Пробуждение троянского мустанга. Хроники параллельной реальности. Белая версия - Андрей Иванович Угланов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неожиданно для себя она легла на волнолом, положила голову на ноги сидящего рядом с ней Андрея. Он замер. Время для них остановилось, как много лет назад, когда перевозчик душ умерших Харон перевозил их души через реку Стикс в царство мертвых. В бесконечной дали засверкали всполохи бесшумных молний. Ментально Андрей и Ирина вновь превратились в древних рептилий. Яд гадюки, в гомеопатических дозах оставшийся в их крови, спровоцировал мощнейший выброс в нервные клетки мозга загадочных эндорфинов, гормонов радости и счастья. Их змеиные хвосты вновь сплелись в сверкающую черненой сталью китайскую косичку.
С берега, из полной темноты, за ними наблюдал подполковник Калугин, американский шпион и личный агент всех председателей КГБ СССР начиная с Юрия Андропова. Операция продолжалась строго по плану. В его глазах, как и у Андрея с Ириной, вспыхнула вертикальная золотая щель змеиного зрачка. Мгновение – и его силуэт скрылся в голубоватом неоновом свечении. Начал стекать книзу, трансформируясь в каплевидную форму китайской пипы – разновидности лютни. Очертание головы подполковника угасало и уменьшалось в размерах, на темени заблестел тугой узел, в который древние китайцы собирали волосы, – узел «цзы». Его пронизывали ровно четыре шпильки. Несколько секунд пипа вибрировала в газовом облаке, затем растаяла. От камней, где только что стоял Олег Калугин, на теплый бетон волнолома выползла черная змейка. Извиваясь полукольцами, она ловко доползла до двух неподвижных тел – Андрея и Ирины. Три рептильные сущности вновь соединились.
Змеиные головы повернулись в разные стороны, туго сплетенная змеиная косичка устремилась ввысь. Внизу замерцали тусклые огоньки ночных лампочек студенческого лагеря, из-за прибрежных скал вырвались лучи прожекторов с погранзастав. Но и они превратились в узкие лучики и скоро исчезли вовсе. Погруженный в ночную темноту Крым лежал в полной тишине. Трехглавая змея уставилась на него тремя парами глаз. На полуостров посыпался поток бесшумных молний. Там, где они уходили в землю, вспыхивал свет. Скоро остров покрылся тысячами огоньков, сложенных в два огромных китайских иероглифа:
– Козырь, – с шипением произнесла первая голова.
– Trumpf, – на выдохе прошептала вторая.
– Trump, – завершила третья.
Змеиный трезубец распался. Каждая поодиночке, змеи устремились к земле по нисходящим спиралям, терлись о восходящие потоки воздуха. В сознании рептильных сущностей вибрировали струны настроенных в разных ладах китайских пип. Скрипучие звуки сливались в один, когда змеи сближались в своем плавном падении.
Они не достигли земли. Рассыпались на миллионы электрических разрядов и световых частиц – фотонов. Гадючьи сущности вернулись в земные оболочки.
Глава 10
Портрет маслом огромного грязного «Икаруса», который едет в ночи с потушенными фарами, висел в фойе гостиницы, на самом видном месте. Зураб написал его нарочито темно, техникой мастихина, в своих любимых розовых и фиолетовых мазках на всем огромном полотне. Автобус, набитый купюрами из общака «чекистов», несся на зрителя в три четверти сверху вниз и напоминал Андрею эпизод из «Золотого теленка», где мимо жуликов во главе с Остапом Бендером проносятся машины участников автопробега Москва – Харьков – Москва. Его грело, что он оказался круче Бендера. «Икарус» был под завязку набит деньгами, а «Лорен-Дитрих» нет. Из того раздолбанного автобуса со временем высыпалось много чего. В том числе сочинская гостиница, которую он назвал просто и понятно – «Разин».
Сочи готовился к приему игр чемпионата мира по футболу. Самые разные люди просили его помочь получить строительный, озеленительный, любой другой подряд, чтобы «влегкую нарубить бабла». Об этом мечтали жулики со всей Российской Федерации. Со многими он был знаком по прошлой жизни. Кому-то из них он что-то обещал, но не делал ничего. Старый детдомовский принцип работал безотказно – ничего не делай, и тебе ничего не будет. Но хотя бы говорить с «уважаемыми людьми» обязывал статус исторической личности, зятя первого и последнего президента Советского Союза.
Его гостиница упиралась в небо одиноким зубом неподалеку от Зимнего сочинского театра, где каждую весну маэстро Юрий Башмет проводил свой загадочный музыкальный фестиваль. Приглашал желающих со всего мира потешить провинциальную сочинскую публику – хоть попеть, хоть поплясать. На этот раз откликнулись китайцы. К ним Андрей дышал очень неровно и очень давно. Почти тридцать лет назад неведомые силы метнули его в Китай, с тех пор он живо интересовался желтолицым народом. До сих пор память хранила отрешенный взгляд уличного рабочего в Пекине. Упершись подбородком в черенок лопаты, тот не отрываясь смотрел через окно на чашку риса и салат, который Андрею принесли в пекинской уличной забегаловке. В тот год ему неслыханно повезло. Вместе со Всеволодом Овчинниковым, знаменитым «правдистом» и знатоком всего китайского, его послали «наводить культурные мосты» перед визитом в Пекин Генсека Горбачева. Давно это было…
В это утро изрядно располневший Андрей Александрович, как теперь его звали, спустился на лифте с восьмого, «жилого» этажа своей гостиницы. Хотелось лично встретить на рецепции музыкантов оркестра из Гонконга. Специально надел малиновую шелковую рубаху со стоячим воротничком «а-ля Мао Цзэдун» и золотыми вышитыми драконами на груди и спине. Размер рубахи XXXXXL делал драконов огромными, словно в натуральную величину. Китайцы числом два десятка человек уже толпились внизу. Хорошо одетые, откормленные, они совсем не походили на ту нищету, которую он видел в Пекине и Ухане тридцать лет назад. Они громко разговаривали. Вдруг кто-то из них его окликнул:
– Андрей! – От группы отошла женщина и направилась в его сторону.
Это была китаянка средних лет. Высокая, в черном кашемировом пальто, на шее шелковый шарф с принтом Эйфелевой башни. Шикарные раскосые глаза с глубоко черными зрачками. Плюс – невообразимый шарм красивых китаянок – один зрачок смотрел прямо на тебя, второй слегка западал в нижний правый угол глаза.
– Постойте-постойте, – ответил он и отошел на шаг. Приложил правую руку к подбородку и сделал вид, что мучительно вспоминает – кто это?
– Ну? – воскликнула китаянка и поправила волосы.
– Сяо Пьяо? – выдавил он из себя.
– Наконец-то, слава богу! – чисто по-русски воскликнула женщина и протянула ему руки в черных перчатках.
Это была «маленькая Пьяо». Она сопровождала его и Овчинникова в Пекине и Ухане. Они не сомневались, что китайская девочка-переводчица из «органов», но какое это имело значение тогда? Впрочем, как и теперь.
– Андрей, я директор Гонконгского оркестра, – сказала она и заразительно засмеялась. – Молчи и никому не говори, что я была
