Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть вторая - Вера Камша

Вера Викторовна Камша

Синий взгляд Смерти

Рассвет

Часть вторая

© Камша В. В., 2017

© Оформление. ООО «Издательство „Э“», 2017

«Когда император покинет империю, – пугали древние, – Золотые Земли канут в пучину бедствий». «Шар судеб сорвется с места, – предупреждали гоганские мудрецы, – и горе тем, кто окажется на его пути. О том, что будет, если тот, кто по всем признакам и есть император, вернется, предсказания умалчивали, а он вернулся и потребовал сперва гитару, а затем – доклад. Заканчивая оный, виконт Валме понял, что все предыдущие его поручения были не такими уж и особенными, ведь „Дрянь Судеб“ где-то катается и полагает себя неотвратимой. Это она вообще-то зря».

V. «Повешенный»[1]

Я – человек, который не принадлежит никому и кто принадлежит всем.

Глава 1

Бакрия. Хандава. Талиг. Акона

400 год К.С. 7-й день Осенних Волн

1

Похолодало, и Валме немного проснулся. Вставать виконт не собирался, но его принялись лизать. Это было странно: после бдений и возлияний Марсель предусмотрительно оставлял пса на улице, а выпили вчера изрядно.

Виконт приоткрыл правый глаз: перед ним в самом деле был Котик. Волкодав бестактно улыбался, а Марсель по утрам радовался жизни лишь в исключительных обстоятельствах.

– Откуда ты взялся? – простонал виконт, отпихивая настырную морду. – И почему сквозняк? Окно открыл? Ты теперь летаешь?.. Кошмар!

– Готти привел я, – сообщил сквозняк. – Если будит кто-то истинно любимый, пробуждение становится менее ужасным.

Пробужденный повернулся на голос и узрел Алву. Соберано был свеж, выбрит и явно готов сесть в седло, увы, жаворонки Марселя бесили с детства.

– Если это сон, – отрезал виконт, – то, несмотря на Котика, отвратительный. И почему в нем нет хоть какого-нибудь Герарда?

Наследник Валмонов врал. Отвратительным предполагаемый сон стал бы, окажись он в самом деле таковым. Проснуться и понять, что Рокэ по-прежнему в дыре, а ты выискиваешь себе особые поручения и врешь дамам, высокопреосвященствам и бакранам… Только не это! Марсель торопливо сел и отбросил одеяло из пятнистых шкур. Барсовых, надо полагать.

Интересно, почему бог Барс не запрещает охотиться на хвостатую родню? Хотя позволяет же великий Бакра одним своим чадам доить, стричь и есть других. Пусть с уважением и благодарностью, сути это не меняет.

Брякнуло. Умный Котик приволок перевязь со шпагой и теперь ждал заслуженного пряника.

– Сейчас, – заверил пса виконт. – Герцог, какая вы все-таки скотина. Да, я заявляю протест и, как и предупреждал во сне… то есть вчера, перехожу на «вы». С офицерами по особым поручениям так себя не ведут!

– Брудершафт обратного хода не имеет, – рассеянно откликнулся Ворон. То, как он выглядел, вызывало желание немедленно затолкать в дыру дражайшего папеньку. Если, конечно, дыра действует на всех, а не только на Алву, и если она еще не заросла.

– Брудершафт не более чем формальность, – Валме широко, по-собачьи, зевнул. – Я не выспался, а ты все равно скотина.

– Первой, кого я поднял среди ночи, – задумчиво произнес Рокэ, – оказалась моя мать, и было сие тридцать восемь лет назад. Затем не давать людям спать вошло у меня в привычку. Во время какой мистерии мы расстались?

– Что? – не понял Марсель. На столе печенья не нашлось, пришлось сгрести в кучу одежки и заняться карманами.

– Ты сказал, что мы расстались во время мистерии, – напомнил Рокэ. Он издевался, что убеждало в его подлинности не хуже тени, на сей раз солнечной.

– Я вынужден повторять вновь и вновь, – с достоинством произнес наследник Валмонов. – Ты – скотина.

– Не спорю, хотя те, кому я досаждаю, обычно выбирают другие слова. Так что это была за мистерия?

– Это была дыра! – взорвался Марсель. Котик озадаченно гавкнул, Рокэ только поднял бровь.

– Какая именно? – Этот перевыходец униматься явно не собирался. Ну что ж, про дыру так про дыру!

– Надорская. Круглая такая, без дна. У меня, между, прочим, был гвоздь в сапоге!

– Это в самом деле раздражает. – Рокэ поманил Котика, и негодяй тут же полез целоваться. – Последнее, что помню я, это вечер у Матильды, после которого со мной что-то произошло. Вчера я застал почти тех же людей за тем же самым занятием, но прошло несколько месяцев. Меня это озадачило, однако звезды ясно указывают на начало Осенних Волн. Кто родился у Этери?

– Девочка… Постой, но ты же вышел от нее!

