Магия на грани дозволенного - Анастасия Колдарева

– Так что же ты не бежишь его утешать? – вырвалось у Лисанского с неожиданной резкостью и… обидой?

– Он не нуждается в утешениях.

– Я тоже.

– Ты другой, – Ева шагнула к нему и положила папку с письмами на край сундука.

Дэн затаил дыхание. От напряжения заболели пальцы, вцепившиеся в дверной косяк.

– Ты просто устал, – продолжила Ева, и ее ладонь прикоснулась к щеке Лиса, погладила, убрала с лица непослушные пряди волос, – от одиночества, от страха, от неизвестности и тоски по тем, кого не вернуть. Но ты не сломался, ты выкарабкаешься. А Денис – он сам не справится, а от помощи отказывается. С ним нужно разговаривать по-другому.

– Вот и попробуй поговорить, – пробормотал Лис без тени раздражения или осуждения.

– Как-нибудь потом, когда он поймет, что дольше терпеть невозможно.

Ева наклонилась и мягко поцеловала Лисанского в губы. Тот обнял ее, притягивая ближе, заставляя прижаться к себе всем телом и задрожать, запустить пальцы в его спутанные волосы.

У Дэна земля ушла из-под ног. Он пошатнулся. Дыхание сорвалось с губ полухрипом-полустоном. Багровая пелена застила рассудок, но даже сквозь нее он видел, как новый поцелуй становится глубже, отчаяннее, неистовее. Как руки Евы ныряют под рубашку Лиса, и тот выгибается, подставляя шею под торопливые, жадные ласки. Как тонкие, хрупкие девичьи пальцы расстегивают пуговицы и тянут рубашку с плеч, и Лисанский вздрагивает от прикосновения холодного воздуха к обнаженной коже.

Зажмуриться. Не смотреть. Не видеть…

Вздохи, сдавленные стоны, шелест и треск ткани обрушились и оглушили. Но, вглядываясь в лица и очертания фигур, не в силах отвести глаз, впервые за долгие месяцы Дэн вдруг ощутил нечто действительно важное, настоящее, нечто такое, что потеснило проклятый смертельный мрак его существования, его беспросветного ужаса, его душераздирающей тоски и глухого, затаенного одиночества. Воспоминания – его проклятие и приговор, – не дававшие дышать, застилавшие взор, опутывавшие, словно погребальный саван, неожиданно вылиняли, выцвели, и сквозь них проступила реальность. Дэн словно очнулся ото сна.

Он попятился, не в силах больше выносить того, что творилось за старой чердачной дверью. Стиснул кулаки с такой силой, что кое-как остриженные ногти врезались в кожу. Боль пронзила ладони – слишком блеклая, слишком вялая, чтобы отрезвить или усмирить внутренний ураган. Дэн спускался по ступенькам, не понимая, откуда взялось это ощущение безвозвратной потери. Разве у него еще что-то оставалось? Что-то сохранилось после гибели Руты?

Ева предала его, променяла на врага. Ева больше не с ним…

Но разве раньше они были вместе?

Были?

Почему он не замечал? Куда смотрел? Где – и чем?! – жил в эти последние недели?

Ведь ему уже, казалось, нечего терять… Ева и Лис, странная девушка и заклятый враг – неужели они стали ему нужны? Дороги? Какая глупость!

Они оба – лишь призраки его сумасшедшего стремления к дружбе, пониманию и близости. Желания, которое, как он думал, давно умерло – там, в каменном подземелье Интерната. Они теперь – лишь пепел сгоревших дотла, упущенных возможностей.

Обхватив себя руками, он остановился на последней ступеньке и обернулся, глядя вверх, в пыльный ночной мрак ведущей на чердак лестницы.

А упущенных ли?..

Эпилог

Злоба застилала взгляд мутным облаком, жгучей лавой плескалась внутри. Оскал исказил лицо, сделал его подобием жуткой африканской маски, лишенной далее намека на человеческие черты. Ярость текла по ладоням вязкими потоками магии, заставляя воздух чернеть и идти волнами в блеклом свете времянки. Ненависть, казалось, клубилась вокруг.

Проклятый Орден с его ищейками! Все-таки объявились. Все-таки вылезли из своих застенков, высунули нос из своей драгоценной резиденции и добрались до Вентспилса. Вспомнили о реальном мире, который так истово защищают.

Он выбросил вперед руку – с непривычных, тонких, ненавистно чужих пальцев сорвался тугой направленный поток силы. Двое мальчишек, загнанных в угол в ритуальной комнате, ему не помеха, но вот подвал с маленьким отродьем придется бросить – Анайда не успеет прийти до появления магов дежурного Отряда, а самому ему с таким грузом от преследователей не скрыться. Придется бросить и начертанные для ритуала круги, и вещи, и уже подготовленное тело. Не первое, не второе, и уж точно не последнее тело! Совсем не последнее… Бросить все из-за каких-то вчерашних школьников! Черт возьми! От мысли об этом в груди поднималось бешенство, добавлявшее магии разрушительной мощи. Они сдохнут! Сдохнут оба, здесь, сейчас, потому что ни одна орденская тварь ему неровня!

Ненависть ко всей этой швали, ко всем этим невежественным, напыщенным тупым недоумкам, называющим себя магами, бурлила внутри, находя выход – и не иссякая. Он еще посмотрит на их мертвые лица, прежде чем уйти. Еще насладится запечатленным на них посмертным ужасом.

Получайте!

Пол под ногами дрогнул, и грохот ударил по ушам.

Однако направленный поток магии разбился о возникший на пути щит, будто волна о скалу – несокрушимую, веками сдерживающую буйство океана скалу!

Он на миг оторопел.

Раньше его удары приходились вскользь, раньше он заманивал ищеек туда, где мог без труда смять обоих, но сейчас!.. Сейчас он бил в полную силу – и бил прямо в цель. Формулы Ордена – жалкие игрушки против обузданной им мощи.

Так как же щит устоял?!

Второй поток – густой, черный и наполненный магией до краев – сорвался уже с обеих рук. Точно бесшумная, сотканная из мрака молния канула во тьму коридора…

И вновь разбилась о щит. Магический купол прогнулся, он теперь не казался столь несокрушимым, но по-прежнему мерцал. Пол содрогнулся, и почудилось, будто стены заходили ходуном. Равновесие удалось удержать с трудом. Грохот заставил непроизвольно согнуться, вскидывая руки к голове, прикрываясь. В черепе будто поселился громкий протяжный звон.

Щит придвинулся ближе. Орденские шавки не сидели в комнате, они шли к нему!

Он выругался, швыряя магию вперед раз за разом. Желание смять, раздавить, уничтожить застилало глаза кровавой пеленой, и только очертания купола, олицетворявшие врага, пробивались сквозь эту завесу. Удар, новый удар, и новый… Пол трясся под ногами, стены трескались, с потолка сыпалась пыль, тусклые лампочки на времянке мигали и подпрыгивали. Щит прогибался, шел мелкой рябью, на миг бледнел – и держался.