Дьявол в ее постели - Керриган Берн

На этот раз она не шагнула к нему, лишь протянула руки, словно кающийся к священнику, молчаливо умоляя его самого сделать первый шаг.

– Не борись со мной, встань на мою сторону! Будем сражаться вместе, и я докажу тебе, что способна на все!

Она великолепна.

Это слово билось у него в груди, стучало в ритме сердца.

Ве-ли-ко-леп-на!

Она была хорошенькой девочкой, сладкой, как сахарная вата, и хрупкой, как китайский фарфор. Полудетская любовь Чандлера к ней была мучительна: ее сияние разгоняло его тьму, но он не смел к ней прикоснуться, и знал, что никогда не посмеет. Ведь тогда все узнают. Он запятнает ее совершенство, и ночью они придут за ним. Кто их осудит?

Так что он не осмеливался даже мечтать.

Но теперь… Теперь? Она изменилась до неузнаваемости. Она больше не святая – скорее, воплощение греха. Не совершенство, а наслаждение. Не запретный плод, а огонь.

Она сама превратилась в стихию, отнявшую у нее все.

И, боже правый, как же соблазнителен этот огонь! Жар, исходящий от нее, словно от солнца, влечет его, как мотылька на свечу. Как сумела она превратиться в такую несокрушимую силу, в воплощение энергии и жизни, которое посрамит любого мифического героя?

Внезапно Чандлеру стало все равно, сколько мужчин владели ею в постели. Он понял, что на самом деле – ни один.

Это она ими владела.

Она родилась как шепот, но превратилась в крик. Требование. Богиню в зеленых шелковых шароварах.

Ее аппетит не уступает страстям Кали. Ее желание, обнаженное и бесстыдное, написано на лице. Она бросает ему вызов.

Подумать только – когда-то он боялся, что она с ним не справится! Не выдержит его тяжести, его тьмы, его жажды.

Впервые Чандлер ощутил укол страха перед девушкой. Нет, перед женщиной. Перед голодом, заострившим ее скульптурные скулы. Перед честным обещанием в глазах. Перед ее тайнами.

Он всегда считал, что лучше всего быть скалой. Твердой, тяжелой, неподвижной. Но… теперь понимал: скалу можно стереть в пыль. Можно до неузнаваемости изменить ее очертания. Если он – камень, то она – вода: нежная, переливчатая, проникающая в каждую щель, утоляющая жажду…

Но что может противостоять силе воды?

Кто остановит девятый вал?

Вот она – самая невероятная сила на земле. Захватит и унесет в море, откуда он никогда не вернется. Во всяком случае, уже не будет прежним. Она поглотит его, и он утонет в ее глубинах – телом и душой. Она не знает пощады, не предлагает путей к отступлению. Оставит от него пустую, выбеленную морем раковину, и пойдет прочь, став только сильнее.

Ибо она сочетает в себе две стихии, которых он боится больше всего на свете: воду и огонь.

Но, сам того не желая, Чандлер сделал шаг вперед.

Взгляд ее стал пронзительным и острым.

Он сделал еще шаг – и в глазах ее вспыхнуло пламя.

Бог знает, что за намерение прочла она в его чертах, но застыла, как статуя. А затем, как обычно, сделала совершенно не то, чего он ожидал. Не шагнула навстречу, не стала ждать, пока он подойдет – вместо этого взялась за подол рубахи и стянула ее через голову, обнажив самые прекрасные на свете груди. И снова замерла, выгнув спину и отставив ногу.

Гордая. Совершенная. Бросающая вызов.

Они сошлись, словно грозовые тучи: разряды молний, хаотическое буйство стихий. Пожалуй, стороннего зрителя это зрелище могло бы испугать. Пальцы его запутались в ее косе; сам он не понимал, он поймал ее или она опутала его силками. Ее пальцы пробежались по его колючим от вечерней щетины щекам; она притянула его к себе и поцеловала так страстно, словно изнывала от тоски по вкусу его губ.

Словно двадцать лет этого ждала.

Вцепилась ему в рубашку, сжала кулаки, словно хотела ее сорвать.

Но он сделал это сам.

Пуговицы с громким стуком полетели на пол; их звук сливался с мурлыканьем Франчески, эхом отозвался во всем его теле, вплоть до самых интимных уголков.

Он наполнил ею обе руки, прижал к себе, вминая ее хрупкий стан в свое мощное тело. Пальцы сжимали и мяли ее спину, плечи, талию; он знал, что останутся синяки.

Им обоим суждено сохранить следы этой встречи.

Ее безумие не уступало его собственному. С не меньшим жаром она вцепилась ему в плечи, царапала мускулистую спину, запускала в него когти. Языки их встретились: ласка на ласку, удар на удар.

Господи, если он – Дьявол, кто же она? Демоница. Суккуб. А он ее добровольная жертва.

Наконец Чандлер перестал бороться. Отдался голоду, подчинился собственным темным желаниям, ответил на ее молчаливый вызов.

Но не расслабился – о нет!

Впился в ее губы зубами, а руками без стеснения исследовал каждый дюйм ее кожи. Хотел оставить на ней следы. Заявить всему миру: быть может, он сейчас принадлежит ей, но и она принадлежит ему!

Вся она – мягкая плоть под слоем тренированных мускулов. Не пышная, не дряблая, но и не костлявая. Стремительные плавные линии. Маленькие крепкие груди, соски – набухшие розовые бутоны, жаждущие поцелуев.

Что ж, самое время!

Она зарылась пальцами в его растрепанные волосы; Чандлер глухо зарычал, когда она царапнула ногтями его голову. Он пригвоздил ее к себе, взял в плен одной рукой, другую положил на ягодицы, обтянутые изумрудным шелком, и ощутил, как сжимаются и приходят в движение мышцы под его прикосновением. Она подняла одну ногу, обвила его бедро. Боги, до чего же она сильная и гибкая!

Что ждет его, секс или схватка?

Чандлер не знал – и не мог дождаться.

Но нетерпение не мешало ему обследовать те уголки ее рта, до которых он не добирался прежде. Пробираясь все глубже, вторгаясь все мощнее, пока он наконец не ощутил, что они дышат одним воздухом, одним дыханием.

Наконец оторвался от нее – ему требовалось вздохнуть. И собраться с мыслями.

– Нет! – выдохнула она. – Еще!

Это была не просьба, а приказ.

Что ему оставалось? Лишь подчиниться. С победным рыком, родившимся где-то глубоко-глубоко внутри, он обхватил ее и приподнял, а она, подняв и вторую ногу, обвилась вокруг него обеими.

Сделав три широких шага, он притиснул ее к стене, шумно выдохнув сквозь зубы, прижался естеством к ее естеству, начал энергично тереться об нее, проклиная разделяющие их слои одежды.

Да, это с ними уже было…

И теперь он закончит то, что тогда начал.

Но она не оставалась терпеливой узницей. Карабкалась по нему, словно по канату, обвивая ногами, упираясь пятками ему в ягодицы, все сильнее притягивая к себе, как будто скакала на нем верхом. В ее движениях не было ничего от рассчитанного умелого соблазнения – это были какие-то дикие, первобытные, неудержимые содрогания всего тела в пароксизме желания.

Нет, сегодня он ничего от нее не получит! Это она возьмет у него все, что он сможет дать.

А все, что останется ему – пара не слишком привычных чувств: смирение и благодарность.

Она впилась ему в губы с таким жаром, что на краткий миг они стукнулись зубами. Целовалась она как женщина, которой слишком долго в этом отказывали. Как будто не занималась этим регулярно, а ждала всю жизнь. Руки