Схимники. Четвертое поколение - Сергей Дорош

Я догадывался, что Барчук до сих пор не был с женщинами. Многое говорило об этом. Но оставались сомнения. Идеалист. Весьма необычно для нашего мира. Впрочем, именно необычные и становятся схимниками.

А потом мы направились к Корчеву. Это был непростой шаг, но и неизбежный. У девушек все еще оставался страх перед этим городом, боязнь, что их все-таки выследят, схватят, поставят пред светлые очи князя. Каждый, перед тем как полностью принять схиму, должен посмотреть в глаза своему прошлому, встретиться с самым большим своим страхом.

В то время княжество отца Малышки переживало не лучшие времена. Дороги становились все опаснее, наемные охранники караванов требовали все большей платы за свои услуги, ведь риск умереть был немал. Не каждый купец мог позволить себе подобную роскошь. Были те, кто все-таки рисковал экономить на охране. Такие попадали в лапы разбойников очень быстро. У каждой банды хватало осведомителей в городах, которые за небольшую мзду выкладывали всю информацию о караване.

В Корчеве мы прожили месяц. Сперва Малышка боялась показываться на людях, но потом постепенно страх прошел. Она начала выступать. Сначала – в кабаках и харчевнях, потом – на городских площадях. Никто не узнавал в ней беглую княжну. Обычные люди слишком одинаковы в своих мыслях. Ну кто мог вообразить, что встретит дочь самого князя в подобном месте? Сложившиеся представления, стереотипы стали лучшей защитой, чем любая маскировка.

Когда к нам заявились посланцы князя, дабы пригласить на пир ставшую известной и популярной скрипачку, Малышка перепугалась не на шутку. И все же приняла посланцев. Все они знали ее раньше. Все они оказались столь же слепы, как и простой народ. Малышка вежливо, но твердо отказалась, сославшись на то, что музыка ее слишком проста для княжеских палат.

Все это время Бешеная крутилась возле дружинников, которые сопровождали посланцев. На всякий случай – вдруг княжну узнают и попытаются захватить силой. И хоть воительница изменилась гораздо меньше, чем ее подруга, она тоже осталась неузнанной.

В тот же день мы покинули Корчев. Все-таки отказ князю – штука серьезная. Впрочем, город угнетал даже Зануду, привычного к городской жизни. Упадок – только это слово и приходило в голову. Бедные горожане, обилие нищих и калек, роскошь знати и успешных купцов. Все это настолько контрастировало, бросалось в глаза. Поневоле вспомнились лесные братья, венеды, видящие идеалом общество антов. Возможно, в чем-то они и правы.

Мы не знали, куда направиться, но вечером ко мне подошел Барчук.

– Остался только я, – тихо произнес он.

– О чем ты? – спросил я.

– Посмотреть в глаза прошлому.

– Разве у тебя есть страхи, которые надо немедленно побороть?

– Не знаю, – растерянно произнес он. – Страхи ли это? Я много думал и не нашел ответа. Понимаю только, что должен вернуться. Я хочу, чтобы мой отец увидел Бешеную, соединил наши руки. Чтобы мы стали мужем и женой по обычаю.

– Что есть обычай? – ответил я. – Всего лишь привычка, переходящая из поколения в поколение. Если вы твердо решили стать супругами, обычай к этому ничего не прибавит. А если решение нетвердо, ничем не поможет.

– Я понимаю, что это – лишь условность, но все равно хочу. Да, знаю, принимая схиму, мы отрекаемся от своего прошлого. Но пусть наши имена прозвучат в последний раз, прежде чем забыться. Для меня это важно – чтобы ее никто ни в чем не мог упрекнуть. Чтобы она стала моей женой по закону, а не какой-то наложницей.

– Что ж, тебе решать, – пожал я плечами. – Одна дорога ничем не лучше другой. Мне все равно, куда держать путь.

И мы повернули к Лихову, городу, названному в честь легендарного Лихослава, к которому возводили свои родословные древа все князья венедов.

Мы шли на юг, а следом неотвратимо надвигалась зима. Но несмотря на это, на ночевки останавливались в чистом поле. Все были по горло сыты городами, людьми и всем, что связано с человеческими муравейниками. Мои ученики давно привыкли к суровым условиям, да и опытному воину, Барчуку, они не в новинку. После Бочага скрипка Малышки зазвучала новыми, веселыми мотивами, а Бешеная стала не такой раздражительной.

