Чучело и его слуга. Я был крысой - Филип Пулман

смотрю, ты совсем ку-ку, – проворчал мальчишка, осторожно вертя головой. – Так, все чисто. Айда за мной!

И он побежал дальше, и Роджер последовал за ним, огорченно оглядываясь на призраков, которых так никто и не выпустил. Они неслись без остановки, пока, наконец, не добрались до лабиринта переулков под городским замком. Здесь было достаточно темно и безопасно.

– Так, – сказал мальчишка. – Будешь называть меня Билли, понял?

– Да, конечно, я понял, – кивнул Роджер. – Это твое имя – Билли.

– Отлично. Я на тебя смотрел, Крысенок. Сегодня я трижды заходил поглядеть, как ты ползаешь и ерзаешь в этой своей яме. Ты, наверно, меня не заметил, но уж поверь мне на слово. Я, видишь ли, искал хорошего ползуна. И когда я тебя увидел, то сразу понял: вот оно, то что надо. Всем ползунам ползун. Короче, Крысенок, у меня для тебя есть работа. И ты будешь делать все, что я тебе скажу. Я тебя спас, и теперь ты, считай, стал моим и должен меня слушаться.

– Ага, – сказал Роджер, снова кивнув. – Я это запомню.

– Да уж, будь так любезен. И заруби себе на носу: ты – полное ничтожество.

– Полное ничтожество, – с гордостью повторил Роджер.

– Вот именно. А теперь слушай внимательно, и я тебе такое расскажу, о чем ты отродясь не слыхивал. Слушаешь?

– Да, да! – подтвердил Роджер, сгорая от любопытства.

– Смотри туда.

Билли протянул руку, указывая на другую сторону улицы. И Роджер увидел ржавые железные ворота с обломанными пиками. За воротами тускло мерцал газовый фонарь, выхватывая из темноты клочок старого кладбища – могилы, заросшие травой, и разбитые надгробия.

– Видишь? – прошептал Билли.

– Ага! Красиво… Там, наверно…

– Заткнись! Скажешь тоже – «красиво»! Это жутко! Ужасное место. Тут хоронят мертвых, ясно тебе? Так вот, насчет мертвых. Настоящие люди вроде меня помирают своей смертью. Но крысы вроде тебя…

– Но я больше не крыса, – перебил Роджер. – Я теперь тоже настоящий мальчик.

– Кто родился крысой, тот крысой и помрет, – сказал Билли, и эти простые слова, сказанные с непоколебимой убежденностью, поразили Роджера до глубины души. Он попытался отделаться от них, но не смог. Тогда он повторил их сам, чтобы послушать, как это звучит, и понять, правда это или нет. Билли кивнул: – Вот именно. Только вот что, крысенок: ты меня перебил, а я этого не люблю. Больше так не делай. На чем я остановился? А, да. В общем, крысы вроде тебя никогда не помирают своей смертью.

– Правда?

– Правда. Таких, как ты, крысенок, люди стребляют. Если заметят, что завелись крысы, вызывают Стребителя. И если кто хотя бы заподозрит, что ты на самом деле крыса, – берегись! Стребитель уже в пути.

Это было ужасно. Роджер сглотнул и вспомнил сержанта полиции: тот ведь тоже говорил, что крыс положено «стреблять». Задрожав всем телом, он пискнул:

– А это что за штука такая, Стребитель?

– Не что, а кто, крысенок. Его, знаешь ли, никто никогда не видел. Говорят только, он приходит со своим аппаратом и…

Слово «аппарат» наполнило Роджера таким глубоким и невыразимым ужасом, что ему захотелось заткнуть уши. Перед его внутренним взором замаячил образ безликого существа, вооруженного каким-то жутким механизмом, и Роджер не мог отогнать его, как ни старался.

– Нет! Не рассказывай! Я не хочу этого знать! – взмолился он.

– Придется узнать, Роджер, – мягко возразил Билли. – Я, видишь ли, должен рассказать тебе про Стребителя все, что знаю, – иначе будет неправильно. Правда, никто все равно не знает, что он делает этим своим аппаратом… – Роджер вздрогнул и тихонько застонал, но Билли неумолимо продолжил: – …Потому что после того, как он сделает свое дело, в живых не остается ни единой крысы, которая могла бы рассказать, что случилось. Их находят дохлыми, с кровью на усах, с застывшим в мертвых глазах безымянным ужасом.

– У меня нет усов, – цепляясь за последнюю надежду, сказал Роджер.

– Без разницы. Стребитель все равно почует, если кто-то на самом деле крыса. Даже если на вид того не отличить от мальчика.

– А что, выходит, другие крысы тоже превращаются в мальчиков?

– Ну да. Редко, но бывает. Таких Стребитель пуще всего ненавидит. Больше всего на свете хочет стребить их всех.

– То есть таких, как я, – прошептал Роджер, сжавшись в комок и обхватив себя руками за плечи.

– Именно. Таких, как ты. Ну, разве не здорово, что у тебя теперь есть я? Ты будешь делать все, как я скажу, а я буду защищать тебя от Стребителя. Но попробуй только хоть раз меня не послушаться! Я так огорчусь, что забуду про все на свете. Забуду, что надо тебе защищать. А стоит мне отвернуться, Стребитель схватит тебя в два счета.

– О нет, нет, пожалуйста, не забывай! – взмолился Роджер.

– А ты не огорчай меня – и я не забуду. А теперь пойдем, добудем тебе чего-нибудь поесть. Проголодался?

Роджер уже трясся так сильно, что у него зуб на зуб не попадал, а коленки стучали друг о друга. Услышав вопрос Билли, он стиснул зубы и кивнул, а потом попытался придержать коленки, чтобы они не стучали так громко, а то еще Стребитель услышит. Голова у него кружилась, перед глазами все плыло.

– Тогда иди за мной, – сказал Билли.

И он повел Роджера в другой переулок, а оттуда – во двор, освещенный лишь отблесками мокрых булыжников. Там он поднял крышку угольного желоба – и в глубине показался слабый свет. Из желоба тянуло вкусным запахом, словно там что-то жарили.

– Полезай, – велел Билли и толкнул Роджера в спину, да так сильно, что он кубарем покатился вниз и рухнул на пыльный пол подвала. Рядом, в полумраке, блестели чьи-то глаза. Потом протянулась рука и вздернула его на ноги, а миг спустя по желобу скатился и Билли.

Роджер огляделся. Вокруг стояло с полдюжины мальчишек, все явно старше него, оборванные и грязные. Глаза их сверкали бликами от масляной лампы и раскаленной докрасна плитки, на которой один из обитателей подвала жарил картошку.

– Это Мальчик-Крыса, – сообщил Билли, стряхивая пыль со штанов. – Ну, вы помните.

– Еще бы, – откликнулся кто-то из мальчишек.

– Ага, – подал голос другой.

– Так вот он какой, – сказал третий.

Роджер пришел к выводу, что эти мальчики ему рады, и сделал то, что в подобных ситуациях, по его наблюдениям, делали другие люди: протянул руку.

– Здравствуй, – сказал он первому мальчику, и все со смехом принялись пожимать ему руку.

Роджер был на седьмом небе: новые знакомые щупали его и похлопывали, делали вид, будто пытаются найти у него хвост, ерошили ему волосы