Холодные сумерки - Валерий Георгиевич Шарапов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Строгого учета, – повторил Дмитрий, поглаживая Ксюшу так же, как это только что делал ветеринар. Кошка урчала под пальцами, и было не очень понятно, стоило ревновать или нет. С одной стороны – урчит же. С другой – урчит с кем угодно, то есть ей все равно. – Что же, Герман Геннадьевич, придется вам меня еще немного потерпеть. Где, говорите, хранится журнал учета?..
Журнал учета был потрепанной тетрадкой, залитой глицерином. Поверх глицерина кто-то обвел размытые буквы фломастером, и получилось дикое месиво из латыни, цифр и подписей. Разобраться в этом было почти невозможно, и наверняка, когда будут актировать квартал, весь штат станет лихорадочно вспоминать, сколько и в кого вкололи анестезии.
Ветеринар пугался, путался и клятвенно обещал восстановить все по картам пациентов.
«Половину придумает, остальное впишет в карты задним числом».
В сущности, такие поиски вели в никуда. Наверняка в каждой мелкой, да и крупной клинике было точно так же. И каждая обещала сожрать тонну времени с неочевидными результатами.
«Препараты строгого учета, ну да, ну да».
Уходя, Дмитрий не забыл договориться о визите для стерилизации. Как бы ни относился теперь к нему этот ветеринар, кошек он явно любил, и это было главным.
III. Банный день
Прежде чем вернуться к делу профессора, Дмитрий успел отвезти притихшую Ксюшу домой. Все равно баня на улице Калинина так рано не открывалась, разве что для своих. На «свойскость» Дмитрий не претендовал, поэтому пришел к официальному открытию.
Толкнул скрипучую дверь, прошел в предбанник, из него в комнатку, где сидела и принимала деньги тетя Люда, крепкая грудастая женщина из тех, что и буяна успокоят, и в мужскую парилку зайдут, причем не ради неприличностей, а поругаться, что опять шайки не там бросили и веник в углу забыли.
– А Беньямин сегодня принимает? – поинтересовался Дмитрий, кладя в мисочку монеты.
– А как же. Только расписано у него все.
– А вы скажите, что старый ширванский друг пришел, Дмитрием кличут, – посоветовал Меркулов, кладя лишний рубль. – Может, и найдет полчасика? Поясницу ломит, сил нет. То ли потянул, то ли простыл, черт его разберет, а Беня лучше любого терапевта все поправит.
Беньямин, или Беня Сарыев, родился в Ширване в семье простого рабочего-токаря. Ходил в садик, как все, потом в школу, прошел путь от октябренка до пионера, а потом внезапно понял, что в мире есть вещи поинтереснее учебы. Например, алкоголь, красивые и раскрепощенные девушки, сигареты – причем не абы какие, а чтобы горло не драли, – такси по вызову и прочее, чего пэтэушнику и будущему подмастерью на заводе просто так никто не блюдечке не подаст. На все это требовались деньги, и немалые, но денег у Бени не было даже малых.
Решать эту проблему Беньямин начал с того, что еще школьником выпрашивал у иностранцев возле гостиниц жвачки и прочую мелочовку, которая «там» не стоила ничего, а вот здесь – очень даже.
Логичный следующий шаг, уже попозже – покупать у иностранцев что-нибудь поинтереснее жвачки, например джинсы. Выгода тут была обоюдная: Беня фарцевал, наваривая две или три цены, а иностранцы получали советскую валюту по очень выгодному для себя курсу.
Там-то его и задержали в первый раз, причем фарцовщик почти смог выкрутиться, выдавая себя за иностранца. Подвело слабое знание языка. Тогда он вымолил себе прощение, клялся, что больше ни за что и никогда – пока не попался снова буквально через неделю. Поскольку фарцевал Беня в основном мелочовкой, суд дал ему полгода, да и то условно.
Возможно, судья понадеялся на исправление спекулянта, но Дмитрий подозревал, что тот просто решил не забивать такой ерундой и без того полные тюрьмы.
А вот потом… потом грянули семидесятые, и спекуляция изменилась, заматерела. Зачем торговать мелочовкой – да и, по правде, жвачки уже перестали так уж цениться, – когда можно договориться с директором магазина или втянуть в сделку завхоза, а самому заниматься сетью продаж на черном рынке? Вот и Беня подумал: почему бы и нет? И договорился. И схему выстроил хорошую, рабочую, выгодную. Наконец-то появились деньги на все то, о чем мечталось в школе, а потом в ПТУ. А вот не жадничать фарцовщик так и не научился. Сказка длилась всего полгода.
