Смерть и креативный директор - Рина Осинкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коновалов недобро хмыкнул.
– Чего лыбимся? – поинтересовался собеседник.
– Представил, как одна баба лупит другую утюгом и при этом дико вопит. Или даже сначала вопит, а потом лупит. Тебе самому не смешно, Семёнов?
– А мне никак. Не смешно и не грустно.
– Работа такая?
– В точку.
Помолчав, добавил:
– Не ищи сложности, майор, где их нету. Знаешь не хуже меня, что иногда психи себя ведут и похлеще, чем наша обвиняемая.
– Подозреваемая, – поправил его Коновалов.
– Это временно. Кстати, а кто она тебе? Отчего суета такая? Хотя эта Родионова – бейба стильная. Но не в моем вкусе.
И он взглянул на Коновалова с многозначительно-ехидным прищуром.
– Любопытный ты дюже, – осадил его Коновалов, усмехнувшись. – Я ведь не спрашиваю, кто ты для Марианны Пастуховой. Она тоже, в определенном смысле, стильная.
– Я для Марьяны?! Да никто, – пожал плечами Семёнов, нисколько не смутившись. – Я помог подруге ее сестры из переделки выбраться, это пару лет назад было. А Путято добра не забывает.
– Подруге сестры? Длинная цепочка, однако.
– Не веришь? У самой Марьяны спроси, расскажет, если будет в настроении.
– Верю, отчего же не верить? Ну, и у меня та же ситуация… Почти та же… – он помедлил. – Помогаю сестре подруги.
– Тогда понятно. С подругами лучше в спор не вступать. Либо сразу посылай девку на фиг, либо ввязывайся. Старик, сочувствую, сочувствую от души.
– Да мне не в напряг, – пожал плечами Коновалов. – Тем более что не обращалась она. Моя инициатива.
– Не просила, а ты влез? Значит, ты попался, – после задумчивой паузы уверенно заключил Семёнов. – Но не тушуйся. Это, может, пройдет.
– Что пройдет, Жека? – весело поинтересовался Коновалов. – Ничего и нету, что проходить должно.
– Ну, смотри сам. Мое дело предупредить. Так на чем мы остановились… А, алиби! У всех у них есть алиби на время убийства. И только у твоей будущей родственницы нет.
Коновалов, пропустив мимо ушей тупую подколку, спросил:
– То есть все они были друг у друга на глазах в это время?
– Ну, не совсем так, конечно… Ирина Беркутова и чета Хохловых – да. Они находились в это время в гостиной. Точнее, так: Беркутова туда вошла после того, как побывала в библиотеке, куда заглядывала, чтобы разыскать своего босса Турчина. Его там не оказалось, зато имелся юрист Валяев, и это его алиби.
– Беркутова предоставляет алиби Валяеву, а он – ей? Может быть сговор.
– Теоретически. Но связей в прошлом между ними мы не обнаружили. Они виделись пару раз – у Михеева же на фуршете. Знакомство, можно сказать, никакое.
– Но исключать не стоит.
– Да все проработано уже, все обосновано! – не сдержался Семёнов и продолжил, горячась: – Турчин в это время блевал в сортире. Повар подтверждает – видел его туда входящим. Сам этот рафинадный Николя мотался из кухни в гостиную и обратно! Михеев заходил в библиотеку за коньяком, Валяев подтверждает, а Михеев подтверждает, что видел в кресле за своим письменным столом Валяева, и сделал ему замечание в мягкой форме, так как юрист мог бы и в другом кресле посидеть, либо на диване.
– Однако нельзя с уверенность сказать, что повар сплошняком был у присутствующих на глазах! Во время попойки-то! И нельзя делать заключение, что Турчин не смотался из туалета, когда повар находился в гостиной! И был ли он настолько пьян, наш безутешный вдовец, как о нем рассказывают свидетели! – Коновалов тоже повысил голос. – А что касается Беркутовой с Валяевым, то кто-то из них вполне мог замочить потерпевшую, а затем невозмутимо сесть в библиотеке за хозяйский стол или невозмутимо войти в гостиную и доложить Хохловым, что босс не нашелся.
– У них мотива не было, дружок! Ни у кого из этих персонажей не было мотива! Только у твоей Родионовой!
– Плохо копали!
– А на хрена? – рявкнул Семёнов и осекся.
– Шутка, – произнес он скованно.
– Я понял, – спокойно сказал Коновалов. – Вы с ребятами стиральную машину проверяли?
– А ты как считаешь? – моментально вызверился Семёнов.
– Футболку белую в куче грязного белья видели?
– Ну. Допустим.
– Пятна крови на ней обнаружили?
– Да ты чего?! – изумился капитан. – Имелась майка, и в протоколе мы указали, но пятна на ней были давнишние, причем засохшие до тонкой корочки. По виду и запаху – соус горчичный на мясном бульоне.
– Кто нюхал? – с невозмутимым видом поинтересовался Коновалов.
– Все по очереди, – хмуро ответствовал Семёнов.
Макс хлопнул ладонью по пустому, как незалитый каток, столу допросной, где они укрылись, чтобы никто не беспокоил, и сказал, подводя итог:
– Не серчай, Евгений. Я под тебя не копаю и не собираюсь. Но подруга моя места себе не находит. А оно мне надо?
Семёнов криво усмехнулся:
– Теперь меньше переживать будет?
– Это вряд ли. Но должен был я хоть что-то предпринять, верно? Она, кстати, к следователю собралась идти.
– Ее дело, – равнодушным тоном проговорил старший опер.
– И к кому же ей на прием записаться? К Протопоповой? Или к Волобуеву?
– Что ты пристал ко мне! Как клещ все равно!.. Не отдавали мы пока дело, готовим только. Почти подготовили.
Коновалов, помолчав, сказал:
– Ну, так ты мне звякни, когда передадите. Не в службу, а в дружбу.
– Звякну, – буркнул Семёнов.
– Кстати, чуть не забыл, – выбираясь из-за стола, произнес Коновалов – Вдовца потерпевшей по фамилии как? Турчин? Так вот, у него недавно еще одна утрата случилась. Экономка под авто угодила. Жива, но в коме.
– И что?
– Да так. Припомнилось просто. Спасибо за разговор, капитан. Посоветую своей подруге адвоката для сестры поискать. От твоего имени посоветую.
– Я из еженедельника «Пути и тропы», – постучавшись и попросив разрешения войти, представилась девица от двери.
Ее с легкой рыжинкой волосы были пострижены коротким каре, однако четкая геометрия стрижки, по причине вьющихся отдельных прядей, обратилась в пушистый сумбур – впрочем, хозяйке кабинета до этого дела не было. Посетительница была облачена в черный плащ покроя макинтош, размера на два больше необходимого, но сейчас так носят. На ней были: светло-голубые джинсы – тоже мешковатые, с закатанными выше щиколоток штанинами, отчего голубые носочки в разноцветный горошек бросались в глаза; джемпер крупной вязки, полосатый, розово-оранжево-голубой; на ногах – кроссовки, белые, с вишневыми рантами. Мда.
С мрачным
