Магия на грани дозволенного - Анастасия Колдарева

Он приближался. Медленно, неотвратимо приближался.

А потом вдруг исчез, и следующий поток густой чернильной темноты на лету встретила боевая формула. Вот только была она какой угодно, но не обычной. Из нее хлестала необузданная, жаркая, стихийная мощь! И во мраке коридора контуры фигуры ее хозяина, больше не отгороженные магическим барьером, горели темным багровым огнем. Словно отсвет самого ада. Сила рвалась из браслетов, полыхая и обжигая бушующим пламенем, едва удерживаемым в тисках формул.

Но это чушь! Вздор! Орден запретил использование стихийной магии, уж кому как не ему знать! Мальчишка, жалкий мальчишка, без тени страха идущий к нему выпрямившись в полный рост, еще не прошел восхождения – только у восходящих может так сорвать крышу! Но восходящий потому и жалок, что неловок, неуклюж… Любой другой, только не этот!

Он не сдерживался, ничего не сохранял про запас, однако не мог справиться с единственным противником, с каким-то… сопливым юнцом! Несмотря на все свои преимущества, несмотря на знания, запрещенные и преследуемые Орденом, он отступал, а щенок приближался, даже не замедлял шага.

Ненависть взметнулась вихрем, от собравшейся вокруг темноты свет времянки почти погас. В груди мерзко стыл холодок страха.

Страха?

Ему нечего бояться! Силен или не силен – перед ним всего лишь не прошедший восхождения орденский малолетка. У которого нет шансов.

Клубившаяся вокруг чернота хлынула вперед волной, захлестывая окруженную пламенным ореолом фигуру. Оскал, до боли искажавший лицо, стал еще шире, с губ срывался уже первобытный рык. Казалось, это не магия, а его руки выдавливают из мальчишки жизнь, оставляя лишь изломанную, пустую оболочку, застывшую, бледную куклу. Внутри поднималось торжество, смешанное с терпким, ни с чем не сравнимым удовольствием от чужой смерти.

Он ликовал!

А затем черноту прорезал огонь. Разорвал ее в клочья, разметал в стороны, сжег, не оставив и следа. Ярко осветил комнату с висящей в углу времянкой, и в этом свете он впервые заглянул в глаза своему врагу. В глаза, которые наполняла столь чистая, незамутненная, праведная ярость, что его собственная в сравнении с ней показалась лишь жалкой бессильной подделкой. В глаза, которые вмиг вытравили из сознания все мысли кроме одной – бежать, бежать без оглядки!

Но холодок страха в груди обратился растекшимся по жилам льдом, сковавшим движения, парализовавшим волю, приковавшим к месту…

…и все вокруг затопило пламя.

Пробуждение было мгновенным.

Он непроизвольно попытался вскочить, но ноги не послушались. Он снова рухнул на бетонный пол, больно ударившись подбородком. Попробовал ощупать себя – руки тоже не поддавались контролю, едва шевельнулись в ответ на это желание.

Ему казалось, он все еще горит.

Глубокий вдох. Долгий, намеренно долгий выдох, опустошающий легкие почти до предела. Снова вдох.

Нужно было успокоиться. Он жив, здесь ему ничего не грозит, нечего бояться, а воспоминания… воспоминания не причинят вреда. Огонь остался позади, и там же сгинул мальчишка с полыхающими глазами. Рядом угрозы больше нет. Сейчас главное – взять под контроль новое тело. Уж он постарается. А потом оценит, насколько вторжение Ордена и очередная реинкарнация помешали его планам.

Но прежде всего – контроль! Справляться с чужим телом приходилось не в первый раз, ему требовалось только время, совсем немного времени…

Спустя несколько минут он, пошатываясь, поднялся на ноги. Со второй попытки вытер ладонью подбородок. Бросил взгляд на покрывавшие грязные стены знаки, давно выполнившие свое предназначение. Надо бы в конце концов убраться отсюда, найти новое временное пристанище.

Это тело было последним из подготовленных на крайний случай, других не осталось, и это значило, что смерть вновь нависла над ним, угрожая дотянуться – и забрать. Требовалось новое тело. Как можно быстрее.

Медленно, осторожно ступая на дрожащих, подгибающихся ногах, он прошел в другой конец комнаты, к треснувшему зеркалу на старом деревянном трюмо. Остановился в нескольких шагах от своего отражения и взглянул на него долгим, очень долгим взглядом. Полюбовался.

Вытер подбородок.

Ребенок, имени которого он не помнил, потерян. Девчонка, которую держал в Вентспилсе, потеряна. Он заперт в этом… этом убожестве, которое и человеком-то не назовешь. А виноват во всем орденской мальчишка. Не прошедший восхождения самоуверенный мальчишка, одним махом уничтоживший месяцы работы. Чуть его не убивший!

Протянув руку, он взял лежавший на трюмо, кривой, ритуальный нож. Проследил, как скользит по лезвию тусклый блик от электрической лампочки. И изогнул губы в подобии улыбки.

Мальчишка заплатит за все! Дорого заплатит. И гораздо скорее, чем может себе представить.