Холодные сумерки - Валерий Георгиевич Шарапов

и кепке. И горло шарфом замотано, потому что болеет. А сам цветы не нес потому, что срочно уезжать надо было, никак не предупредить, а тут хоть какое извинение. Дмитрий, соглашаясь, хмыкал, понимая, что даже составлять фоторобот тут полностью бессмысленно.

Хороший ход, и теперь все зависело от того, увидел маньяк поимку мальчишки или нет. За передачей цветов он ведь наверняка должен быть понаблюдать… или нет? Поглядеть на наживку точно должен был, потому что цветы – это мост в будущее общение с художницей. Извинение за неявку на свидание. Значит, он все же был на площади или откуда-то наблюдал. Или как раз проходил мимо.

Дмитрий оглянулся, но площадь скрылась за пеленой дождя. Если оттуда кто-то и смотрел на сквер, то ни черта не видел. И то хлеб.

«Но точно сказать можно будет только после повторного звонка. Если он будет. Черт».

И все же маньяк клевал. Пока что не наверняка, но он был не безгрешен, он реагировал и его шаги можно было предугадать.

«Значит, играем дальше».

Проблема заключалась только в том, что «дальше» наверняка означало новые трупы.

Интерлюдия

Скульптор

Дева Мария некогда вышла замуж за жалкого плотника и жила так, пока на нее не снизошло озарение. Скульптор заложил страницу только что вышедшего на Западе «Молчания ягнят», с огромным трудом добытого на черном рынке, и задумался, гладя пальцами мотылька на суперобложке.

Забавно, как он игнорировал прежде эти религиозные тексты, считая чушью. На самом деле из них можно было извлечь хорошие уроки, особенно если читать между строк. Если понимать, что та библейская дева была тоже не первой. Наверняка был десяток-другой неудачных Марий, а то и больше. Потому что понимание – оно не абсолютно, оно развивается так, как развивается он сам. Ошибаться и выбрасывать отработанный материал – не порок.

Только с последней женщиной, в разрушенной кирхе, он уловил наконец, что именно не так. С ним, Скульптором, все было правильно. Ошибки всегда заключались в заготовках, а он никак не мог этого понять, потому что резал уже мертвых. Мертвое тело не реагирует, а без реакции невозможно понять, есть диссонанс или нет. Есть ли синхронизация, в результате которой может родиться что-то новое. Единство.

Истина – в слиянии тезы и антитезы, а не в тезе или антитезе отдельно.

В кресле не сиделось. Осознание было слишком большим, слишком… объемным. Хотелось выйти на промку, найти новую женщину, привести к машине, и…

«Нельзя».

Он резко поднялся.

«Я – Скульптор. Я – контроль. Я – Высшая сила. Надо держать себя в руках».

Но как же сладко скользил нож!.. Как сладко подергивалась эта женщина!.. Каждый штрих, каждый стон уносил его в эмпиреи, все выше и выше. Сколько же раз он испытал оргазм? Скульптор не помнил. Зато помнил ощущения, все до капли.

Бросив книгу на кресло, он метнулся в ванную, включил холодную воду и долго плескал ею в лицо. Железная эрекция так и не прошла, но Скульптор хотя бы снова мог думать. Закрыл кран, вернулся в большую комнату, натянул тонкие перчатки и взял со стола лист, вырванный несколько дней назад из магазинной книжки.

«Сборник поэтов Серебряного века».

Он увидел книгу случайно и почти прошел мимо, когда что-то – мироздание? – заставило остановиться. Простое тиснение, синий переплет. Скульптор взял книгу, открыл наугад, и, конечно, там было именно то, что нужно.

Сады моей души всегда узорны,

В них ветры так свежи и тиховейны,

В них золотой песок и мрамор черный…

Договорив, он помолчал, прислушиваясь к эху. Да. То, что нужно, именно для нее. Для «девушки в венке великой жрицы».

«И сразу рисуется правильный образ. Венок, действительно. И вуаль».

Осторожно сложив лист, он уж было сунул его в конверт, но приостановился, хмурясь. Гумилев велик, бесспорно, но чего-то не хватало. Недостаточно лично. Конечно, выбор стиха, желание им поделиться – это уже личное, но ведь она пока что не понимает. Может не понять, не оценить.

