По праву крови - Кирилл Малышев

посмотрел на Тулуская. Тот, уловив направленный на него взгляд, склонил голову и перевёл:

– Великий хан спрашивает: ты ли сын его слуги, Юрия из Радонии?

«Слуги? Юрия из Радонии?»

Мужчина сжал зубы, возвращая самообладание.

Гордо подняв подбородок, он твёрдо ответил, обращаясь к хану:

– Я сын Юрия Изяславовича, государя Радонского княжества!

Тулускай с улыбкой перевёл ответ в полной тишине.

Угулдай, поджав губы, что-то спросил у Роговолда. Каменецкий князь кивнул, соглашаясь, продолжая внимательно разглядывать племянника немигающим взором.

– Шер рулдар, Олег, бурум Юрий? – прищурившись, пророкотал хан.

Княжич вновь посмотрел на Тулуская.

– Великий хан спрашивает: «Чего ты хочешь, Олег, сын Юрия?»

Гость выпрямился и заговорил громко, стараясь сохранять уверенность в голосе:

– Мой отец, радонский князь, при смерти. – Он выдержал паузу, сдерживая внутреннее напряжение. – Я, как его старший сын и наследник, прибыл к тебе, Великий хан, просить дозволения на княжение, согласно договору. В знак почтения привёз богатые дары: сукно, железо, серебро, лошадей.

Тулускай, снова низко поклонившись, принялся переводить.

Угулдай слушал.

А затем громко рассмеялся.

Его раскатистый, похожий на гром, смех сотряс стены юрты. Птицы, гнездящиеся у её сводов, испуганно вспорхнули с насиженных мест.

Гости за столами, заметив веселье повелителя, тут же принялись вторить ему. Кто-то мерзко взвизгнул, кто-то хлопнул по столу ладонью, кто-то даже опрокинул кубок с вином.

Юрта наполнилась гоготом и улюлюканьем.

Олег осторожно оглянулся, не понимая, что именно в его словах вызвало такую реакцию.

А затем хан, довольно крякнув, вскинул ладонь.

Гул в зале тут же стих.

– Шер чегем иш турук? – произнёс он, сузив глаза. – Иш барык, йек рудан. Поч комен и кюрюм, барык!

Лицо Роговолда оставалось непроницаемым. Он медленно поглаживал бороду, не спуская немигающего взгляда с племянника.

Тулускай, растянув губы в улыбке, перевёл:

– Великий хан сказал: «О каком договоре ты говоришь? Ты мне слуга, а не союзник. Раб. Опустись на колени и умоляй».

Олег не поверил своим ушам.

Умолять? Ему? Потомку Изяслава Завоевателя?

В груди вспыхнуло жгучее пламя. Дыхание стало тяжёлым и горячим.

Ладони сами собой сжались в кулаки, ногти впились в покрытую мозолями кожу.

Княжич молча, с ненавистью посмотрел на Угулдая. Хан поймал этот взгляд и усмехнулся, обо всём догадавшись.

Степной владыка спокойно поднял кубок, сделал большой глоток и, утерев губы рукавом, небрежно бросил:

– Поч комен, юч барык!

– На колени, ничтожный слуга, – уже откровенно насмехаясь, повторил Тулускай.

В зале вновь раздался смех.

Лицо Олега запылало. По затылку побежали мурашки.

В памяти всплыли сцены из детства – пьяные бояре, глумящиеся над его отцом. Их презрительные выкрики, грубые, наполненные самодовольством лица.

Княжич сжал кулаки так сильно, что ногти распороли внутреннюю часть ладони.

«Дай мне сил вынести унижение, Владыка…» – мысленно взмолился он, пытаясь сохранить самообладание.

Зубы скрипнули.

Медленно, под насмешки пирующих, он опустился на одно колено.

Угулдай, лениво склонив голову набок, внимательно смерил просителя взглядом, подперев могучей рукой подбородок. Затем резко, с прытью, присущей молодому человеку, поднялся.

Рост у него был впечатляющим – почти на голову выше Олега. К тому же, он был куда шире в плечах.

