Предчувствие весны - Виктор Исьемини

— Ладно. Он далеко?

— В тридцати шагах от двери. Глядит на меня.

— Ладно. Все равно, рано или поздно я бы с ним встретился… Жди меня через пару недель с деньгами. А может, я и раньше загляну, послушать о твоих сердечных делах. Расскажешь о девочках госпожи Солы.

— Эй, он там не один! — запоздало выкрикнул старьевщик.

Хромой, не слушая, распахнул дверь и быстро зашагал к Жабе. Коренастый бандит обернулся навстречу, в руке Жабы была короткая дубинка, а позади, в нескольких шагах переминались с ноги на ногу двое крепких молодцов, каждый габаритами превосходящий вожака раза в полтора. Эти не успели сообразить, что им делать, да и Жаба не ожидал, что Хромой сам бросится навстречу. Он даже не поднял дубину, а меняла уже был рядом. Хромой на ходу выдернул из ножен меч, стальное лезвие с шорохом рассекло воздух и легло на плечо бандиту.

— Брось свое полено, Жаба.

Тот, чувствуя шеей острую кромку, совсем растерялся. Обычно его боялись… Ладонь разжалась, дубинка соскользнула в снег. Все молчали. Улица опустела еще раньше, при появлении молодцов Рыбака.

— Хромой, это не по правилам, с мечом… — вымолвил Жаба. — Обух никогда не…

— Жаба, ты болван, я не с Обухом, я сам по себе. А вот если мы сейчас прогуляемся к Рыбаку, и окажется, что он ничего о нашей встрече не знает… что ему не с руки заводить сейчас новую заварушку…

Двое молодцов из банды Раша переглянулись — Жаба сказал им, что действует по поручению Рыбака.

— Ты не пойдешь к Рыбаку, Хромой! Ты на понт нас берешь!

Страх, похоже, добавил ему сообразительности.

— Верно, здесь ты прав, — кивнул меняла. — Эй, вы двое, вы сами пойдете к Рыбаку, и спросите, велел ли он Жабе разбираться со мной. А этого я, пожалуй, сдам страже. Слышишь, Жаба, а правда, что Рыбак своих людей не всегда у стражи выкупает? Верно я слыхал?

— Не беспокойся, меня-то он выкупит… и тогда…

— Не дергайся. Один неверный жест — и Рыбаку придется выкупать тебя из каталажки по частям. Но я почему-то сомневаюсь, что он тебя выкупит, после того, как ему доложат… Эй, вы двое, вы еще здесь?

Молодцы переглянулись и побрели прочь. Они не понимали, что происходит, да и не желали понимать. Хромой с Жабой так и остались стоять в переулке.

— Хромой, отпусти… — вдруг попросил бандит. — Я к тебе больше и на выстрел не приближусь.

— Ладно, — меняла отступил на шаг, вскидывая меч на плечо.

Жаба метнулся за своей дубинкой, подхватил ее… Хромой подскочил и несильно, но резко ударил рукоятью противника по голове. Тот рухнул и затих. Хромой ногой откатил дубинку и поднял ее. Через несколько минут Жаба застонал и пошевелился.

— Я тебя отпускаю, раз просишь, — объявил Хромой. — Полено вот только унесу. Дрова нынче в цене… и, думаю, Рыбак даст тебе немного денег и велит свалить из Ливды — если, конечно, не врут, что вы с ним друзья. Так ты послушайся его, правда.

ГЛАВА 23 Замок Аривна в Феллиосте

Трельвеллин спустился по узкой винтовой лестнице. Ступени под ногами трещали, тронутые инеем стены дышали холодом. Люди так и не научились строить хорошее жилье… Вот, казалось бы, башня Аривненского замка — высока, стройна, с нее открывается великолепный вид. Сложена из прочного камня и вполне надежна в случае войны. Почему же не сделать ее удобной для мирной жизни? В жилом помещении наверху трещат в камине дрова, небольшую комнату можно натопить, но стоит выйти за порог — и стылый ветер из бойниц мигом обдает морозом. Нижний этаж, подвал — все выстужено. Ступени лестницы растрескались, подгнили, потому что летом здесь, напротив, будет не продохнуть от жары, льющейся в бойницы. А осенью и весной все пропитает влага.

Людей, строивших замок в Аривне, заботила лишь прочность стен, они готовились к войне, вовсе не думая о том, каково будет жить здесь в мирные дни — тем более, каково будет эльфу, привыкшему к милостям Матери. Милость Матери — это, прежде всего, мягкий климат. Привычные мысли пронеслись в голове — они возвращались всякий раз, когда Трельвеллин сходил или поднимался по лестнице. Пронеслись и умчались прочь, быстрые мысли эльфа. Когда король вышел на крыльцо, в голове уже были лишь дела. Эльфам трудно думать подолгу об одном и том же, сегодня Трельвеллину предстояло делать усилие над собой. Нынче — день для дел. Юный Элльгойн подвел жеребца, Трельвеллин легко вскочил в седло и бросил мальчику:

— Следи за огнем в камине. Я не желаю возвратиться в остывшую комнату, покрывшуюся льдом по углам.

— Да, ваше величество, — с достоинством склонил голову юнец.

— И не вздумай играться с угольками!

— Да, ваше величество… обещаю… — эта фраза была произнесена без энтузиазма.

Тем не менее, Трельвеллин теперь был спокоен — если Элльгойн пообещал, то исполнит в точности и не сожжет замок из-за нелепой игры.

Когда король закончил отдавать распоряжения, принц Аллок махнул рукой воинам конвоя, те вскочили на коней. Ворота со скрипом распахнулись, король поморщился, его раздражали эти непрерывный скрип, треск и стон дерева, раздающийся в любом строении, возведенном человеческими руками. Но ничего, скоро Трельвеллин возвратится на северный берег Великой, где нет ничего созданного руками короткоживущих, а здесь останется командовать Аллок Ллиннот, младший сын и великий воин… как он сам о себе думает. Сегодня король с сыном объедут окрестности Аривны, осмотрят напоследок здешние земли, Трельвеллин оценит приготовления к предстоящей кампании, сделанные сыном. После этого будет назначена дата отъезда.

Король первым выехал из замка, следом — Аллок и его кавалеристы. На дороге сын пристроился рядом и принялся болтать, указывая рукой — рассказывал, куда ведет дорога, что будет сперва, что потом.

— Аллок, — прервал разглагольствования принца Трельвеллин, — все это замечательно видно из башни. Сын мой, пойми, молодости свойственно тянуться пощупать своими руками, схватить, стиснуть, сжать пальцами. Старикам достаточно лишь увидеть, за многие годы старик перещупал все, теперь ему достаточно лишь увидеть. Я каждый день гляжу на эту дорогу и вижу дым из печных труб вон там, за лесом. В лощине деревня, осенью пастух выгонял на пастбище коров. Я знаю, сколько коров в этой деревне, и какой они масти. Влево уходят поля, и когда здешние крестьяне распахивали пашню под озимый посев, я видел всех взрослых. Я не знаю, как их звать, но этого мне не нужно. Даже если я и выучу их варварские имена, они умрут раньше, чем я сумею забыть. Но видел я всех. Дальше, за дубовым бором, холм — дорога взбирается на него и, стало быть, снова видна. С башни я вижу гораздо дальше, я вижу черный густой дым и знаю, что там гномьи кузницы, там расположились присланные Грабедором грубияны. И уж совсем далеко, однако различимо для глаз — город. За нынешний день мы не осмотрим больше, чем можно различить с башни, посему не трать слов. Слова тебе пригодятся, когда я стану задавать вопросы.