На границе с Вилецким княжеством до нас начали доходить первые слухи. На дорогах появились разъезды княжеских воинов. Не дружинники. Барчук определял полки, к которым принадлежали всадники, с первого взгляда. Это лишний раз утвердило всех в мысли, что раньше он служил в подобном полку. Что-то происходило в столице. Мы шли без дороги, стараясь не попадаться воинам на глаза. Но часто видели со стороны, как они осматривали группки путников, очень похожие на нашу. Иногда заставляли раздеваться донага, при этом держа наготове метательные копья-сулицы. А однажды на наших глазах пустили их в ход, убив чем-то не понравившегося путника и всех, кто шел с ним. В тот момент Барчук на них чуть не бросился. Бешеная удержала его. Если разъезды настроены так решительно, тем более не стоит с ними связываться.

– У вас всегда так? – тихо спросил Зануда.

– Никогда подобного не было, – ответил Барчук, скрипя зубами.

– Может, из княжьего терема не очень видно?

– Слушай, Зануда, еще раз скажешь про терем – зубы выбью, – буквально прорычал воин. – Я не из дружинников. И дороги здешние знаю потому, что истоптал их своими ногами не раз.

– Прости, – буркнул Зануда. Он видел, что обычно невозмутимого Барчука буквально трясет от гнева.

Мне все стало ясно, когда тела убитых стащили в одну кучу крючьями на длинных древках, забросали хворостом и подожгли, бросая факелы издалека.

– Эпидемия, – произнес я одно слово.

– Что? – Барчук не понял меня. Не знал этого слова.

– Зараза, мор, – пояснил я. – Разъезды ищут зараженных и убивают, чтобы те не разносили заразу. И сдается мне, направляемся мы к самому очагу.

Чем ближе к столице княжества, тем явственнее становились признаки. Разъезды теперь попадались на каждом шагу. В деревнях въезды были забаррикадированы телегами, поверх которых виднелись угрюмые бородатые лица мужиков, вооруженных вилами, топорами и дрекольем.

Барчук все больше хмурился. Все его поведение навело меня на мысль, что он – знатнее, чем мы думали. Воин действительно переживал за народ, который когда-то защищал, так, как может переживать только радетельный правитель. К тому времени, когда вдали показались белокаменные стены Лихова, Барчук весь извелся. Он мало спал, ночью мучили кошмары. Мешки под глазами старили его лет на десять. Одновременно со стенами мы заметили и оцепление. Залегли в овраге, наблюдая за десятком воинов.

– Может, не пойдем? – спросил Зануда. – Боязно мне.

– Там – вся моя родня, – жестко ответил Барчук. – Остальным идти необязательно. А я хочу выяснить, что с матерью и отцом.

– Мне-то уж точно туда дорога, – промолвил я. – Может, чем смогу помочь.

– Все пойдем, – отрезала Бешеная. – Искатель поборет любой мор. Без него – пропадем. Или разъезд какой на копья поднимет, или заразу подхватим.

Город был окружен. Небольшие отряды по десять воинов оцепили его плотным кольцом так, что и мышь не проскочит. На них были доспехи из толстой кожи, усиленные воронеными пластинами стали. Шлемы – тоже кожаные на металлической основе. Вооружение – меч, круглый щит и легкий самострел. Барчук долго рассматривал их, а потом на всякий случай уточнил у меня:

– Пластины на плечах видишь?

Широкая пластина была у каждого приклепана на наплечниках. Я присмотрелся. Гравировка в виде арбалета – единственный узор на всем доспехе.

– Вижу.

– Что изображено?

– Арбалет.

– Егеря, – сказал Барчук, поднимаясь во весь рост.

Он пошел вперед, чуть пригнувшись. Мы все давно успели изучить эту его манеру. Так он шел на Зануду после очередного поражения, собранный, сосредоточенный, опасный. Я не стал его останавливать. Да, на первый взгляд безумие – пытаться прорваться в Лихов силой. Тем более что егеря, скорее всего, не давали зараженным выбраться из города. Вряд ли станут они задерживать безумцев, рискнувших отправиться туда, где свирепствовал мор. Да и уговорить их, если заупрямятся, – дело плевое. Но хоть и шел Барчук как в бой, глаза его не горели боевым задором. Скорее, что-то другое мелькало в них. Озорство. А поскольку в последние дни взгляд его переполняли только боль да звериная тоска, я не стал ему мешать. И Бешеную удержал от этого.

Егеря услышали его шаг слишком поздно. Оно и понятно. Обернулись, когда Барчук уже ринулся вперед. Дистанция сократилась слишком быстро. Самострелы тут же стали бесполезны, а двое ратников растянулись на земле, припорошенной первым снегом. Сверкнули выхваченные мечи, но к тому времени легли еще трое. Оставшиеся на ногах обступили Барчука. Острия клинков уперлись в него. И вдруг егеря опустили оружие.

– Зело паршиво. – Барчук сплюнул. – Половина погибла. А я один был. А ежели бы двое?