Предчувствие весны - Виктор Исьемини

— Украли?.. — старый солдат нагнулся и поднял с пола вышитый кошель. — Этот, что ли? И стоило из-за тряпки шум поднимать?

— Тряпки? Да у меня там деньги… деньги… были…

Ветеран демонстративно перевернул пустой кошелек над ладонью другой руки и потряс, показывая, что, мол, пусто.

— Ну, вот что, расходитесь-ка. Поздно уже, давайте по домам, — решил стражник, затем обернулся к хозяину «Золотой бочки». — А с тобой я завтра зайду поговорить. Беспорядки, понимаешь, у тебя происходят. Ограбили доброго человека, побили…

Толстый ткач, который в самом деле в сутолоке пострадал больше всех, поглядел с надеждой. Неужто старик решился искать его пропажу?

— Украли красивый кошелек, — закончил старик, улыбаясь в усы. Растерянность толстяка доставляла ему удовольствие. — Хорошо, я пропажу вернул. В общем, расходитесь. Нечего тут…

Начальник стражи удалился, сопровождаемый молодцами. Те ухмылялись, довольные, что городские остались в дураках.

После ухода стражников несколько минут длилась тишина. Мясник допил вино, причмокнул губами и с громким стуком опустил на стойку стакан.

— Я же тебе говорил, что нет у вас порядка. И на стражу надежды никакой.

— Эй, — обернулся к Гедору избитый ткач. — Это ведь из-за твоего парня началось!

Гедор уставился в упор на мастерового, тот под холодным взглядом попятился.

— Из-за моего? Нет. Или ты хочешь сказать, что это паренек твои денежки присвоил, а не стражник?

— Стражник?..

— Нет, сам Гангмар из Проклятия нагрянул, чтобы твой кошелек выпотрошить. Торчок, может, и с придурью, так чего ж ты с дурнем связываешься? Ты ж видел, блажной пацан.

Гедор еще с минуту смотрел на ткача, то стушевался и умолк. Люди, смущенно поглядывая друг на друга, стали расходиться. Постояльцы по комнатам, местные — домой. Дела подошла к мужу и взяла за руку. Тот обернулся. Супруги собрались уходить.

— А скажи, мастер, чтоб ты присоветовал? — окликнул уходящих кабатчик. — Ну, чтоб порядок был?

Гедор бросил через плечо:

— Маленьким людям защитник нужен. Чтоб присматривал за порядком, пока добрые люди честно трудятся. Так у нас заведено, на побережье. Непременно есть такой человек, ему доверяют. Если что — к нему за советом, за защитой. Он всегда рассудит, поможет, вступится за обиженного. Правого поддержит, виноватого накажет — тихо, по-свойски, без стражников. Но и его уважают, человека этого, делятся с ним, чем Гилфинг послал.

— Это как? У нас же господин имеется, старшины цеховые… Священника можно спросить…

— И стража еще, — напомнил Гедор. — Завтра утром к тебе начальник заглянуть обещал, помнишь?..

Дела потянула мужа за руку, и молодые люди ушли. Трактирщик тяжело вздохнул, позвал жену, чтобы убирала со столов, и, прихватив колпачок на длинной рукояти, пошел по залу — гасить свечи под потолком. Он размышлял, во сколько обойдется завтрашний визит стражника. Тот ведь станет отступное вымогать, не то — к господину на суд, почему в «Золотой бочке» бьют и воруют. Да уж, защитники…

Около трех часов, когда «Золотая бочка» погрузилась в сон, окно комнаты, которую занимал Гедор, распахнулось, вывалилась веревка. Мясник быстро перебирая руками, соскользнул в снег. Подбежал к забору, подпрыгнул, ухватился за гребень и легкой тенью перемахнул наружу. Дом, где жили стражники, находился неподалеку, ближе к городским воротам. Старик начальник занимал половину здания, другая была казармой рядовых. Помещения имели раздельный вход. Мясник подкрался к двери и прислушался. Старый вояка звучно храпел, слышно было и на улице. Гедор осмотрел замок — дешевка. Дверь добротная, прочная — если выбить, будет много шума. Пришлось вытаскивать отмычки, пользоваться которыми Мясник не любил. После нескольких неудачных попыток замок со скрежетом отомкнулся. Гедор приоткрыл дверь и скользнул внутрь. Миновал сени, вошел в комнату, служившую старому вояке спальней. Начальник стражи спал, лежа на спине. Гедор подошел, вынул нож, с минуту разглядывал жертву, затем полоснул лезвием по горлу. Храп перешел в хрипение, бульканье… Мясник осторожно перевернул стул, положил набок подсвечник на сундуке рядом с кроватью, стащил труп на пол, отыскал меч и вложил в мертвую ладонь. Разбросал по полу подвернувшиеся под руку вещи… Вот теперь все.

Когда утром Гедор с компанией спустился в трапезную, там было пусто. Давешние крестьяне уже съехали, для новых постояльцев было рановато. Хозяин нервничал и поминутно косился на дверь, ждал начальника стражи.

Гости позавтракали, затем Гедор велел Торчку оставаться в «Золотой бочке», а сам с женой и Селезнем пошел прогуляться. Перед домом стражи собралась толпа, люди сэра ок-Дрейса расхаживали перед распахнутой настежь дверью. Лица солдат были хмурые.

Селезень пошел вперед узнать новости. Ему охотно объясняли, что ночью зарезан старый начальник стражи, а подручные покойного уже рядятся, кто теперь станет старшим. Горожане гадали, что за человек мог осмелиться на такое злодейство, ни одной достойной версии не возникло. Из дома вышел рослый белобрысый парень и прикрикнул на зевак:

— А ну, чего собрались? Пошли прочь!

Наверняка новый командир.

Люди стали неспешно расходиться. Гедор с женой немного задержались, и когда стражники, пыхтя, вытащили из дверей носилки с грузным телом, укрытым дерюгой, супруги посторонились, пропуская. При этом Гедор, будто продолжая давно начатый разговор, бросил жене:

— Видишь, до чего человека жадность доводит? Ткач этот, из-за горсти медяков…

Прохожих поблизости уже не осталось, так что можно было говорить достаточно громко. Белобрысый стражник, едва услыхал, о чем идет речь, тут же подскочил к Гедору:

— Эй, мастер, ты о каком ткаче?

Мясник обернулся к стражнику:

— Эй, да ведь ты вчера тоже был в «Золотой бочке»? Точно, я тебя помню! Слыхал, как этот толстый дурень своих денег требовал? Он, видно, в башку себе вбил, что покойный его гроши присвоил.

Гедор укоризненно покачал головой.

— Вот до чего может жадность довести, ай-яй-яй… Из-за горсти медяков!

— Так ведь не брал наш старшой, — растерялся стражник, — я за ним следом вошел, не мог он, и все это видели… Кошелек пустой валялся. И то удивительно, что никто допрежь нас не поднял!

— Тоже верно… сам не пойму, чего этот толстый дурень придумал, но он же денег требовал, верно?

На простодушном курносом лице долговязого парня отразилось зреющее решение — он уже определил виновного. Тут из-за спины Мясника выступил Селезень и уверенно заявил: