Избранное - Факир Байкурт

— Я с первых дней Республики[62] сочиняю прошения для граждан, но по такому пустячному поводу еще не доводилось. До чего ж у нас бестолковый каймакам!

Вот так, ругая на чем свет стоит и нас, и каймакама, Керим-эфенди вложил чистый листок в пишущую машинку и начал строчить прошение. В конце вышла небольшая заминка — чью подпись ставить под прошением: дедушкину или мою. Решили — все-таки дедушкину. И дед уверенно подписался, так, как я его научил. После этого отнесли документ каймакаму.

— Надо в канцелярии зарегистрировать, — сказал он.

Мы так и сделали и опять принесли бумагу.

— Хорошо, — сказал он на сей раз и продиктовал какое-то письмо своему секретарю, это письмо он отдал нам: — Теперь поезжайте в канцелярию вилайета и передайте письмо самому вали. Как он решит, так и будет. Идите, идите…

— А разве ты не будешь звонить в американский Туслог?

— Не буду. У меня нет таких полномочий.

— А вали позвонит? Вправит он мозги этим негодяям?

— Я же сказал: как вали решит, так и будет. Идите.

Письмо каймакама вместе с нашим прошением вложили в конверт, запечатали и отдали нам.

Мы вышли на улицу. Время уже перевалило за полдень. Нам сказали, что в Кырыклы пойдет минибус. И тут мы увидели отца. Дед подтолкнул меня в бок:

— Погляди, Яшар, это твой отец или я обознался?

Я всмотрелся внимательней. Да, это был он. Мы с дедом сделали вид, будто не замечаем его, и прошли мимо.

17. В вилайете

Яшар продолжает рассказ.

Только одно и было на уме у деда — хватит ли нам денег? У него припрятано в поясе немного — из отложенных на черный день. Он потихоньку доставал их, когда надо было расплачиваться за проезд в автобусе или минибусе. С тех пор как мы покинули родную деревню, деньги таяли, словно снежок под теплым ветром.

На Саманпазары мы вышли из автобуса перед ханом[63], на котором висела вывеска: «Отель „Йалчын-палас“». Там мы заночевали. Утром, напившись пустого чаю, направились к дому, где принимает вали. Полицейские охранники преградили нам дорогу.

— Вали уехал в Эсенбога, идите к его заместителю.

Оказывается, наш президент Джевдет Сунай на обратном пути из Стамбула должен был заехать в Эсенбога, и вали отправился встречать его.

— А где принимает заместитель? — спросили мы.

— У него много заместителей. Идите вон туда, — и полицейские указали на длинную очередь.

Мы встали в хвост и начали ждать. В кабинет попали только в полдень. Заместитель вали оказался видным мужчиной, ростом повыше, чем каймакам, белолицым, безусым и с брюшком. Дед вручил ему конверт и стал рассказывать нашу историю. Тот не сразу понял, в чем суть дела, и дедушке пришлось рассказать во второй раз. И опять заместитель не понял. Дед собирался уже в третий раз начать, но заместитель остановил его:

— Понятно, понятно! И чего ты без конца одно и то же талдычишь?

Дед промолчал, а заместитель вали надолго задумался. При этом он, как и каймакам, покусывал кончик карандаша. Интересно получается: все большие начальники, когда размышляют о чем-то, непременно грызут карандаши. Я подумал, что они, верно, побаиваются американцев и, желая спрятать страх, начинают кусать карандаш.

— Вам лучше обратиться к самому вали-бею, — сказал наконец заместитель. — Я не могу вам ничем помочь. Вы хотите, чтоб вам вернули куропатку? Честно говоря, я не думаю, что вам удастся добиться этого законным путем. Может быть, вам следовало б найти влиятельного человека в партии Справедливости[64], он бы помог вам. Правда, у вас имеется заявление по всей форме, но толку от этого не будет. Вы знаете своего депутата от Сулакчи? Его зовут Алихсан. Я-то его знаю, вряд ли он возьмется помочь вам. А если б и взялся, не в его силах решить такой сложный вопрос. Послушайтесь моего совета, только никому ни слова, ладно? Отправляйтесь-ка вы прямиком в Каваклыдере, там отыщите Назмийе-ханым, жену премьер-министра. Она очень душевная женщина. Попросите ее замолвить словечко доктору Атилле, сыну Джевдета Суная. Он пользует американских работников Туслога, да и других тоже. Замечательный человек, образованный и добрый. Говорят, он помогает нашим во всяких трудовых делах. Я лично с ним не знаком, но наслышан всякого хорошего. Говорят, будто он не раз помогал тем из наших, кто имел заведомо проигрышное дело с американцами. Надо полагать, он и ваше дело найдет как уладить. Конечно, можно было бы обратиться напрямую к Атилле-бею, но я плохо представляю, как это можно сделать. Потому и советую сначала отыскать Назмийе-ханым. Это один из путей, а второй — законный, им тоже пренебрегать не следует. Дождитесь уважаемого вали-бея. Я напишу на письме каймакама: «На усмотрение высших инстанций». Передадите это письмо вали-бею, может, ему что-нибудь более удачное придет на ум. Вах, вах, вы приехали из деревни Дёкюльджек. Деньги-то у вас хоть есть?