Вальяжно, с явным удовольствием, хан двинулся к краю помоста. Под тяжестью его шагов доски жалобно скрипели, прогибаясь. Он остановился у самого края, возвышаясь над Олегом.

– Боз поч, йек сич, – презрительно прорычал Угулдай, глядя на княжича сверху вниз. – Юр кюрюм.

Улюлюканье за столами усилилось.

– На оба колена, не на одно, светлый княжич. И умоляй, – будто из другого мира донёсся вкрадчивый голос переводчика.

Мужчина почувствовал, как его лицо заливает жар. Глаза от испытываемой им ярости, смешанной с унижением, начали слезиться. В памяти всплыло лицо Весемира.

«Вспомни, зачем мы приехали сюда…»

Превозмогая себя, под гогот пьяной толпы, княжич медленно, будто тело перестало ему подчиняться, опустился на оба колена.

Подняв лицо, он встретился взглядом с Угулдаем.

Голос прозвучал хрипло, сдавленно, едва слышно.

– Молю… великого… хана… о… д-дозволении.

Слова застревали во рту, комом вставали в горле.

И только сейчас, вблизи, сквозь выступившие слёзы, Олег заметил, что один глаз владыки Степи скрывает непроницаемое сизое бельмо, придававшее ему зловещий, почти бесовский облик.

Роговолд молчал. Он по-прежнему невозмутимо поглаживал густую, коротко подстриженную бороду на тонком лице, бесстрастно наблюдая за происходящим.

Тулускай поклонился, передавая хану слова княжича.

Угулдай снова усмехнулся. Взмахом ладони велел подняться. Медленно, не спеша, он вернулся на золотой трон. Что-то сказал Тулускаю, но Олег почти не слышал его голоса. Уши заложило, голову будто окутал густой туман.

– Светлый княжич, слышишь ли ты меня?

Голос переводчика звучал глухо. Так, словно он находился в версте отсюда.

Олег невероятным усилием воли заставил себя вернуться к реальности. Всё ещё стоя на коленях, он медленно поднял глаза.

– Великий хан говорит, что ты можешь встать. И наперёд знай: именно так рабу следует просить своего владыку о милости.

Тело отказывалось повиноваться.

Княжич сначала поднялся на одну ногу. Затем – на другую. Он двигался как-то неловко, неестественно, словно его избили, и теперь любое движение причиняло боль. Выпрямившись, он глубоко вздохнул, поднимая лицо на Угулдая.

Белёсые кисти его рук, будто сведённые судорогой, оставались сжатыми в кулаки.

Между пальцев проступила кровь из проколотых ногтями ладоней.

– Жерем иш ярлык, Олег. – Хан лениво махнул рукой в сторону выхода. – Горюн, бурум.

– Будет тебе ярлык, – донёсся перевод. – Ступай.

Олег выдохнул.

Вот и всё.

Жар унижения продолжал жечь его изнутри, но, думая о том, что это конец, мужчина старался держать себя в руках.

Княжич развернулся и нетвёрдым шагом, покачиваясь, направился к выходу.

Гости тут же потеряли к нему интерес, вернувшись к еде и вину. Снова заиграла музыка.

Олег брёл к оставленному за стенами Весемиру, с трудом сдерживая слёзы.

– Постой, светлый княжич! – вдруг раздался за спиной гнусавый голос Тулуская.

Зал, как по команде, снова замер.

Княжич остановился, не решаясь обернуться. Лишь искоса, через плечо, он взглянул назад.

Тулускай теперь стоял рядом с ханом. Угулдай, посмеиваясь, что-то шептал ему на ухо, тыча в радонца пальцем.

Пирующие подняли головы, почувствовав, что развлечение не закончено.

Переводчик, выслушав своего хозяина, поклонился, затем выпрямился и громко провозгласил:

– Великий хан Угулдай, властитель народов, в мудрости своей заметил: ничто так не важно в управлении государством, как неподдельная верность слуги своему господину.

Только преданный человек может служить владыке так, как того требует порядок и воля повелителя.

Но может ли раб быть верным, если он поклоняется богу, чуждому своему владыке? Богу, что диктует ему иные законы, нежели приняты в землях Великого хана?

За столами послышалось шушуканье. Будто огромный рой сердитых