Сень горькой звезды. Часть вторая - Иван Разбойников

сам не ответил. Скорее всего пожал бы круглыми плечами и сослался на неожиданный поворот судьбы, которая, прежде чем возложить на них милицейские погоны, никакими нагрузками их особенно не отягощала.

Со школьных лет привыкал Сергей Ермаков к роли начальника: сначала он руководил пионерским отрядом, затем школьной комсомольской организацией. На этой ступеньке своей карьеры Сергей научился четко печатать шаг, смотреть в глаза начальству ясным, • незамутненным взором и четко, а главное, вовремя рапортовать именно то, что нужно начальству в данный момент, что соответствует политической обстановке и руководящим указаниям.

Способности юноши не остались без внимания, и не успел он окончить десятилетки, как оказался в бюро райкома комсомола, а по истечении некоторого времени стал его вторым секретарем. Волна кадровых перестановок пятьдесят четвертого года приподняла его, молодого и ничем не запятнанного коммуниста, со скрипучего комсомольского стула и плавно опустила в уютное кожаное кресло заведующего административным отделом райкома партии.

Рычаги власти на время оказались в руках Сергея Сергеевича, и ветераны партии, знавшие Сережку с тех пор, когда ему удавалось пройти под столом не нагибаясь, уже не осмеливались открыть обитую дерматином дверь его кабинета не постучавшись.

Ермаков усердно тянул рутинную партийную лямку, задолго до начала рабочего дня садился за обтянутый зеленым сукном обширный стол и не мечтал ни о чем другом, кроме благодарности Первого к революционному празднику. За этими своими хлопотами Сергей Сергеевич как-то не удосужился жениться, а когда понял, что для дальнейшего продвижения по служебной лестнице скромная графа «семейное положение» в конце анкеты играет ничуть не меньшую роль, чем «пребывание за границей», с удивлением обнаружил у себя обширную лысину, второй подбородок и выпирающее брюшко, которое хотя и придавало солидности, но мешало зашнуровывать ботинки.

Но ни это обстоятельство, ни временами возникающая одышка не мешали Ермакову ревностно осуществлять линию партии, пока эта линия по прихоти ее генерального секретаря не раздвоилась – так как дорогой Никита Сергеевич провозгласил, что для благоденствия страны прежде всего необходимо разделить областные партийные организации на промышленные и сельскохозяйственные. Тогда, мол, каждая из них, занимаясь присущим ей делом, выведет в ближайшей семилетке страну на светлую дорогу к коммунизму.

Однако в дотоле единой духом парторганизации при разделе сфер влияния, членских взносов, дач и другого партийного имущества, жизненно важного для идеологической деятельности, случайно забыли о своем высоком предназначении, увязли в меркантильных склоках, разделились на две фракции, каждая из которых в попытке отстоять свои интересы старалась бросить как можно более густую тень на другую. Два медведя в одной берлоге не живут, и одна из группировок должна была потерпеть поражение. Не повезло группировке, к которой примыкал и наш Сергей Сергеевич. Последовавшая кадровая карусель закрутила Ермакова и выбросила его с партийной орбиты в органы, которыми он еще недавно пытался руководить. По существовавшей установке, за переведенными с партийной работы в органы МВД сохранялась выслуга лет и в соответствии с ней присваивалось очередное звание. Окончивший Высшую партийную школу, Сергей Сергеевич получил назначение в городской отдел борьбы с хищениями социалистической собственности и чин старшего лейтенанта с перспективой скорого повышения.

«Такой молодой, а уже лейтенант», – подшучивали над лысинами Ермакова подтянутые сослуживцы. Сергей Сергеевич отмалчивался, пыхтел и со всем рвением, на какое был способен, старался вникать в службу. Судьба не замедлила улыбнуться Сергею Сергеевичу, но очень уж криво и неприветливо: одновременно с долгожданной капитанской звездочкой на погон последовал приказ о его переводе в распоряжение Лорьяхского отдела внутренних дел. «Не горюйте, – напутствовали его в кадрах на прощание, – вы человек молодой, а главное – холостой, вам переезд не в тягость. Необремененные семьей на Севере на вес золота: с жильем там неважно. А каша там сейчас большая заваривается, и органы нужно укреплять».

Не очень улыбалось Ермакову хлебать эту кашу, да куда денешься – дисциплина партийная и служебная: делай как приказано.

Многолетняя привычка начинать рабочий день с кабинета въелась, и каждое утро Ермаков вышагивал по росе от поселка до экспедиции, чтобы, посидев часок за столом и собравшись с мыслями, возвращаться обратно либо идти совсем в другую сторону. Внутренне Сергей Сергеевич понимал, что непроизводительно тратит время, но, не посидев за столом, мобилизоваться на весь день никак не мог.

Другой причиной, подвигавшей капитана к совершению ежедневного моциона, заметим строго между нами, была пышногрудая Соня Михайлова, каждое утро угощавшая капитана свежими сливками и парным молоком, а по вечерам горячими шаньгами с топленым маслом. Но этим знаки внимания хозяйки к постояльцу и ограничивались. Как предполагал сам постоялец – из-за брюшка и лысины. И если лысины ночью не видно, а днем она фуражкой прикрыта, то брюшко мешает и днем и ночью. Может, впервые в жизни ощутил капитан Ермаков свое телесное излишество и недостаток мужского обаяния.

А вдовушка ему очень нравилась. Светлыми ночами, пытаясь уснуть в пристрое Сониной избы, Сергей Сергеевич укорял себя за потерянные для личной жизни годы партийной работы и невозможность наверстать упущенное. А Соня проплывала мимо на двор, качая крутыми бедрами и обдавая ароматом парного молока, недоступная и тоскующая по погибшему мужу.

Ермаков дал себе слово, что найдет хозяина самострела, и, работая по делу, неожиданно для себя твердо уверовал, что вышел на след браконьера-лосятника. След уводил в экспедицию, в барак на самой кромке тайги, где угнездились халеи, каждый из которых для Ермакова как субъект следствия представлял интерес по многим поводам.

Больше других – плотник Борис Турусинов по кличке Лосятник, личность темная, лесной бродяга и заядлый охотник – в тайге как рыба в омуте. Судим за злостное браконьерство, выйдя на свободу, привычек не оставил: весной без всякой необходимости стрелял в медведя. С ружьем только что не спит в обнимку/Есть вероятность, что именно он и насторожил ружье на лосиной тропе. Причем совершенно не обязательно на лося. В поселке поговаривают, что Лосятник давно подкатывает к Соне Михайловой. Не исключено, что с помощью самострела Турусинов привычным для лосятников способом устранил ее