Магия на грани дозволенного - Анастасия Колдарева

– Где? – не понял Дэн.

– В Ордене.

Надо будет не забыть выразить Еве глубокую благодарность: подставлять его, видимо, тоже входило в план по спасению его души.

– Расскажи! – настаивал Лис.

– С чего вдруг?

– С того, что делать нам все равно нечего…

– И это дало тебе повод надеяться, будто я захочу излить душу? Ты меня плохо знаешь.

– Наоборот. Я еще в интернатские времена заметил, что ты даже с друзьями своими разговаривал через раз и не обо всем. Страдал в одиночку, тянул бремя восхождения…

– Сарказм должен подвигнуть меня на откровения? – усмехнулся Дэн.

– Ну… умом тебя не поймешь. А вдруг?

– Я же говорю, ты слишком плохо меня знаешь.

– Так расскажи.

Лисанский, неуклюже предлагающий перемирие (во второй, кстати, раз) – до чего жалкое зрелище! Колючего, ершистого, ненавидеть его было проще. С чего он вообще взял, будто Дэн захочет ему довериться? Откровенность за откровенность? Что за торгашество?

– Я не в настроении, – сказал Дэн, барабаня пальцами по книжной обложке.

– Боишься дать лишний повод для насмешек? Брось! Может, я смогу помочь?

Дэн недоверчиво покачал головой: Лис, готовый проникнуться состраданием? Что, черт возьми, здесь происходит?

– Ты с ума сошел, – наконец заключил он.

– С кем поведешься, – Лис пожал плечами. – Ладно, не хочешь – молчи. Храни свои стр-р-рашные тайны. Может, Паламейк окажется посговорчивее.

– Я гляжу, вы с ней поладили, – бросил Дэн с неожиданным раздражением. Ева могла поддерживать его как бывшая подруга Руты, но ее стремление угодить еще и Лисанскому вызывало неприятное недоумение и наводило на грустные размышления о двуличии девушки. Дэн скрипнул зубами, вспомнив, как она ворковала над Лисом, как осторожно, боясь причинить боль, ощупывала его ребра, как гладила по щекам… Лисанский не заслуживал жалости! Ни жалости, ни умиления, ни поддержки, ни участия – ни-че-го.

– Она бывает… забавной, – Лис поднял кружку, взбалтывая остатки чая и разглядывая его в свете огня.

– Если я не захочу, она тебе ни слова не скажет, – отрезал Дэн. Испытывать бы хоть десятую долю той уверенности, которая звучала в голосе…

– Если язахочу, она передо мной наизнанку вывернется, – вкрадчиво заверил Лис, и его губы дрогнули в кривой усмешке.

– Настолько уверен в собственной неотразимости? – Дэн насмешливо сощурился. – Когда ты в последний раз смотрел в зеркало?

– Дело не во внешности, Гордеев, – Лис ни капельки не обиделся. Наоборот, в его словах прозвучала непоколебимая уверенность, твердость и сила. – Дело в манерах. Но тебе с твоим плебейским происхождением и убогим умишком этого, конечно, не понять.

– Ха! Уговаривай себя, уговаривай. Что еще ты можешь предложить женщине, кроме хваленых мифических манер? Кстати, сколько тебя помню, ты всю жизнь блистал исключительно хамством и невероятной подлостью, а никак не манерами. Поэтому, боюсь, напрасно тебе папа в уши надул о родстве с польскими королями. Наврал, как пить дать, – Лисанский сжал челюсти, а довольный собой Дэн расплылся в улыбке. – К тому же от былого состояния остались рожки да ножки. Бедненький, но чистенький, а, Лис?

– А сам-то что можешь предложить?

– А я в отличие от некоторых не продаюсь. Это во-первых. А во-вторых, Еву ты знаешь еще хуже, чем меня. Манерами ее точно не проймешь.

– Ну да, она же чокнутая, – согласился Лис. – И на что она, по-твоему, купится? На слезливую историю о тяжкой участи заключенного? Мне потрясти перед ней рваной – правда, очень дорогой – рубашкой и доверительно признаться, будто у меня тоже случаются галлюцинации?

– Главное, не перегни палку и не признайся, будто у тебя тоже случаются месячные, – фыркнул Дэн.

– Остряк.

– И все ради того, чтобы добраться до моих секретов! Ниже падать некуда.

– Ниже уже занято, – легко согласился Лис. – Тобой.

Дэн закатил глаза и устало поднялся с кресла. Еще чуть-чуть – и бестолковая перепалка набьет ему оскомину.

– Пойду, прогуляюсь, – произнес он.

– Ну-ну. До туалета?

– До подземелий, – Дэн снисходительно улыбнулся. – Так что не трясись: если с Евиного чая тебя пронесет, трон свободен.

– Я с тобой, – неожиданно заявил Лисанский, стукнув кружкой о каминную полку. – Мне тоже нужно в подземелья, – Лис был само терпение: никаких язвительных реплик в адрес интеллектуальных способностей, а это что-нибудь да значило!

– Тебе-то зачем?

– А тебе? – вопросом на вопрос ответил Лисанский.

– Я первый спросил.

– Черт возьми, что за детский сад? У Паламейк были браслеты, это тебе о чем-нибудь говорит?

– Не вижу логики, – проворчал Дэн.

– Она открыла заброшенную лабораторию Мефисто!

– Ты собираешься проникнуть в лабораторию?

– Браво! Какая ты глыба, Гордеев! Какой матерый человечище! Сам догадался – хоть и со второй попытки. Да, я собираюсь проникнуть в лабораторию.

– Не захлебнись ядом – отравишься, – предупредил Дэн раздраженно. Ему вовсе не улыбалось исследовать подземелья в компании гаденыша, который чуть было не отправил его к праотцам. Взаимно, правда, но это не меняло сути. – И что ты там забыл? Надеешься отыскать завалявшийся пузырь с азотной кислотой и бутылку глицерина? Сляпаешь динамитную шашку и подорвешь стену?

– Вообще-то все куда прозаичнее. Но мне нравится ход твоих мыслей.

Проходя мимо, Лисанский хлопнул его по плечу, и Дэн мгновенно подобрался, готовый дать отпор в случае атаки.

– Расслабься, – посоветовал Лис. – Раз уж мы идем вместе, нужно заключить перемирие. Минут на сорок. Учитывая обещание, данное тобой Еве, я хочу быть уверен, что ты не подставишь мне подножку на крутой лестнице, не ударишь в спину и не замуруешь в подземном каземате. Ну так как? Мир?

– Мир, – проворчал Дэн, невольно пряча руки за спину – только рукопожатий им и не хватало! – А касательно камеры… Мне нравится ход твоих мыслей!

– Вот что я тебе скажу, Гордеев, – вещал Лисанский спустя несколько минут, когда они спустились на первый этаж и добрались до закрытой наглухо дубовой двери. Его голос дрожал от предвкушения. – Мефисто, не к ночи будь помянут, был гением. Помешанным, параноиком, психопатом, маньяком и фетишистом – это верно. Что поделать, за гениальность приходится платить. Еще Чезаре Ломброзо, итальянский психиатр-криминалист… да что тебе говорить, все равно не знаешь!

Так вот, один умный мужик в прошлом веке развернул концепцию о связи гениальности с сумасшествием. Дескать, любой гений – это просто психически больной человек. Доказать этого Ломброзо, правда, не сумел, хотя и материала было предостаточно, и исследования проводились обширные. Не важно. Я хочу сказать, что каким бы ублюдком ни был Мефисто, он жизнь положил на алтарь науки о зельях.