– Этери слишком хорошо воспитана, чтобы, едва поздоровавшись, заводить разговор о детях, а у меня было не в порядке с головой. Итак, я провалился в надорскую дыру. Как и когда?

– Пятнадцатого Летних Волн, – не стал темнить Валме. – Так ты не издеваешься?

– Я вспоминаю, вчера это было неуместно. Как мы очутились в Надоре?

– Зоя… Капитан Зоя Гастаки. У нее к тебе было дело, но она стала выходцем…

– Постой, – Алва поморщился, но ладони к глазам почему-то не поднес. – У тебя есть вино? Говорить о капитане Гастаки на трезвую голову я не готов.

– Руку ей, между прочим, первым поцеловал ты!

– Значит, я наконец сошел с ума.

– Для поцелуя имелись основания, – Марсель твердо решил быть справедливым. – Знаешь, я как-то не хочу вина, то есть не хочу вина без ничего… Ты завтракал?

Цирюльник пожелал доброго утра и взялся за дело. Молодчика наверняка подмывало сообщить монсеньору, что тот бледен, однако хороший цирюльник знает, когда лучше промолчать. Бестактность – привилегия набивающейся в друзья ровни, а ставить таковую на место Лионель выучился в Ариго, куда мать в свое время часто ездила. Переносились эти визиты с трудом, хотя дали они немало… Именно в Гайярэ будущий граф Савиньяк узнал, что люди бывают неприятными, и выучился с ними обращаться. Эмиль дерзил и пытался удирать, Лионель вежливо и подробно отвечал. Так вежливо и так подробно, что хозяйка начала предлагать «дорогому Ли» поиграть в парке или посмотреть книги. Ли играл и смотрел; один том, в алом переплете с золотым тиснением, ему так приглянулся, что матери пришлось выменять книгу на какую-то любезную графине Ариго дрянь. Какую именно, Лионель запамятовал, подзабылись и вожделенные «Жизни шестнадцати „Львов“», а ведь в истории магнуса Руция имелась на первый взгляд мелочь, отлично ложащаяся на одну из «оговорок» Рокэ…

– Я закончил, монсеньор, – доложил цирюльник. – Сегодня очень сильный ветер. Это из-за заката…

– Пожалуй, – согласился едва не ускакавший в упомянутый закат Проэмперадор, и мастер убрался. Оставшись один, Савиньяк вгляделся в свое отражение – бледность впечатляла, а ввалившиеся глаза так и норовили закрыться. При этом Лионель пребывал в отменном настроении, поскольку одним вопросом теперь стало меньше. Кровью клялись не зря – она могла самое малое слушать и слышать! Правда, и вытекло ее вчера немало… Больше, чем в Торке, когда капрал-бергер в два счета перетянул растерявшемуся теньенту плечо. Любопытно, станет ли Райнштайнер объяснять, откуда в его обиталище взялась кровавая лужа? Лионель попытался поставить себя на место барона – по всему выходило, что пол и стену Ойген мыл лично. И, само собой, оттер дочиста.

Окна были закрыты и замазаны, но колокольный зов доносился и сквозь двойные рамы. Пора. На это утро совсем уж неотложных дел Проэмперадор не оставил, но отлежаться не получалось. Если промешкать с выходом, уже наверняка болтающийся под дверью Эмиль оную высадит, подав очередной повод для слухов, которых и так, спасибо беженцам, хватает. Ли, уподобившись Марианне, пару раз куснул губы, вынуждая их покраснеть, и решил слегка подшутить.

Ход для прислуги позволял зайти в тыл тем, кто толкался в приемной. Оказалось, кроме Эмиля с Райнштайнером явился еще и Арно. Братцы, стоя плечом к плечу, наблюдали, как Ойген допрашивает несчастного брадобрея. Не подкрасться при таком раскладе было невозможно, и Ли подкрался.

– Хочешь сменить мастера? – осведомился он. – Не советую. Тебя отлично бреют.

– Доброе утро, Лионель. – Стань Проэмперадор конем, Райнштайнер немедленно осмотрел бы ему ноги и десны. – Как ты спал?

– Мало. Но лучше встать самому, чем быть поднятым, как выразилась бы Мелхен, заботливыми и встревоженными.

– Сегодня тебе следует лежать, – вынес вердикт барон. – Утренние доклады приму я как комендант Аконы.

– Принимай, – согласился Лионель, заметив на адъютантском столе футляр с бегущими борзыми. – Эстафета от Проэмперадора Юга?

– Да, Монсеньор. – Сэц-Алан глянул на часы. – Прибыла три четверти часа назад.

– Что-то срочное есть?

– Только письмо графа Валмона.

Это не «только», это очень много. Бертрам писал и прежде, но матери, ведь мать на то и мать, чтобы забрасывать сыновей письмами. Это не ущемляло регентского достоинства, а недельная задержка ничего не решала. И вот доверенный курьер от Проэмперадора Юга к Проэмперадору Северо-Запада и Надора. Скверно.