Спектр - Сергей Лукьяненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Смысл этой истории заключается в том, что жизнь лишена смысла? — спросил ключник.
Мартин покачал головой:
— Нет.
— Однажды ты рассказывал о человеке и его мечте, — сказал ключник. — Я не нахожу глубоких различий между этими историями.
— Это лишь потому, что ты близок ко всемогуществу, — сказал Мартин. — У тебя есть смысл жизни, но нет места для мечты. У аранков есть мечты, но нет смысла. А у людей… у людей есть и то, и другое.
— Радуют ли тебя, Мартин, мечты, которые ты не можешь осуществить, и смысл, который не можешь найти?
— Меня радует, что я умею мечтать и ищу смысл.
— Движение — всё, — задумчиво сказал ключник. — Твой рассказ не окончен, Мартин.
— Он не может быть окончен, — ответил Мартин. — Никогда.
Ключник покачал головой:
— У каждой истории есть свой финал. Здесь грустно и одиноко, путник.
Мартин вздохнул, но ключник продолжал говорить:
— Но я засчитываю твой рассказ условно. Входи во Врата и продолжай свой путь. Но если в следующий раз ты не сможешь закончить эту историю, Врата не будут открыты для тебя.
Мартин оцепенел. Помотал головой, глупо переспросил:
— Ты засчитываешь историю, которая тебе не понравилась?
Ключник молчал.
— Если я не расскажу её финал, я не смогу вернуться с Мардж?
Ключник молчал.
— Ты хочешь, чтобы я дал ответ, который не смогло найти всё человечество?
Ключник налил себе чая.
Мартин поднялся. Оглядел комнату — одну из многих «комнат для историй» московской Станции.
Возможно, он видит её в последний раз. Он получил билет в один конец. У истории, которую он опрометчиво стал рассказывать ключнику, нет продолжения!
Мартин посмотрел на ключника.
Ключник поднял глаза. И улыбнулся.
— Я расскажу тебе финал этой истории, — сказал Мартин. — Это будет в мире Дио-Дао, и передо мной будет сидеть другой ключник. Но я знаю, что рассказывать буду тебе. До свидания, ключник.
— До свидания, Мартин, — сказал ключник. — Ищи свой смысл.
В зале ожидания сегодня было накурено и людно. Почти все кресла и диваны оказались заняты. Один диван оккупировала компания молодых людей, изъясняющихся на исковерканном русском языке с примесью не менее исковерканного иврита. Мартин такой тип знал неплохо — это было одно из последних безумных молодёжных увлечений. Сидящий в противоположном углу мужчина типично еврейской внешности так подчёркнуто не смотрел в сторону молодёжи, что было ясно — ему от парней уже досталось. Разумеется, досталось словесно — на территории Станции никто и никому не мог причинить физического вреда. Судя по напряжённым лицам остальных путешественников, парни достали уже всех.
Мартин молча встал у пепельницы и закурил.
Разумеется, молодёжь обратила на него внимание. Тут же один встал, подошёл, жестом попросил у Мартина сигарету и закурил.
Мартин разговора не начинал.
— Скажите, доро-гой, — громко начал парень, — ви знаете Голубые Дали?
— Я бывал на этой планете, — сухо ответил Мартин.
— И они таки действительно вам дали? — бездарно копируя «еврейский» акцент, спросил парень.
— Молодой человек, прекратите паясничать! — не выдержал еврей.
Парень радостно обернулся к нему:
— Что ви говорите? Ви антисемит? Или ви голубой?
Компания на диване радостно заржала. Эти ребята пытались достать окружающих в основном двумя темами — еврейским вопросом и гомосексуализмом.
Евреями они, как правило, не были.
Мужчина поднялся и быстро пошёл к парню. Он выглядел достаточно крепким, чтобы навалять щенку по морде… если бы это было не здесь… впрочем, и здесь у парня имелось трое дружков… Мартин перехватил мужчину в двух шагах от его довольно лыбящейся цели. Крепко взял за руку, сказал:
— Возьмите сигарету.
— Я не курю. — Мужчина ответил не сразу, не отрывая от парня ненавидящего взгляда.
— А вы закурите, — попросил Мартин. — Сделайте мне одолжение. Любая физическая агрессия на Станции приведёт к вашему исчезновению. Не знаю, куда вы исчезнете, но вас больше никто и никогда не увидит.
Мужчина сглотнул. Кивнул. Взял у Мартина сигарету, и они подошли к пепельнице.
— Так ви гой-лубые поц-аны? — продолжал кривляться юноша.
До Мартина даже не сразу дошло, что происходит. Парень провоцировал! Мартина, еврея, всех остальных, ожидающих своей очереди на прохождение Врат! Компании очень хотелось посмотреть, как кто-то исчезнет.
