Лишний - Дмитрий Болдин

Машина отца несется по разделительной полосе за каретой скорой помощи, и когда я поворачиваюсь к нему, то вижу, как его лицо сначала становится синим от попадающего света включенных мигалок скорой, а потом снова исчезает в темноте салона автомобиля. Расслышать, о чем он говорит с кем-то по телефону, трудно, несмотря на то что сидим мы рядом. В ушах стоит сильный звон, а перед глазами — лицо Юли, которая не может выйти из сна. Я поворачиваюсь к окну и замечаю, что мы мчим по Арбату, а на крыльце кинотеатра «Октябрь» стоят компании людей, и внезапно мне кажется, что среди них Алекс, Мира, Катя, Артем и я, закуривающий сигарету. Когда мы проносимся мимо, я пытаюсь вглядеться в лица людей, но отец резко хватает меня за плечо, и я испуганно поворачиваюсь к нему, а он смотрит на меня стеклянными глазами и говорит:

— Скоро будем.

— Где? — спрашиваю я, а он переводит взгляд на дисплей телефона, потом в сторону скорой и говорит:

— В больнице.

— Как Юля? — спрашиваю я, а отец молчит, а потом поворачивается снова ко мне и говорит:

— Туда мама едет. — И еще сильнее сжимает мою руку.

Я закрываю глаза, опускаю голову и про себя начинаю шептать: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»

Мама бежит к нам по коридору, а я смотрю на нее, и мне кажется, что бежит она в рапиде, и я даже вижу, как развевается каждый ее волос. Отец делает шаг ей навстречу, а когда она приближается еще больше, он берет ее за локти и что-то говорит на ухо, и на мамином лице застывает ужас. Она отталкивает его и направляется в сторону белой двери. Оттуда выходит человек в белой медицинской одежде, и по бокам двери стоят охранники в черных костюмах. Отец уходит в конец коридора, приставляя телефон к уху, и начинает с кем-то говорить, а маму останавливает врач и сообщает, что туда нельзя, она кричит, что там ее дочь и ей можно, врач просит ее успокоиться и отойти, а мама начинает громче кричать и плакать. Мама кричит так громко, что отец прерывает телефонный разговор, бежит к ней, шепчет что-то на ухо врачу, тот отрицательно качает головой, а потом отец достает из нагрудного кармана портмоне и вкладывает деньги врачу в карман халата, врач перекладывает бумажки в карман брюк, после чего просит отца и маму присесть.

Папа берет маму под руку и ведет к металлическому креслу рядом со мной, а когда она садится, я вижу, как у нее дрожат руки. Она прижимает меня к себе и громко рыдает, а отец что-то шепчет охранникам, потом останавливает медсестру, проходящую мимо, и что-то говорит ей, а та кивает и быстро пропадает в одном из кабинетов. Я правой рукой обнимаю маму, крепко прижимаю к себе и слышу, как она дрожащим голосом спрашивает:

— Что с ней?

— Мам, — тихо говорю я, — там все непонятно… она не просыпается.

Из палаты стремительно выходят двое медиков, куда-то бегут, а потом пропадают в одном кабинетов, а отец стоит, облокотившись о стену, и смотрит на яркую лампу на потолке, а потом медики возвращаются в палату, где Юля. И мне становится так страшно, что я чувствую, как сердце в секунду сжимается и у меня, и у мамы, и у отца, потому что понятно, что за дверью, где находится Юля, происходит что-то нехорошее. А потом оттуда выходит женщина-врач, лицо которой кажется белым, а глаза — черными. Затем появляется врач, который взял деньги, и рукой подзывает отца. Он что-то шепчет на ухо папе, когда тот тихо задает какие-то вопросы, периодически поглядывая на нас с мамой, а потом что-то говорит врачу, и тот снова исчезает в палате, а папа направляется в нашу сторону.

Он садится рядом с мамой, обнимает нас и тихо шепчет:

— Скоро скажут, скоро скажут…

Мама поднимает заплаканное лицо:

— Что с ней?

Отец качает головой:

— Я не знаю.

— Что говорят?! — хрипло спрашивает мама, сжимая крепко мою руку.

— Ничего… — отвечает отец.

— Что там происходит?! — грозно восклицает мама.

Папа собирается с силами, чтобы что-то сказать.

— Что там происходит, я еще раз спрашиваю?! — вновь спрашивает мама. Отец отвечает с надрывом:

— Ничего! Ничего не понятно. Ее пытаются спасти.

Вышедший из палаты врач подзывает отца.

Отец поворачивается и кивком головы подзывает нас. Мы направляемся к двери, за которой я не знаю, что происходит, но знаю, что человека за ней надо разбудить. Врач тихо произносит:

— Сразу скажу: мы делаем все, что в наших силах, и будем продолжать делать. За этой дверью крупные специалисты, но пока ваша дочь по-прежнему без сознания. Пульс есть. Она словно просто спит, — говорит врач, — но…

— Но что?! — спрашивает мама.

— Она просто не просыпается и погружается все глубже в сон, — отвечает врач, — если так можно выразиться.

— Это кома? — отец не поднимает головы.

— Это не кома, — говорит врач.

— А что тогда? — спрашиваю я.

Врач немного мнется, словно подбирает слова:

— В ее крови мы обнаружили мидазолам, векурония бромид и…

— Что? — перебивает врача мама. — Что это?

— И еще имеются следы хлорида калия, — заканчивает врач.

— Ничего вообще не понятно! — начинает заводиться мама, а отец чуть сжимает ее локоть. Врач смотрит на нас, и кажется, что он хочет сказать что-то страшное, но постоянно себя сдерживает и протокольно отвечает:

— Каждое из этих веществ имеет свои свойства. Мы боремся, мы все за этой дверью боремся!

— Пустите нас туда, — говорит мама.

— Это невозможно. Туда нельзя, — отвечает врач, — только медперсонал.

— Она будет жить? — тихо спрашиваю я, и все замолкают. — Она будет жить или нет?

Несколько секунд мы молча смотрим на врача, и ощущение, будто бы в этом звенящем молчании проходит целая вечность. Врач снова берет слово:

— Если бы ее не обнаружили, еще минут десять — и мы бы ничего не смогли уже сделать. Препараты колол профессионал.

— В смысле? — спрашивает отец.

— Это точно был человек, имеющий медицинский опыт.

— Постойте, вы хотите сказать, что ее пытались убить?! — кричит мама.

— Я не могу ответить на этот вопрос, я просто врач. Повторюсь, единственное, что я точно знаю, — обычный человек не сможет сам вот так…

— Послушайте, любые деньги!

— Тут от этого не зависит ничто, — отвечает врач, — наш главврач в данную минуту консультируется с европейскими коллегами, будем надеяться, что…

— Вы скажите, сколько — и это все будет! Только сделайте так, чтобы моя дочь была жива! — перебивает его отец.

— Мы делаем все возможное, — в очередной раз произносит врач, — простите, мне надо в палату.

— Нам тоже, — произносит мама вздрагивающим от слез голосом.

— Нельзя, простите, — говорит врач и толкает дверь.

Сидя в больничном коридоре, в телефоне вбиваю названия медицинских препаратов, но ничего не понимаю. Потом натыкаюсь на статью, в которой рассказывается, что мидазолам, векурония бромид и хлорид калия — это инъекция, которая применяется в США во время смертной казни, — и не дочитываю эту статью до конца.

Я стою напротив двери 401, меня сильно трясет,