Гиперборейская чума - Андрей Лазарчук

— Это значит, что все меняется, — тихо и медленно проговорила Ираида. — Я тоже это поняла, да не знала, как сказать. Но перемены происходят только от каких-то непрямых действий… наверное. От тех, которые целят совсем в другую сторону…

— Спокойно, — сказал я, помавая руками, — спокойно…

У меня был, наверное, идиотский вид. Но какой еще вид может быть у человека, которому показалось, что вот сейчас он все объяснит и все на свете поймет, — и показалось, и показалось, и еще раз показалось… А потом спряталось.

— Уточним, — сказал Сильвестр. Он допил виски, подошел к спящим, присмотрелся к ним и тронул за плечо Маркова. Тот распахнул глаза:

— Что?!

— Ш-ш…— приложил палец к губам Сильвестр. — Мы тут на коллизию наткнулись. Ну-ка, ответь: вы там, в будущем, последовательность исторических событий освоили?

— А как же. За этим и посылали нас…

— Была в две тысячи семнадцатом году монархия с поповским засильем?

— Да ну, что ты, батя! Нет, конечно. В семнадцатом власть была у Народного Конгресса во главе с генералом Расторгуевым… А что?

— Все нормально, боец. Спи дальше. Похоже на то, что гражданскую войну и интервенцию вы уже предотвратили. Не знаю, правда, как-

— Неужели — просто напугав этого клоуна? — привстала Ираида.

— Да какое тут может быть «спи»! -возмутился Марков. — Когда такое происходит!

— Ничего не происходит, — сказал я. — Умствования сплошные. Хасановна, на пару слов — приватно?

Мы вышли в боковой коридор — кафельный, полутемный, похожий на бесконечную душевую. И пахло здесь как-то похоже: дезинфекцией, сыростью и мылом.

— Этих ребят тоже пустили в распыл? — спросил я шепотом, поднося огонек к жуткой ее папиросе.

Хасановна покачала головой:

— Это они и есть — пропавшие. В восемьдесят третьем.

— То есть — это именно их искали тогда по баням и магазинам?

— Да.

— А — нашли?

— Вот этого я не знаю…

— До какого года просуществовал Рабкрин? Она мрачно усмехнулась:

— Можно сказать, что к сороковому он был уже безвластен. И безопасен для Кобы. Формально же — существует и по сей день… Вам лучше всего этого не знать, Иван Петрович. На всякий случай. Хотя…— перебила она себя, губы ее, и без того тонкие, поджались еще больше. — Возможно, что терять нам уже нечего.

Тут по главному, ярко освещенному коридору мягко зазвучали шаги, и мимо нас прошли несколько мужчин в дорогих гражданских костюмах. Идущий впереди — седоватый, залысый, с мягким дрябловатым лицом — чуть прихрамывал. Двое из свиты были с портфелями, один — со сложенным зонтом. Кто-то покосился на нас, курильщиков, но так, мельком, по обязанности, без интереса. Они уже прошли, когда я почувствовал, что Хасановна изо всех сил сжимает мой локоть.

Я посмотрел на нее и впервые увидел на ее лице страх.

— Это же Панкратов, — прошептала она. — Сам… здесь…

— Я восхищен! — Илья Кронидович сидел в кресле очень свободно и в то же время с достоинством, как старый дипломат на даче. — Даже не ожидал, Петр Васильевич, что вы примените столь нестандартный подход. Как-никак, лженаука парапсихология не поощряется ныне… или я ошибаюсь?

— Не поощряется, но и не возбраняется, — сказал генерал. — Взгляды начальства стали заметно шире. Справедливости ради скажу, что и в прежние времена исследования такие велись… впрочем, результатами их мы не имели возможности пользоваться. Все уходило соседям.

— Понятно, понятно… А вы, Кристофор Мартович, позвольте узнать — тоже через научные исследования к этому пришли или природный дар имеете?

Крис пожал плечами:

— Не все ли равно?

— Кристофор Мартович имеет наилучшие рекомендации, — сказал генерал. — К его услугам прибегали…— Он замолчал на секунду. — Очень многие. Я думаю, если вам понадобится что-то найти…

— Боюсь, что потерянное мной не под силу найти никому, — сказал Илья Кронидович и встал. — Вы принимаете чеки? — спросил он Криса.

— Да, конечно…

— Сумму проставите сами. — Он подписал чек и протянул его, глядя Крису прямо в глаза. Крис, чуть помешкав, чек взял.

Панкратов повернулся и пошел к выходу из кабинета. У двери, уже подхваченный свитой, остановился, повернулся к Крису:

— Бомбу вы нашли. А самих террористов искать будете?

— Не умею, — сказал Крис. — Только неодушевленные предметы. Да и какой в этом смысл — ведь для следствия и суда мои показания — только говорение слов?..

Панкратов как-то странно усмехнулся:

— Досадно, крайне досадно. Возможно, Петр Васильевич рассчитывал на большее?

— Найдем сами, — сказал, не разжимая зубов, генерал. — Обычными методами.

— Больших вам успехов, — усмешливо поклонился Панкратов и вышел наконец.

Крис несколько секунд сидел неподвижно. А потом в кабинет буквально ворвались доктор, Хасановна и за ними — Ираида.

— Кристофор Мартович! — почти закричала Хасановна. — Вы знаете, кто это был?

— Знаю…

— Панкратов!

— Да, Хасановна. Панкратов. Сам. Илья Кронидович. Вот мы с ним, наконец, и посмотрели друг на друга. Я ему понравился, и он возжелал меня купить… Петр Васильевич, а как бы нам попасть домой? Желательно поскорее.

— Сейчас распоряжусь… Что-то не так, Кристофор Мартович?

— Просто устал. Нельзя ли кофе — покрепче?

— Можно. Стае! Кофе принеси! Коньяку?

— Желательно…

Кофе был растворимый, но дорогой — и было его много. Жгучая коньячно-кофеиновая смесь с трудом проникала в спавшиеся извилины. Там она производила трудно предсказуемые действия.

Сильвестр не удержался и зевнул, забыв перекрестить рот. Терешков смотрел на Хасановну, не в силах убрать с лица выражение экзистенциального ужаса. А доктор вдруг понял, что держит в своей руке руку Ираиды. Ираида старательно глядела мимо всех. Глаза ее светились, и румянец со щек уже переползал на шею.

Знавшая о любви лишь по анекдотам да по «Гэндзи-моногатари», она только сейчас внезапно поняла, что такое непонятное распирало ее весь этот месяц. Дома их ждала очень озадаченная охрана и пространная записка от Альберта Мартовича: «тамбовский вудуист» Рудик Батц умер в изоляторе Бутырской тюрьмы от гнойного менингита, развившегося вследствие открытых проникающих переломов верхней челюсти, вовремя не распознанных. Перед смертью, несмотря на шины и бессознательное состояние, он заговорил — и наговорил целую кассету, благо магнитофон, включающийся на голос, сработал. К сожалению, понять что-либо в его речи было невозможно: Рудик изъяснялся на неизвестном науке языке.

Такие феномены известны и даже весьма распространены. Другое дело, что пока Рудик произносил свой монолог, с каталки в коридоре встал умерший несколько часов назад зэк, закутался в простыню, сначала пробрался в раздаточную и съел две буханки хлеба, а потом спустился к посту охраны и попросил закурить…