Под чужими звездами - Павел Степанович Бобыкин-Эриксон

— Отвези меня в больницу, — прошептала она.

Уложив девушку в постель и укрыв, я выбежал на улицу. Как назло, такси поблизости не оказалось. Только на другой улице на углу случайно наткнулся на свободное такси Шофер, пожилой человек с добрым простым лицом, не мешкая, подъехал к дому. Девушка лежала на кровати нее в том же положении, подобрав ноги к животу. Она не успела переодеться, была в одной рубашке. Смятый халатик лежал рядом. Поспешно одев Ирину, я бережно взял ее на руки. Она застонала, а на крыльце опять закричала жутким голосом. Каждый мой шаг приносил ей страдание. Я осторожно опустился на сиденье машины, поддерживая ее голову. Она затихла, закрыв глаза, казалась спящей. Голубая жилка на виске чуть вздрагивала.

В такси мы скоро приехали к больнице. Мраморные ступени вели к зеркальным дверям. Величественный, как Зевс, бородатый служитель в униформе важно распахнул обе половинки дверей, и я вошел с Ириной на руках в приемную, в которой стояли пальмы в кадках и висели на стенах картины в золоченых рамах. Мягкий полусвет ламп смягчал тона голубых стен и длинных занавесей на широких окнах.

Не выпуская своей ноши, я закричал:

— Доктора! Быстрее доктора!

Два человека в белых халатах подхватили Ирину и внесли в светлый, сверкающий чистотой кабинет. Врачей оказалось трое. Вежливые упитанные господа. Один из них, солидный как профессор, в золотых очках, моментально прощупал пульс, потрогал живот Ирины, чуть покачав головой в белой шапочке. Ирина застонала.

— Немедленно на стол! Приготовьте к операции! — приказал он появившейся девушке в белоснежном халате. — Приступ аппендицита… Не страшно, но живей, живей, мисс Харли.

Второй доктор, очевидно, главный, вынув какую-то книжку, обратился ко мне:

— Операция. Внесите двести долларов.

Я воззрился на него, не поняв сначала его слов.

— Вы о чем? Ах, о деньгах! Но у меня с собой нет, господин доктор.

— Как же вы везете больную без денег? Нужно срочно делать операцию. Операция стоит двести долларов. Внесите сейчас хотя бы сотню, авансом, а потом привезете остальную сумму. Не медлите, больной плохо.

— Хорошо. Ладно, но с собой нет. Но я привезу, привезу! Начинайте же операцию, пожалуйста, доктор!

— Так нельзя, молодой человек. Мы прооперируем, а вы вдруг окажетесь несостоятельным.

В это время Ирину положили на столик с колесиками, и она застонала.

— Ах, черт возьми! Операцию — быстрее! Ведь она умрет! — закричал я, чувствуя, что, если Ирина опять застонет, я брошусь с кулаками на врача.

Голос его изменился. Он сухо произнес, уже не глядя на меня:

— Вы что, не можете внести сумму? Извините, но у нас не благотворительное общество, а частная первоклассная больница. Везите ее в другую лечебницу, да поживее. Есть же больницы для неимущих.

Сжав кулаки, я крикнул:

— Какой вопрос о деньгах, когда дело идет о спасении жизни человека? Да как вам не стыдно!..

— Прежде чем везти свою жену, побеспокойтесь об оплате. А нет денег, везите в больницу для бедных. — Он отвернулся от меня, подав знак служителям не увозить столик с Ириной, и демонстративно отошел к шкафу с медикаментами и инструментами, матово поблескивавшими за стеклом.

Взяв Ирину на руки, я с проклятьями выбежал из кабинета. Миновав приемную, остервенело ткнул ногой двери. Перепрыгивая мраморные ступени, добежал до ворот с красивой эмблемой. По счастью, угрюмый шофер дожидался меня.

— В чем дело? — спросил он, отбрасывая щелчком не-докуренную сигарету и берясь за руль.

Я опустился с Ириной на сидение.

— Куда? — спросил шофер, не оборачиваясь.

— В любую, в любую больницу, где не требуют долларов. Поезжай, друг, поезжай быстрее! В больницу для бедных, — выговорил я с трудом.

Он присвистнул:

— Это же, приятель, очень далеко, но ладно уж. — Шофер включил мотор.

Машина тронулась от великолепных ворот больницы для богатых господ и свернула за Русскую горку.

Гнев мой остыл. Я только С ужасом смотрел на бледное, осунувшееся лицо Ирины. Она едва дышала. Порой хриплые стоны вырывались из ее полуоткрытого рта. Машина вклинилась в общий поток автомобилей и двигалась с черепашьей скоростью.

Ирина вновь застонала, открыла глаза, обхватив меня за шею, что-то прошептала. «Больно, больно», — понял я движение ее запекшихся губ.

— Сейчас, сейчас, моя девочка, Иринушка! Маленькая моя! Потерпи. Все будет хорошо. Моя золотая, родная. Сиротка ты моя… — бормотал я, чувствуя, что сейчас расплачусь. — Потерпи, Иринушка. Скоро, скоро доедем.

А машина продолжала ползти в уличном автомобильном потоке. Я бессмысленно глядел через стекло на улицу. Наклоняясь над девушкой, шептал ласковые слова, и мне думалось, что не будет конца этой пытке, что мы никогда не доедем до больницы «для неимущих», как выразился тот тип в золотых очках.

Наконец такси остановилось перед старым зданием невдалеке от православного русского собора с синими куполами. Пышный куст роз перед больницей так не соответствовал убожеству стен с облупившейся штукатуркой.

Я внес Ирину в полутемный приемный покой, с неистребимым запахом карболки и лекарств.

Из комнаты со стеклянной дверью вышла старая полная женщина, молча показала на кушетку, покрытую белой простыней. Подошла другая пожилая женщина, и они обе быстро ощупали тело лежавшей в забытьи Ирины.

— Немедленно оперировать. Вы кто ей? Муж, брат?

— Брат, — ответил я машинально.

— Положение серьезное! Где вы раньше были? — Лицо второй докторши сморщилось. — Идите в коридор и ждите.

Она отдала приказания появившимся двум девушкам с красным крестом на косынках. Ирину положили на обшарпанные носилки с ножками и понесли в другой кабинет. Как во сне я вышел в сумрачный коридор, сел на деревянную скамью, тупо уставившись в стеклянную дверь, прикрытую изнутри марлей.

Часы напротив четко отстукивали время. Склонив голову, я прислушивался к неясному шороху в кабинетах врачей, стараясь угадать, где Ирина. Рядом со мной сидела бедно одетая старуха. Она негромко вздыхала, прижимая к