Под чужими звездами - Павел Степанович Бобыкин-Эриксон

— Вы спрашиваете, хочу ли я в Россию? Ведь там жизнь еще горше! Безработица. Голод. В газетах пишут…

— Эти небылицы в белых листках печатают. Не верьте им.

— Кому же верить? Очевидно, придется мне всю жизнь быть во Фриско. Такова судьба… Идемте танцевать. Только сама вас поведу, а то боюсь за свои ноги. — Она улыбнулась. И улыбка ее была бесконечно доброй.

Я покраснел.

— Извините. Раньше я танцевал только на матросских вечеринках, да и то по вдохновению. А этот вальс впервые…

— Это не вальс, а танго. Ничего, научитесь.

Было поздно, когда мы вышли из «Голубого дождя». В бухте чуть слышно плескались волны, предвещая шторм.

— Я живу далеко. У самого синего моря. Проводите меня лишь до автобуса.

— Идемте пешком. Так давно я не разговаривал по-русски!

Она взяла меня под руку. Я стал рассказывать ей о своих странствиях, выставляя себя в более привлекательном виде, утаивая о голоде и нищете, бездомной жизни.

— Вот вы много путешествовали, много видели, и я завидую вам. А мне не пришлось бывать дальше Окленда[2]. Только с миссис Румфорд раз выезжала в Лос-Анжелес, да и то не видела как следует города.

— Кто такая миссис Румфорд?

— Хозяйка ателье. Я служу манекенщицей в ателье.

— Манекенщицей? Это как? В витрине?

— Нет. Просто на мне богатые люди примеряют платья. У нас самый шикарный магазин на Риджент-стрит «Дамское платье». Вывеска на весь фасад. — Елена остановилась и указала на смутно белевший за палисадником домик. — Вот мы и дома. Я и не заметила, как дошли. Благодарю вас.

Все дома по этой улице были одинаковы. Одноэтажные, небольшие, загороженные штакетником. Я нехотя выпустил руку девушки и, словно желая сохранить ее тепло, прижал ладонь к груди.

— Аленушка! Когда мы встретимся?

Она удивленно посмотрела на меня.

— «Аленушка!» Меня еще никто так не называл. Сразу приходит на ум васнецовская девочка. Знаете, сидит у омута и горюет о своем братце-козлике…

— Знаю, — пробормотал я, хотя не имел об этом ни малейшего представления. Похоже, что она рассердилась.

— Не называйте меня так.

— Извините. А когда мы увидимся?

— Не знаю. У меня много работы. Сегодня случайно выдался свободный вечер. Впрочем, если возникнет желание увидеть вас, то приду на рыбачью пристань. Я знаю «Олимп» и его хозяина Петра Ивановича. Вон его домик, третий от нас.

— Буду ждать, — огорченно промямлил я.

Она простилась со мной. Открыв калитку, пошла по песчаной дорожке к веранде, едва видимой в полумраке. Ее походка была полна природного изящества.

Я поплелся в пансионат.

Днем, когда наш буксир оттащил танкер к причалу, я спросил механика Василия Власовича:

— Что такое васнецовская Аленушка? У нее есть братец-козлик?

— Ты о чем? — Механик непонимающе поднял мохнатые брови. — Какая васнецовская? Да еще козлик.

— Сам не знаю. Картина такая есть.

— Черт-те что говоришь. Смотри, не спускай пар. Схожу проветрюсь, пока у пристани. Стаканчик опрокину. — Неуклюже повернувшись, Василий Власович стал подниматься наверх, как вдруг закричал:

— Постой, постой! Васнецовская Аленушка! Стоп! Васнецов — это наш русский художник. Так это же картина! В Третьяковке висит. В Москве. Еще гимназистом бегал туда смотреть. Зайди в магазин и спроси репродукции Третьяковской галереи. Должны быть. А тебе зачем?

— Надо.

Закончив вахту, я покатил в верхние кварталы. В магазине передо мной выложили великое множество всевозможных альбомов и книг. Где же тут найти Васнецова?

Понизив голос, таинственным шепотом я спросил:

— Мне нужен Васнецов. У него девушка такая. Мисс Аленушка.

Продавец понятливо кивнул. Оглянулся, хотя, кроме старика, копавшегося в книгах, никого не было. Вытащил из-под прилавка большой альбом.

— Выбирай. По три доллара комплект. Цветные по пять монет.

Удивившись его таинственности, я раскрыл страницы. Девушки, абсолютно голые, в разных нескромных позах, улыбались мне с каждого листа.

— Какая к дьяволу тут Аленушка!

— Что же тебе надо, приятель? Голые девки всех сортов. Лучшее издание.

— Сам ты лучшее издание. Картины надо. Понимаешь? Репродукции, — выговорил я непонятное слово. — Картины русских художников.

Он потер переносицу.

— Лезь к тем полкам. Там книги с картинками.

Я смущенно оглядел полки. Стал читать корешки книг. Вон Мурильо какой-то. Жерико. Рембрандт. Набравшись терпения, я читал десятки корешков книг. Ага! Вот русские книги. Третьяковская галерея. Поспешно вынул толстый альбом, раскрыл его. «Утро в сосновом лесу». Сердце мое заныло. Эту картину видел у консула в Ливерпуле. А вот «Рожь» Шишкина. Точь-в-точь такое же золотящееся поле у нас в деревне. А это «Московский дворник» Поленова. Лошаденка дремлет. Дальше Владимирка. Копия нашей дороги в Моховицах после дождя.

Усевшись на вертящееся кресло, я погрузился в новый неведомый мир. Русь, родина глядела на меня с каждой страницы альбома. «Волга» Левитана. «Мокрый луг» Васильева. «Золотая осень» Левитана. А вот «Три богатыря», опять поленовский «Бабушкин сад». Боже мой! Вот она «Аленушка»! Затаив дыхание, смотрел я на босоногую девушку в синем сарафане. Но где же братец-козлик? Грустным очарованием повеяло на меня. Прижав к груди альбом, как драгоценный клад, я уплатил десять долларов и вышел на улицу.

Ателье мадам Румфорд нашел без труда. Остановившись напротив, стал ждать.

Елена вышла вместе с девушками. Елена была заметнее всех. Широкоплечая и высокая, в синем свитере и узкой черной юбке.

Остановилась на углу, словно поджидая кого-то. Сердце мое екнуло. Значит, Елена ждет своего дружка?.. А может, просто подругу. На этом оживленном пятачке едва ли кто назначает свидания. Что же делать? Она повернулась в мою сторону, и наши глаза встретились.

— О, какими судьбами? Благополучно вчера добрались домой? — спросила она, краснея.

— Да так, случайно оказался здесь. Товарища одного