Пустошь, что зовется миром - Аркади Мартин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тогда скажи мне, в чем проблема, – сказала Махит. – Помимо «нам придется говорить с инородцами» и «тебе меня не хватало». – Они проходили мимо множества тейкскалаанских солдат, каждый из которых таращился на уполномоченного министерства информации и варвара, сохраняя при этом невозмутимость.
– В этом и есть суть проблемы, – сказала Три Саргасс. – В этом сочетании. И инородцы – проблема более безотлагательная. А еще, кажется, ты успела за это время наплодить здесь немало врагов…
– Ну, это не насущная проблема, – сказала Махит настолько невозмутимым тоном, насколько могла.
<А-аа, значит, мы поступаем в агенты к Тарацу? А я уже начал думать, не собираешься ли ты просто ей признаться>.
«Я уже говорила, Искандр, если я надумаю сдать нас Тейкскалаану, это потребует гораздо большего, чем некоторое политическое давление».
Она вовсе не чувствовала той отваги, какая слышалась в ее голосе, и знала – ему это известно; он находился внутри ее эндокринной системы, был свидетелем тысячи посланий ее нейротрансмиттеров и желез. Он точно знал, как аккуратно Дарц Тарац поймал ее: сделать все, чтобы Тейкскалаан постоянно находился в состоянии войны или воплотить в жизнь план «Наследия». Одно или другое. Пока все, что она сделала, – не упомянула о приказах Тараца. Это мало походило на действия агента, но оставляло открытой дверь для будущих действий. Хранение секретов всегда имело такие последствия.
– Если ты считаешь, что это не текущая проблема, прекрасно, – холодно сказала Три Саргасс и открыла дверь в крохотную транзитную камеру, в которой им было предписано оставаться в течение перелета. Камера едва ли была больше, чем арендованная капсула, где они проводили время на Лселе, окон не было. Махит не очень-то хотелось увидеть искажение пространства вокруг гиперврат, но все же она чувствовала странное разочарование оттого, что ничего такого не увидит. Когда дверь за ними закрылась, между нею и Три Саргасс не осталось никаких препятствий, кроме трех месяцев времени, формы уполномоченного и глубоких подозрений.
Три Саргасс поставила свой багаж у двери, опустилась на колени и принялась искать что-то. Когда она распрямилась, в ее руках было множество инфокарт простого промышленно-серого пластикового типа, с печатью министерства информации веселого и угрожающего кораллового-оранжевого цвета.
– Ну конечно, – не сдержалась Махит, – не могла же ты не взять с собой неотвеченную почту! Клянусь, я переадресовала письма перед отлетом, я работала над этим…
Вознаграждением ей стал смех Три Саргасс и краткое, абсолютно приятное ослабление напряжения, накопившегося за месяцы разлуки, ослабление, непонятно как обосновавшееся в ней.
– Нет, – сказала Три Саргасс, – никакой почты для тебя у меня нет. У меня есть только записи яотлека, командующего Флотом, о наших таинственных и очень опасных чужеродцах. У меня пока не было возможности просмотреть их. Хочешь взглянуть?
<Да>, – пробормотал Искандр завистливо, возбужденно – с теми самыми чувствами, которые испытывала и Махит. Корысть, определенная степень ксенофилии – все это проявлялось в способностях их обоих, было основным условием их совместимости. «Покажите мне что-нибудь новенькое».
– Давай разберемся, с чем мы учимся говорить, – сказала она и взяла первую из инфокарт из руки Три Саргасс, нажала пальцами, и стик со щелчком открылся.
Запись была только звуковой. Это… черт, Махит словно прорубила дыру в мироздании размером в длину инфокарты, и из этой дыры доносились звук помех и крики, или звук помех, который был криком, или…
Ей стало нехорошо. Казалось, не существовало способа выключить эти звуки. Лицо Три Саргасс приобрело зеленовато-серый оттенок под тепло-коричневым цветом кожи. От этого она казалась мертвой. Или умирающей. Или как если бы ей хотелось быть мертвой или умирающей.
И все же из инфокарты доносились различные записанные жуткие звуки – прерывистый визг, повторявшийся три раза, низкое гудение, которое узлом завязывало желудок Махит и повторялось после каждой паузы протяженностью более десяти секунд. Она не могла понять эти звуки, они были жуткими, но не были шумами.
Когда запись наконец закончилась, они с Три Саргасс дышали, хватая ртами воздух в режиме гипервентиляции, чтобы подавить тошноту. Они посмотрели друг на друга.
– Я не уверена, что это язык, – с трудом проговорила Махит, – но это определенно коммуникация. Фонемы или… не думаю, что слова, слишком незаметна дифференциация, но, может быть, маркеры тональности?
Три Саргасс кивнула. Сглотнула, словно загоняя внутрь желчь, и опять кивнула, теперь увереннее.
– Ужасные, тошнотворные маркеры тональности. Поняла. Я хочу сравнить их с выборкой из корабельных перехватов – они каким-то образом взаимодействовали с помощью этих звуков. Может, нам удастся определить, какой шум чем сопровождается…
– Если мы начнем блевать, хорошо бы в бачок, – сказала Махит. – У нас есть бачок – на случай, если еще остались такие записи?
Она показала на зажатые в руке Три Саргасс инфокарты.
– С маркировкой «аудио» был только один. Остальные визуальные и текстовые, – сказала Три Саргасс. – Открой их, а я пойду поищу два бачка. Это корабль-грузовик, он пополняет всевозможные запасы, у них наверняка найдется и пара бачков.
– Может, у них еще и мусорные пакеты есть. Нам тут еще придется слушать записи. Долго.
– Хренов вакуум, – выругалась Три Саргасс, но при этом улыбалась так, как станциосельники: показывая кончики зубов. Махит была очарована и обеспокоена тем, что очарована, а еще испытывала облегчение оттого, что при совместной работе они вновь отлично ладили. – Пакеты для мусора, превосходно! Семь часов – это куча времени, достаточно, чтобы классифицировать маркеры тональности по количеству мусорных пакетов, которых требует их прослушивание…
– Я не хотела бы, чтобы ты бледно выглядела перед яотлеком, – сказала Махит. – Она немедленно потребует отчет о количестве использованных пакетов. А также, возможно, остальную часть отчета.
– Вот видишь! – сказала Три Саргасс, продолжая улыбаться почти станционной улыбкой. – Я знала, что если мне удастся привлечь дипломата-варвара, которая смогла освоить наш язык, это сэкономит мне время на обучение чужому…
Она выскользнула за дверь, прежде чем Махит задала вопрос, который вертелся у нее на кончике языка: «Очаруют ли тебя эти инородцы так же, как очаровала я? С учетом того, что все мы варвары, пусть даже мы такие же человекообразные, как ты?»
<Лучше не спрашивай, – сказал ей Искандр. – На самом деле ты в любом случае не хочешь знать ответ>.
* * *
В поэзии и эпической прозе, даже в руководствах по искусству управления государством, самой скучной и клинической разновидности императоры лишались – или должны были лишаться – сна, как и капитаны космических кораблей, по тем же причинам. Девять Гибискус всегда считала, что яотлек, являющийся чем-то средним между капитаном и императором, после получения нашивок с колючками на воротник должен на самом деле развить в себе способность бодрствовать на протяжении неопределенного времени. Однако жизнь нашла способ игнорировать поэзию, эпические творения и руководства по искусству управления государством. Как и все остальные на «Грузике для колеса», Девять Гибискус имела отведенную ей восьмичасовую смену для сна.
В последнее время со сном у нее были проблемы. Это кое-что говорило об императорах, яотлеках и разнице между ответственностью,
