Чернила и перья - Борис Вячеславович Конофальский

вид госпожи Ланге не был печальным, не была она удручена и, кажется, не собиралась сообщать ему страшные вести. Женщина тоже присела к столу рядом с ним, потом знаком дала горничной понять: давай сюда гребень и ленты, и пока та несла ей нужное, Бригитт, прибирая свои роскошные пряди цвета меди рукой, сразу начала:

- Переполох был в графстве большой. Только и разговоров о том было, даже грузчики на пирсах, и те про то судачили. У служанки жених на пирсах работает, так она рассказывала, что все о том лишь и говорят, что графа злодеи пытались лишить жизни, а ещё говорили, что вы вернётесь и будет в Малене большая резня. Но я про то всё знаю лишь понаслышке, с чужих слов… - тут она сделала знак руками: с меня за сплетни не спрашивайте. И так как генерал и не спрашивал, госпожа Ланге вдруг и продолжает: – А сама графиня при встрече рассказать о том случае не пожелала. Оно и понятно… Ужас-то какой! Чуть сына на её глазах не зарезали, - женщина крестится, - я бы и сама вспоминать такое не захотела.

- Так вы её видели? – спрашивает Волков. – Была у вас графиня?

И тут Бригитт и говорит ему:

- Недели полторы как сестрица ваша, графиня, и молодой граф проезжали мимо, заезжали ко мне, обедали, - она покачала головой в восхищении, - граф чудо как умён, прелестнейший мальчик. Вот, значит, отобедали у меня, а потом переправились на ту сторону, уехали в Лейдениц. При ней были солдаты, кавалеристы. Она сказывала, что полковник Рене распорядился им с нею быть.

- Что? – едва не воскликнул генерал. – Как в Лейдениц? Зачем?

- Ну, - служанка как раз завязывала волосы госпоже лентой, и та не могла смотреть на своего мужчину, и он видел её красивый профиль. – Графиня обмолвилась, что едет в Ланн, говорила, что племянница ваша ей писала, будто сам архиепископ Ланна обещал на просьбу её дать графине у себя в землях безопасное пристанище и просит графиню быть к нему вместе с графом.

- Пристанище? – это всё, что мог спросить генерал, сердце его едва не остановилось в этот момент. – Архиепископ просил Брунхильду быть к нему в Ланн?

- Да, - уверенно подтвердила Бригитт, чуть повернув голову, когда горничная надевала ей чепец, - она мне говорила, дескать, от Агнес Фолькоф пришло ей письмо, в котором ваша племянница так и сказала: мол, дело решённое, архиепископ передал ей послание, писал, что гарантирует графу и графине безопасность в своих уделах, – и тут госпожа Ланге ещё вспомнила: - Кажется, она сказала, что архиепископ ей обещал ещё и пансион.

- Господи Исусе! – почти прошептал Волков. Он после нападения злодеев на графа думал, что ничего уже хуже и приключиться не может, так нет, Господь словно смеялся над ним и улыбаясь говорил: может, ещё как может. И барон говорит негромко: – Да что же она вытворяет?!

Брунхильда этим своим отъездом в Ланн просто перечеркнула все его замыслы. Ещё недавно он думал, что поедет в Вильбург жаловаться на семейку Маленов и требовать отмщения, и при том будет выставлять себя, Брунхильду и графа Георга Иеронима, то есть семейство Эшбахт, претерпевшими бесчинства, и герцогу тогда трудно было бы не встать на его сторону… А теперь что? Теперь эта дура деревенская вместе с сыном сбежала в Ланн к извечным соперникам герцогов Ребенрее. Распря между Ланном и Вильбургом была древней, Малены всё никак не могли смириться с потерей Фринланда, что произошла лет сто назад, а попы из Ланна всё причитали насчёт Эшбахта, считая его своим, тем более они вспоминали про него сейчас, когда Эшбахт благодаря Волкову расцветал буквально на глазах, становясь важнейшим торговым местом в верховьях Марты.

«Если герцог узнает, что его бывшая фаворитка и, по сути, его родственница, да ещё с наследником титула Маленов, просила и получила убежище в Ланне, с ним падучая приключится. Это же какое для него будет оскорбление! – Волков от этой мысли только головой качает. – Господи, да отчего же всё не так, как надо бы. И потом, настроения курфюрста будут отражаться на мне. Уж этот злопамятный мерзавец ничего просто так не спускает. До неё у него в Ланне руки не дотянутся, так он на мне отыграется, не иначе».

- Господин мой, - Бригитт своими зелёными глазами заглядывает ему в глаза. – Что с вами? – и, видя его рассеянный взор, она машет слугам рукой: уходите, уходите. И как те скрываются, она приподнимается со стула, обнимает его и целует. – Господин мой, скажите же, что случилось? Что?

Но он ничего ей не говорит и думает о том, что случилось и как всё это может для него обернуться. Да ещё недобрыми словами вспоминает про себя свою «сестрицу». А Бригитт тогда и говорит ему ласково:

- Господин мой, ну хотите, я вас порадую?

- Порадуете? – не верит Волков. – Чем же?

- Пойдёмте, - она берёт его за руку и тянет к себе, хоть он и не торопится поддаться ей. – Ну, вставайте, вставайте же, покажу вам кое-что, то, что радовало вас всегда.

Он встаёт и скорее машинально, чем осознанно, хватает её через одежды за лобок снизу.

- Это, что ли, покажете?

- Ой! - она взвизгивает и смеётся. – Это покажу после, если захотите, а сейчас я покажу вам то, что вы любите ещё больше.

- Ещё больше? – удивляется генерал.

А Бригитт тащит его из столовой, на ходу доставая из одежд большую связку ключей, а ещё забирая с комода лампу, и торопит его:

- Идёмте, идёмте…

Они прошли одну комнату, и госпожа Ланге останавливается возле крепкой, оббитой железом двери с тяжёлыми замками. Тут она протягивает ему лампу:

- Держите.

И когда он берёт лампу, Бригитт проворно разбирается с замками.

- Заходите, мой господин.

Он заходит за ней в кладовую и видит, как его женщина уже наклонилась над огромным сундуком, несомненно очень тяжёлым, и раскрывает висящий на нём замок. И как замок был побеждён, Бригитт не без труда поднимает большую крышку сундука.

- Вот, любуйтесь!

Она улыбается.

Глава 21

Генерал видит холщовые мешки. В таких же мешках он получал серебро