Ватерлоо. История битвы, определившей судьбу Европы - Бернард Корнуэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рядовой гвардеец Мэтью Клей, несъедобным завтраком которого стал обгорелый кусок свиной головы, был одним из защитников маленького, обсаженного кустарником огорода, находившегося через дорогу от большого амбара. Огород служил неважной оборонительной позицией против огромного числа французов, которые теперь штурмовали Угумон, так что защитникам приказали вернуться за стены, но Клей и еще один гвардеец, «очень стойкий и неустрашимый старый солдат», умудрились отстать от роты во время этого короткого отступления. Им пришлось остаться за стенами, где они перестреливались с врагом.
Я неблагоразумно взобрался на возвышенность, на которой стояла стена. Я думал, что способен в одиночку справиться с вражескими стрелками… Очень скоро обнаружил, что превратился в отличную мишень для них, потому что красный мундир прекрасно заметен издалека… Я продолжал обмениваться выстрелами с врагом через огород, но у них оказалось преимущество в виде живой изгороди, за которой они могли укрываться. Их пули били в стену позади меня… Мой мушкет пришел в негодность, к моей великой досаде. Оглядевшись, я заметил перед собой другой мушкет, которым тут же и завладел, заменив мой старый. Новый ствол еще не успел остыть от прошлого выстрела и оказался превосходным.
Через несколько минут Клей заметил, что ворота во двор фермы открыты, и оба гвардейца поспешили скрыться за ними, но смогли это сделать, лишь перебравшись через нескольких убитых французов:
Ворота были выщерблены пулями, в проеме лежало несколько вражеских тел. Одно из них особенно запомнилось. Это, видимо, был французский офицер, но разобрать было трудно. Лицо его было истоптано и покрыто грязью.
Всего один или два раза французам удавалось войти в ворота. Большинство отчетов о битве упоминают лишь одну атаку французов, в результате которой удалось проникнуть за стены. Однако Клей писал о двух случаях, и его свидетельство подтверждают мемуары защитников-германцев. Борьба за Угумон была яростной и беспощадной и продолжалась большую часть дня, но сейчас мы вынуждены оставить осаждающих и осажденных, потому что открыли огонь большие пушки в центре позиции Наполеона, возвещая первую главную атаку на гребень, занимаемый Веллингтоном. Угумон по-прежнему оставался неприступным, французам надо было еще притащить пушки, чтобы взять его стены, переломный момент настанет после полудня, однако небо над людьми Макдоннела уже огласилось канонадой.
Это заговорили большие пушки в центре императорской линии – они отпрыгивали, изрыгали в долину густой дым и обрушивали на гребень Веллингтона ядра и бомбы. А ветераны Пиренейской войны на гребне распознавали за канонадой и другой звук – pas de charge, ритм, который барабанщики отбивают во время наступления. Этот звук означал, что величайшая пехотная атака всех Наполеоновских войн начинается.
Грохот наполеоновских пушек сотрясал воздух над полями возле Мон-Сен-Жана, и от этого же звука дрожали окна в Париже. Единственная пушка стреляла от Дома инвалидов, военного госпиталя, построенного Людовиком XIV, служившего также домом призрения для инвалидов войны. Пушка стреляла не ядрами и не бомбами. Это был салют, напустивший густого порохового дыма на площадь для парадов. «Стреляет пушка Дома инвалидов!» – вспоминал Эмиль Лабретоньер, студент-математик. «Ты слышишь?» – спросил он друга, с которым делил комнату в Париже.
«Должно быть, это великая победа!» Мы разом поднялись и выбежали на улицу, узнать, в чем дело. Пушка салютовала в честь победы, которую император одержал над пруссаками при Линьи 16 июня. Мы отправились в кафе «Пиренеи», чтобы почитать новости. И ошалели от радости! Пушка у Дома инвалидов вернула нам детские воспоминания о триумфах, на которых мы выросли. Мы были пьяны от гордости… Я помню, с каким энтузиазмом студент из Гренобля по имени Руссо рассказывал нам, что Веллингтон захвачен, а Блюхер убит!
В начале июня Эмиль видел, как армия выходила из Парижа, это его очень впечатлило. Он назвал уходившие войска «превосходными» и решил, что они «полны такого задора», что непобедимы. Он ликовал от новостей про Линьи, а тем временем роялисты Парижа шептались и разносили слухи, стараясь очернить достижения императора. Однако в то воскресное утро пушка у Дома инвалидов спорила с роялистским унынием. Она заявляла о победе, и Эмиль, как и большинство парижан не мог дождаться вестей о триумфе императора. «Наконец-то, – писал он, – мы снова сражаемся!»
И он был прав.
Наполеон и Веллингтон по-разному использовали артиллерию. Поначалу при Ватерлоо у императора было гораздо больше пушек – 246 против 157 у Веллингтона, и все эти пушки были тяжелее. Французская и прусская армии использовали 12-фунтовую пушку, а у британцев самыми тяжелыми были 9-фунтовые. Император учился на артиллериста и в свои пушки верил крепко. Он любил собирать их в «гран-батарею» и использовать как наступательное оружие против оборонительного. В 1809 году при Ваграме Наполеон вырвал сердце австрийской армии при помощи «гран-батареи» из 112 пушек. Теперь, при Ватерлоо, он собрал новую «гран-батарею» из 80 пушек.
Конечно, французские пушки годились и для обороны, но Наполеон знал, что вражескую позицию нужно «подразмять», прежде чем брать атакой. В том и была задача «гран-батареи» – развалить строй врага, прежде чем его атакует пехота или кавалерия. Атакующие