Скульптор положил лист с конвертом обратно на стол, решительно открыл шкаф, достал с верхней полки печатную машинку. Он пользовался ею нечасто и обычно для себя, так что это было безопасно. В конце концов, не придут же к нему с обыском. Он осторожен. Он – Скульптор, он – контроль.

Заправив вырванный лист, он прокрутил барабан, остановив строку сразу над номером страницы, и напечатал одно слово: «Скульптор». Не претендуя на авторство стиха, но претендуя на чувства, которые оно вызвало. Так было правильно.

Вкладывая листок в конверт, он насвистывал, представляя, как она достанет письмо из ящика, как недоуменно нахмурится, как достанет лист и расправит…

В штанах снова стало тесно, но Скульптор не возражал. Это тоже было правильно.

Глава 10

I. Управление и разъезды

Утро принесло еще одно тело, и на этот раз Дмитрию пришлось ехать в лес. Всю дорогу он гадал, почему именно туда – неужели во Владивостоке закончились красивые пляжи? Понял, только когда вышел на полянку.

«Что ж. Если это – реакция на то свидание, то… А что «то»? А черт его знает».

Походило на то, что маньяк разочаровался в театральщине. Да и, кажется, в тщательном выборе жертв тоже. Женщину, небрежно брошенную под кустом, с Зоей, Аленой или Ольгой перепутать было сложно даже издали. Коренастая, низенькая, с темно-русыми волосами, но не брюнетка. И любовь к искусству проявлялась только в виде регулярных просмотров песенных передач по телевизору. Вроде бы и укладывается в тип, но и выбивается из него в каждой характеристике.

«Спешил? Или две предыдущие были разовыми акциями для привлечения внимания? Нет, вряд ли, скорее, что-то меняется. Эти порезы…»

Порезы изменились тоже. Рваные, с неровными линиями, они походили на предыдущие только расположением и символикой – на этот раз без звезды. Это даже не походило на спешку, потому что при спешке они все равно остались бы ровными, просто отличались бы глубиной. А здесь…

По отчету патологоанатома, на этот раз маньяк резал наживую – и это точно была не спешка. Времени такое вот должно было занять куда больше. Поди порежь, когда жертва дергается и сопротивляется.

Ощутив легкую дурноту, Дмитрий закрыл папку с отчетом и мрачно уставился на серый картон. Резкие изменения в поведении маньяков случались, если происходило какое-то событие, служащее спусковым крючком. Что-то значимое, даже знаковое. И то, что эта знаковость случилась почти сразу после того свидания, тянуло на очередное совпадение, связанное с Ольгой. Точнее, на отсутствие совпадения.

«И это значит, что или там чертовы Шерлоки Холмсы в режиме манипуляторов, или Ольга все же не связана с культом напрямую. Иначе там было бы куда больше контроля. Но она все еще может быть связана хотя бы на уровне общения. Как еще объяснить, что за нами следили в оба свидания разом? И на этот раз тело – не послание, оно просто брошено под куст… или это и есть послание? «Будете встречаться – буду убивать абы как, лишь бы поскорее»? Чертовы маньяки, от вас голова болит».

Дмитрий взял очередной чистый лист и снова принялся рисовать квадратики и стрелочки.

Допустим, Ольга не связана с убийцей осознанно – такое не сыграешь и так реакции не подстроишь.

Если Ольга знакома с маньяком, это или старое знакомство, или местное. Если старое, то задачу маньяка это усложняет неимоверно – надо следить за девушкой, которая тебя знает по другому городу на другом конце страны. Сложно при случайной встрече делать вид, что ты просто в парикмахерскую вышел. А знакомство обязано быть, вряд ли Ольга вешала на всех столбах объявления, куда и когда переезжает.

Если новое, то это знакомство или по службе, или нет. Если нет – надо собрать полный круг знакомых. Соберем. Если же да, то…

Если да, то все становилось гораздо сложнее. Внутренние расследования не любил никто. Сидишь как дурак, подозреваешь всех, не доверяешь никому, работу, соответственно, не делегировать. И никому ни о чем не расскажешь. Допустим, маньяк – Миша. По фигуре и сложению подходит, силы ему не занимать. И знает все, что только можно об оперативных действиях. Но в медицине Михаил не понимает. А кто понимает?