Не взяли его тогда чисто случайно: Беня как раз шел к директору, когда того вязали. Увидел милиционеров, понял, что происходит, и домой уже не вернулся, благо привык носить деньги с собой. Исчез, с концами.
Сам Дмитрий узнал об этой истории почти случайно – когда во Владе накрыли квартиру, где делали чудного качества документы. Узнал, когда начал проверять, кому же их делали… и совершил небольшое – или большое – должностное преступление: с ведома Деда утаил часть показаний. Фарцовщик и спекулянт, пусть даже крупный – это неприятно, но за то дело, по рассуждению Дмитрия, в первую очередь отвечали директор с завхозом и бухгалтерия. И Беня в тюрьме, откровенно говоря, был бесполезен, в отличие от Бени на свободе. Потому что умение договариваться не пропьешь.
Прибыв во Владивосток, Беньямин Сарыев, теперь уже Векилов, обжился, тихо и скромно устроился на работу в общественной бане. Научился парить вениками так, что дух вышибал, потом освоил и массаж, разминая владивостокские телеса. Буквально портрет перековавшегося мошенника, хоть сейчас в газету, но… но Беня не мог удержаться, видя свободно валявшиеся на земле деньги. А умение договариваться не пропьешь. И он начал договариваться. Прошлое открыло ему прямую дорогу в криминальный мир, с этой стороны все было просто.
Уговорить директора бани тоже оказалось просто, тем более что от него требовалось всего ничего: устраивать санитарные дни не когда нужно, а когда скажут люди в татуировках, которым хочется отдохнуть душой и поговорить. Похлестать друг друга вениками вместо перьев, побалагурить за водочкой, пообщаться с красивыми девушками, которых привезут на вечерок, а потом увезут.
Когда это все вышло на поток, Дмитрий и пришел к Бене на массаж. Откровенно рассказал, что, в общем, ему не очень мешает желание советских граждан иногда отдыхать с друзьями и без зрителей, но вот старые дела терзают так, что спать не получается. Кошмары мучают на почве краж социалистической собственности непойманными рецидивистами. На этот раз судья, пожалуй, даст уже полный срок, за все сразу. Товарищ Векилов понимает? Беня понимал, поэтому сразу спросил, что надо, чтобы этого не случилось. И Дмитрий ответил.
– Значит, поясница, Дмитрий Владимирович? Ай-ай-ай, ведь говорят, что милицию ноги кормят, а у вас нижняя спина – как у иного бухгалтера…
– Да какое тут ноги… ай! – Пальцы у этого азербайджанца были железными. Научился же! Или это еще со времени практики на заводе?.. – Какие ноги, когда все сидишь, думаешь.
– О чем? – вздохнул Беня, не прекращая работу над мышцами и суставами Дмитрия.
– О книгах. Старых, редких, научных. Ты вот ими интересуешься? Нет? Печально, советский гражданин должен всесторонне развиваться. Но может, хотя бы знакомые интересуются?
Информатор из Беньямина Сарыева был хороший, ценный, и Дмитрий беспокоил его нечасто. Только если речь шла о деле, которое могло заинтересовать кого-то уровнем повыше Гоши Переплетчика с его шубами. Книги интересовали коллекционеров или специалистов, которые готовы были платить за них большие деньги серьезным людям. Как раз таким, которые могли бы время от времени расслабляться в баньке, и чтобы их веником от души, и чтобы помяли. И полезный человек, который мял и бил, постоянно крутился рядом, свой человек, криминальный, из подполья – такой мог многое слышать. И слышал.
– М-м, – протянул Беня, заламывая руку Дмитрия за голову. – Признаться, не припомню. А деталей нет?
– Возможно, мужчина на такси, сухощавый такой, со впалыми щеками. Небритый. Кепку не снимает даже в машине. Возможно, привлекает к делу шпану.
– Небогато. Знаю одного таксиста-домушника, но он одиночка. Зачем ему шпана, если со своими же клиентами обычно работает. Да и не лидер он никакой.
«Интересно. Запомню».
– Но он ведь тоже перед кем-то отвечает?
– М-м. А книги толстые?
– Да несколько тысяч страниц…
– Не, – Беня покачал головой. – Там точно не до такого сейчас.
«А до какого?»
– Все о свадьбе сыновьей думают.
«А-а,