Разве дедушка скажет «нет»?

— Есть, — коротко ответил он.

— Тогда с богом. От души желаю вам удачи.

Дед поблагодарил заместителя вали. Он прижал шапку к груди и несколько раз низко поклонился. Я сделал то же самое. Наверно, так полагается выказывать уважение. На том мы покинули кабинет заместителя. Настроение у нас заметно улучшилось. Какой-никакой, а все-таки появился просвет. Не знаю, как решил дедушка — идти сперва к Назмийе-ханым или напрямую к доктору Атилле-бею, сыну Джевдета Суная. Уж они-то помогут нам. Я бы на месте деда пошел сперва к жене премьер-министра, тем более что заместитель сказал о ней: душевная женщина. Но ведь мой дед не слишком жалует ее мужа. Однако ради дела, может, и пойдет.

Но для начала дедушка решил все-таки дождаться самого вали. В большущей комнате — приемной перед кабинетом — собралось множество народу. Кого здесь только не было! И с какими только горестями и бедами не пришли сюда люди. Дед, притихший, сидел в уголке и ждал. Когда я пытался сказать ему что-нибудь на ушко, он часто-часто моргал глазами: молчи, мол, а то кто-нибудь услышит. Но я все-таки не утерпел и зашептал:

— Деда, пошли сразу к Атилле-бею. Он ведь сын самого президента. Американец только услышит его имя, задрожит от страха, самолично прибежит к нам с куропаткой: возьмите ее поскорей!

Дед на этот раз толкнул меня локтем в бок.

— Молчи, малыш, молчи! Ни слова больше, ради бога.

Какой-то человек, который здорово смахивал на нашего односельчанина Ашыка Мехмеда, следил за порядком в очереди. Он просматривал у всех бумаги, а потом предупреждал:

— Будьте краткими. Ожидающих много.

Наконец подошел наш черед. Мы перешагнули порог кабинета вали. Я отродясь не видывал такой огромной комнаты, таких высоких стен. Дедушка молча положил на стол конверт с письмом.

— Говорите, я вас слушаю, — сказал вали.

И дедушка начал рассказывать. А я с интересом поглядывал на вали — будет ли и он грызть карандаш? Он вертел в пальцах длинный заточенный карандаш. И вот — я собственным глазам не поверил! — он медленно-медленно поднес карандаш к губам и начал его осторожно покусывать. Вот те на! «Если мне только доведется учиться, — подумал я, — то не хотелось бы мне стать каймакамом, вали или его заместителем — чересчур много карандашей придется мне грызть изо дня в день». Вали думал, думал, потом глянул на нас в упор:

— Что ж, эта куропатка и в самом деле такая ценная?

— В самом деле, — ответил дед. — Мой внук не перестает плакать из-за нее, глаза у него опухли.

— Значит, вы настаиваете, чтоб мы забрали ее у американца?

— Иначе ребенок изойдет чахоткой.

— Ну а если он добром не захочет отдать?

— Как это — не захочет?! Позвони ему, вали-бей, скажи, что так это ему с рук не сойдет. А не ему, так начальнику его позвони. Есть же у этого самого Харпыра начальник. Позвони начальнику, скажи, чтоб немедля вернули куропатку мальчику.

— Будь это так просто, я бы сей миг и позвонил, — засмеялся вали. — Я знаю английский язык, сам бы растолковал им, что к чему. Но, к сожалению, не так это просто, как тебе думается. Дело-то деликатное. Как бы чего не вышло. Не хватало еще испортить наши отношения с американцами. Разумеется, я как вали мог бы доложить министру внутренних дел, а он в свой черед напишет в министерство иностранных дел. Оттуда, если сочтут нужным, сделают запрос в американское посольство. А это, да будет тебе известно, называется «правительственная нота». Когда дело касается отношений между двумя государствами, то ноты делаются не так уж часто и по особо важным случаям. А может быть, обойдутся приглашением американского посла в министерство иностранных дел. Министр изложит послу суть вопроса, и не как-нибудь, а в особо мягкой форме, так, чтобы это звучало не как официальное заявление, а как личная просьба. Видите, как непросто… Впрочем, подождите минутку.