Пробуждение троянского мустанга. Хроники параллельной реальности. Белая версия - Андрей Иванович Угланов

– По мозгам «работает» классно, в жилу! – он перешел на музыкальный жаргон. – Башляют много?

– Чего? – не поняла китаянка.

– Музыкантам сколько платят, какая ставка?

– Это Гонконг, – увернулась от прямого ответа Пьяо, – дорогой город. Самый дорогой в мире. Платим больше, чем «Виртуозам Москвы». К тому же на дудочках и двухрядных арфах играть, кроме них, не умеет никто. Тоже виртуозы. Сейчас будет другая техника – вселенское умиротворение. Можешь заснуть. Совсем не похоже на «Генерала». Это как в СССР – русские играли одну музыку, узбеки другую. У нас это осталось. Все китайские провинции различаются как языком, так и музыкой. Связь только через иероглифы. Так что отдыхай – в кантонских напевах меньше скрипа и барабанов.

Андрей кивнул. Музыкальная пауза между двумя номерами закончилась, китайцы «затопили» традиционную кантонскую пьесу. Сяо Пьяо вновь достала «Хуавэй» и углубилась в переписку. Она отбивала ноготками дробь по иероглифам на маленьком экране, словно не отпускала от себя генерала после его смерти на сцене. А там вовсю разливались звуки пастушьего рожка и китайской балалайки. Мелькнула мысль, что китайцы удумали сделать попурри из «русских народных». Нет. Пронесло! Кантонские мотивы оказались сильно похожи на военные. Разве что меньше барабанной дроби и диссонансов от разошедшихся в экстазе смычков.

– Может, в буфет пойдем? – спросил он Сяо Пьяо в надежде, что больше не придется слушать музыку небесных сфер и ленточных пил.

– Музыканты настучат. У нас это правило номер один. Меня уволят. Кстати, сейчас вступает Башмет. – Она хорошо изучила программу вечера. – Ты слышал про Чайковского?

– Обижаешь!

– Башмет выбрал его элегию «Памяти Самарина». Похлеще Грига. Чего-то с маэстро не так. Как у вас говорят – мрак и ужас.

Башмет стоял за пультом. О чем-то думал. Вдруг повернулся и виновато улыбнулся публике. Затем принялся безостановочно кашлять. Музыканты и зал замерли. Казалось – пора звать врачей. Но альтист нашел силы остановить приступ. Какое-то время постоял лицом к залу, прикрывая рот белым платком. Было заметно, как покраснело лицо. Он виновато развел руками и повернулся к музыкантам. Мгновение, и по залу разлилось скорбное звучание скрипичной группы, усиленной виолончелями.

– Реквием китайскому генералу. Наш ответ! – вновь попытался пошутить Андрей.

Сяо Пьяо оторвалась от смартфона, ответила на задумываясь:

– Самарин был актером Малого театра. Сначала клоуном, потом героем-любовником. Нравился Чайковскому, уж неизвестно почему. – Она метнула взгляд на Андрея.

– Самарин тоже был геем?

– Откуда мне знать. Напоминает кусками его же музыку из «Евгения Онегина». У нас проще. Пылинки, волосинки, жучки и шелест листьев. – Она вновь уткнулась в экран.

Истерзанный китайской музыкой Андрей с первых же нот Чайковского враз успокоился. Никаких барабанов. Только слаженный скрипичный строй. Но теперь чего-то не хватало. Китайские нотные иероглифы продолжали роиться в его голове. Чайковский был им противен и непонятен своей матричной гармонией.

– Нет, будущее за китайцами, – проговорил он так, чтобы китаянка его услышала.

– Оно уже наступило. – Сяо Пьяо улыбнулась и показала Андрею смартфон.

– Энергии у вас больше нашего. Шумновато, конечно, но не как у нас – на кладбище. Мы всё Божью справедливость ищем. – Разин был готов сорваться в привычное самоуничижение, свойственное только русским.

Китайские музыканты слушали элегию с заметным интересом и любопытством. Так Владимир Маяковский слушал бы Пушкина с его стихами на стройплощадке Днепрогэса в обеденный перерыв. Андрей поймал себя на мысли, что Чайковский его совершенно не трогает. Петр Ильич скорее всего был Андреем Разиным своего времени. У него был свой «Ласковый май». А вот китайцы! Следующий номер выбил его из колеи.

Как пояснила китаянка, это был «Концерт для пипы и струнных инструментов» знаменитого композитора Тан Дуна. Солистка – красавица Бель Шу. Гонконгские миллиардеры стоят в очереди, чтобы подарить ей бриллиантовое колье или пригласить в дом для частного вечернего концерта. Бель Шу виртуозно владела техникой игры на китайской пипе. Это разновидность лютни величиной со среднего индюка. Бель Шу села между двумя оркестрами, поставила пипу грифом вверх на закрытые белым платьем колени. Оба оркестра заиграли вместе. Через какое-то время между классическими скрипками, валторнами, виолончелями и китайскими бамбуковыми дудочками наступила полная гармония. Наконец вступает и Бель Шу, щиплет пальцами струны. Ее пипа забулькала прозрачными лопающимися пузырями на дождевой луже посреди громов, молний и бархатных запилов скрипок с виолончелями. Похоже на звук челесты, только не слышно стекла. Одни сухожилия. Ее пипа, похоже, имеет при себе маленький барабанчик. Солистка бьет по нему ручками. Башмет передразнивает пипу альтом, он в экстазе.

Сяо Пьяо не проронила пока ни слова. Смартфон вновь оказался в дамской сумочке. Все внимание на сцену.

– Юрий Башмет – гений. – Андрей услышал шепот своей соседки. – Кроме него, китайскую музыку не играет никто. Так рвать ногтями струны дорогого альта, чтобы подражать пипе, – это подвиг!

В финале пипа тихо умолкает. Скрипки остались целы. Струны не порваны. Но главное изумление ждало впереди. Оказалось, что композиторов Чайковских два. Один еще жив. Мало того, для китайских дудочников он приготовил мировую премьеру сюиты для двух оркестров. За пультом Ю. Башмет, он никуда и не уходил. Стреноженные живым Чайковским скрипки и маленькие пипы зазвучали без перекрикивания и визга. Словно на международном базаре в Древнем Вавилоне, где неожиданно воцарилась гармония и порядок. Но соединить звучания обоих оркестров надолго не получается. Начинается новая пикировка русских скрипок с китайскими барабанами.

Андрей сидел нахохлившись и хотел одного – быстрее вернуться на свой восьмой этаж. Но не судьба! После долгого перелета и разницы во времени Сяо Пьяо заснула на своем кресле. Ее голова упала на плечо Андрея, ему не хотелось ее будить. Наоборот, с большим интересом он наблюдал за тем, как вздрагивают ее ресницы при очередном ударе китайского барабана или тарелок из оркестра господина Баш-мета. Он вспомнил, что уже видел ее спящей, когда много лет назад машина везла их со Всеволодом Овчинниковым в аэропорт Пекина из государственной резиденции, где их принимали как передовой отряд перед визитом Михаила Горбачева. Сяо Пьяо была всегда с ними и заснула на заднем сиденье машины, так же положив голову на плечо Андрея. Такое случается в театре или на концерте, когда в зале погашен свет, на сцене кто-то копошится и мозг неожиданно отключает сознание так, что можно захрапеть.

Андрея угораздило в эту волну. Звуковые вибрации экзотических инструментов навеяли воспоминания и вытащили из памяти бесконечно огромную площадь Тяньаньмэнь, что отделяет Пекин от Запретного города с императорским дворцом и могилой Мао Цзэдуна. Китайские музыканты достигли