— Агрессия на Станции запрещена, — повторил Мартин скорее себе, чем молодому подонку или его жертвам.
— Стыдно, — коротко сказал ему еврей, неумело затягиваясь. — Вот за них… стыдно.
— Вы не стыдитесь, — попросил Мартин. — И не обижайтесь. Вы бы их пожалели лучше. Им же придётся отсюда выйти. И рано или поздно они наткнутся на того, кто не поймёт их специфическое чувство юмора. А на колониальных мирах нравы простые.
— О чём вы, гой-лубые? — продолжал парень.
— Видите, он начинает повторяться, — заметил Мартин. — Подобный стиль поведения существует лишь в Сети, где нет опасности получить по физиономии. Сейчас ребятам кажется, что они нашли ещё одно место для безопасных издевательств над окружающими — Станции. Но за вход на Станцию надо платить. И игра словами здесь им не поможет.
— Таки вы антисемиты! — тупо повторил парень. — Да?
Мартин посмотрел на него ещё раз. Попытался — как обычно это делал с фотографиями клиентов — представить себе душу человека, его внутренний мир, его мечты… смысл его жизни. Слабые места. Комплексы. Все те крошечные невидимые пружинки, что движут человеком.
У Мартина получилось.
Он заговорил. Так, как стал бы говорить перед ключником, убеждая того в ценности только что выдуманной истории.
Только теперь ему надо было убедить парня.
Мартин не сказал ни одного бранного слова. И даже не стал играть словами — чего тот наверняка ждал.
Но, видимо, Мартину удалось задуманное. Парень побагровел, прошипел что-то нечленораздельное и замахнулся…
До лица Мартина долетел порыв ветра от кулака. Сам кулак исчез, как и его хозяин.
Троица на диване остолбенела.
— Это именно так и происходит, — любезно объяснил Мартин. — Вам не делают предупреждений. Вам все объясняли заранее… дорогие.
— Черт… — сказал мужчина. На лбу у него проступил пот. — Черт…
— На его месте должны были быть вы, — сказал Мартин. — Или я.
— Вы его подставили, — тихо сказал мужчина.
— Да, я его подставил, — согласился Мартин. — Мне кажется, это справедливо.
— Ты козёл! — завопил один из дружков исчезнувшего, враз теряя наигранный акцент и забывая коверкать слова. — Сволочь, паскуда!
— А ты меня ударь, — предложил Мартин.
— Мы тебя найдём, куда бы ты ни отправился! — смешно подпрыгивая на диване, но не решаясь встать, кричал парень.
— Факью, — сказал Мартин. — Он же Мардж. Родной мир дио-дао. Милости прошу. Но учтите, что по их законам убийство половозрелого существа не является преступлением. А я всегда соблюдаю местные законы.
— И вы готовы их убить? — тихо спросил еврей.
Похоже, несмотря на весь свой гнев, он не желал парню такого конца… и теперь не знал, как держать себя с Мартином.
— Защищаясь — да, — признался Мартин.
— В убийстве врага нет ничего постыдного, — донеслось от двери.
Мартин обернулся.
В проёме стоял геддар. Высокая фигура, уши-полукружия, разнесённые слишком далеко глаза, темно-серый нечеловеческий цвет кожи… Чужих трудно различать, но Мартину показалось, что это лицо ему знакомо.
— Мы встречались? — спросил Мартин.
— Библиотека, — коротко ответил геддар, и Мартин узнал его окончательно.
Кадрах, друг Давида. Разумеется, тот факт, что Мартин знал имя геддара, не давало ему оснований произносить его вслух, и Мартин лишь кивнул:
— Да, я помню тебя.
Шелестя пышными оранжево-синими одеяниями, геддар мягкой походкой подошёл к нему. В зале притихли все — и молодые обалдуи, и нормальные путешественники.
— Когда тебя оскорбляют словами, не стоит доставать меч, — продолжил геддар. — Надо убить врага словами. У тебя получилось. Я восхищён.
— Никто не знает, что случается с исчезнувшими, — сказал Мартин.
— Для Вселенной он умер, — совсем по-человечески пожав плечами, сказал геддар. — Убить тоже можно по-разному… Нам надо поговорить.
— Вы знакомы? — тихо спросил Мартина еврей. — Это ведь геддар?
Похоже, из разговора он ничего не понял. Значит, готовился пройти Вратами первый раз и ещё не получил знание туристического.
— Да, — ответил Мартин. — Удачи вам. Я думаю, эти ребята теперь будут вести себя тихо.
— Нам надо отойти туда, где нас не услышат, — сказал геддар.