколько всего говорила ему, не сказав ни слова! Как глубоко, отчаянно тосковала без него. Как жалеет о тайнах, которые должна хранить даже от него – и особенно о том, что она не та, за кого он ее принимает. Не та, кого он действительно хочет. Но готова стать для него кем угодно, чем угодно. Что разлука с ним стала для нее величайшей трагедией; что его наслаждение будет для нее величайшим достижением.

А сама его жизнь – величайшей радостью.

Как жаждала, чтобы он прочел ее мысли, услышал беззвучную речь! Но взгляд его, устремленный на нее, был полон лишь огня и желания, окрашен лишь первобытными животными инстинктами.

Нет, кажется, еще и нежностью. И может быть – как говорил Чандлер – надеждой.

Не любовью – разумеется, нет. Боги не так к ней добры. Но надежда… что ж, с этим можно жить.

Чего еще желать, если есть надежда?

Франческа и не представляла, как глубоки ее чувства, до тех пор, пока Чандлер, нагнув голову, не поцеловал ее в висок, прямо в катящуюся слезинку.

Она прижалась щекой к его щеке, всем своим существом впитывая колючую щетину. Какое-то давление росло в ней, сладкая тянущая боль прокатывалась по костям и рассеивалась в крови. Оно не достигало кульминации, и ей этого было и не нужно. Франческа не хотела спешить. Она оставалась здесь, в этом самом мгновении и наслаждалась каждой секундой.

Она хотела бы вечно смотреть ему в глаза и гадать, какого же они цвета. Хотела ощущать все: от горячей плоти внутри нее до щекотания волосков на бедрах, скользивших по ее ногам.

Ах, если бы этот миг никогда не кончался! Если бы не наступило завтра!

Однако, едва она об этом подумала, он начался двигаться резче, энергичнее, уже не так бережно – хоть Франческа и понимала, что он по-прежнему следит за своими движениями и не дает желанию разогнаться в полную силу. Она чувствовала, как растет он внутри нее. Как пульсирует, как давит на стенки ее пещеры.

А затем Чандлер выкрикнул ее имя так, как умирающие призывают своих богов:

– Франческа!

Ее имя. Не ее имя.

Мышцы напряглись, мучительно вздулись, а в следующий миг что-то жидкое и жаркое брызнуло в нее и теплом разлилось по животу. Длилось ли это вечность или