Гиперборейская чума - Андрей Лазарчук

— Хорошие требования. Пятьдесят миллионов долларов на счета каких-то фирм-однодневок… Кипр, Каймановы острова, Андорра…

— Поджог вагона — это предупреждение, вторым этапом — поджог всего, что осталось внизу?

— Да…

— Понятно… Значит, так: мне нужны будут карты с нанесенными — слушайте: освобожденными и еще загруженными туннелями, местами, где производится погрузка вагонов, типичными маршрутами вагонов, составов — вплоть до пункта назначения. Отчеты МЧС и МПС о происшествиях за последний месяц — в стокилометровой полосе вдоль этого маршрута. Может быть, что-то не совсем обычное… не знаю. Дальше: какие-нибудь документы, пусть самые второстепенные, о контактах с этим чертовым холдингом. И… и… все пока. Да, обязательно держите вертолет наготове, хорошо?

Ираида, наверное, задремала — потому что в какой-то момент (проснувшись?) всей кожей, всем существом своим остро ощутила нелепость, чуждость, мрачность окружающей обстановки. Это было настолько похоже на те зловещие сны, что преследовали ее на пути в Тамбов, в самом Тамбове и еще несколько дней после, что она не смогла сдержать стон. Помещение, в котором она сидела, было огромным, перекошенным и состоящим из отдельных, не скрепленных между собой частей. Лампы в темных колпаках висели в темноте, опираясь на конуса света. Зловещие фигуры, две или три (невозможно понять), тоже будто бы составленные из тяжелых малоподвижных фрагментов, склонялись над массивной столешницей — свободно парящей высоко над полом. На стене, заполняя собой глухой провал, бугрился тяжелый жесткий занавес. Кажется, он частично обволакивал какую-то неподвижную фигуру — вроде бы статую…

И, как идол с профилем индейского вождя, неподвижно сидела Хасановна, зажав зубами янтарный мундштук с погасшей покосившейся папиросой. Стон Ираиды будто бы разбудил ее…

Она со скрежетом развернулась и сказала, еле шевеля сухими губами:

— Коршун… Коршуннн…

А Крис обхватил руками голову и опустился на корточки.

— Рядом… Рядом…

Ря… — отлетело от стен. — Доммм… Ря… Домммм.-А потом — словно из жизни, как из киноленты, выхватили кусок — Крис показал на карту и сказал:

— Где-то здесь. Петр Васильевич, направьте туда саперов, пусть ищут. Даже если и полыхнет, место не слишком людное. И вот еще что: выкуп требуют не те, кто заложил бомбу.

— Почему вы так…— начал было генерал, но осекся. Крис не заметил этой реплики.

— Попросите саперов, чтобы хоть какая-то часть от бомбы осталась живой, мне надо на нее посмотреть. Теперь дальше: кто ведет дела с холдингом?

— Техотдел…

— Любого, все равно кого — вызовите и поговорите с ним.

— О чем?

— Да о чем угодно. О видах на урожай, о погоде…

— Сейчас еще утро… подождите, я подумаю. А, сообразил.

Генерал поднял трубку:

— Стае? Проверь, по тревоге Смоленского вызвали? Да, из техотдела. Хорошо. Пусть зайдет ко мне. Да, срочно.

— А вот теперь мою команду надо где-то спрятать, — сказал Крис. — Есть тут подходящее укрытие?

— Найдем, — сказал генерал.

Из записок доктора Ивана Стрельцова

Про мою клаустрофобию я ничего плохого сказать не могу: она всегда вела себя более чем скромно и довольствовалась совещательным голосом. Но сейчас бедняга, похоже, решила взять реванш за все свое предыдущее бесславное прозябание… Я с огромным трудом сдерживал себя, чтобы не думать о бетонных стенах и потолках, о толще земли над головой, о давящей на все это тяжелой мутной воде… Что-то было написано на моем лице, потому что Сильвестр неспроста подливал мне виски в бокал и пытался разговорить на какую-то интересную тему… и я вроде бы поддерживал разговор, но все равно ничего не понимал из сказанного.

Мы сидели в чем-то вроде комнаты отдыха: диван, старинная радиола, несколько кресел, на стене картина и очень кривая сабля. Я завидовал хронолетчикам: парни беззаветно спали. Хасановна разобрала свой браунинг и протирала детали кусочком замши. Ираида выпросила у нее блокнот и что-то рисовала там. Мне показалось, что рука ее дрожит. И смотрит она не на страницу, а сквозь нее.

— Непросты дела Твои, Господи…— раздумчиво протянул Сильвестр, разглядывая бокал. — Значит, Дора Хасановна, старые это ваши знакомцы, да? И что же там дальше-то происходило, не помните?

— Как не помнить. — Хасановна усмехнулась. — Вернулись гаврики и такой отчет написали, что вывели весь проект из-под крылышка Феликса Эдмундовича и перевели в непосредственное подчинение Рабкрину. В ОГПУ зачистку провели всех посвященных, а Рабкрину ненужных — в распыл. Да и сам Феликс долго не зажился после этого, через полтора месяца всего заказал Шопена…

— Молочка, говорят, несвежего выпил? — спросил, криво усмехаясь, Сильвестр.

— Может, и молочка, деталей не знаю. Потому как именно в те дни вторую экспедицию послали, на сверку данных. Но — не долетели товарищи наши до цели, и потом Шпац со Стрыйским вычислили, что упали они где-то году в восемьдесят третьем, поздней осенью или зимой. Искать их после пытались, да не нашли. Третью экспедицию только полтора года спустя сладили, к десятой годовщине Революции приурочили — ну и отправили, понятно, в две тысячи семнадцатый год… Один только вернулся живым, да и то скоро от инфлюэнцы сгорел. Но рассказать успел, что там голод, монархия и поповское засилье. Да… Ты, Сильвестр, не обижайся, говорю как есть.

Тот кивнул. Очень серьезно кивнул, без тени усмешки.

— Проект, понятно, запретили и материалы по нему уничтожили, сотрудников всех в расход пустили, один только Панкратов исчез. Долго его потом искали по всей стране, но — сумел укрыться от карающих органов…

— А сама? — тихо спросил Сильвестр.

— Я была секретным комиссаром Рабкрина, и меня санкциям подвергнуть мог только председатель товарищ Потапкин. Пришлось, конечно, некоторое время потрудиться на бумажном фронте, не без того, но потом вновь вернулась к живому делу: техником-электриком в лабораторию спецотдела ОГПУ к товарищу Гопиусу и профессору Барченко. Необыкновенно интересная работа была ими проведена в области некробиотики. Можно сказать, экспериментально доказано было существование души…

И тут меня будто качнуло какой-то волной.

— Хасановна! А эти парни в своем рапорте встречу с тобой отметили?

Она прервала на полуслове свой рассказ и посмотрела сначала на меня, потом на спящих.

— Нет… Скрыли, значит. Они вообще не упоминали об остановке в девяносто восьмом году. Вот ведь… уклонисты скользкие…

— Постой-постой-постой… Крис, который встречался с ними в будущем, не упомянул про все это, — я махнул рукой, как бы очерчивая круг, — они тоже не упоминают про встречу с нами… ладно, это можно объяснить какими-то конспиративными моментами, но — последняя-то экспедиция вернулась не из того будущего, в котором побывали они! А значит…