Избранное - Факир Байкурт

— Сидите, сидите, пожалуйста! — нараспев произнесла Назмийе-ханым.

Она не спеша оглядела нас с дедом с головы до ног, потом спросила:

— Вы из Испарты?

— Нет, из Сулакчи.

Еще раз скользнув взглядом по дедушкиной одежде, она перевела глаза на меня.

— Какой славный мальчик. Как его зовут?

— Яшаром его зовут, госпожа. У него приключилось большое горе.

— Отчего вы не едите пирожки? Угощайтесь, пожалуйста. Как от яда есть противоядие, так и на горе, беду управу найти можно. Если будет в наших силах, развеем мы вашу заботу. Так в чем дело?

— Многим мы рассказывали о нашей беде. Кто на смех нас поднимает, кто отмахивается: какая, мол, это беда? Что говорить, на каждую гору свой туман садится: на большую гору — большой, на маленькую — малый. Но ведь и малой горе ее туман большим кажется. Так и мы — никак не можем просвет в тучах сыскать.

Назмийе-ханым дедушка понравился, решил я. Вон как умно разговор повел, и голос у него сделался мягкий, как масло, уважительный.

— Покороче, пожалуйста. Чего вы у меня просите?

Издалека повел дед свой рассказ, с того самого дня, как я поймал птенца, как выходил его, как приручил. О нищете в деревне рассказал дед, об отце, который промышлял торговлей вразнос, как он нанялся сторожить мельницу, как записался поехать в Германию, но только его очередь никак не подходит. Поведал и о семействе Теджира Али, и о поездке отца в Анкару, об его знакомстве с американским охотником, о приезде Харпыра в нашу деревню, о приеме, который ему оказали в доме Карами, об охоте, о том, как американцу понравилась моя куропатка, о подаренном ковре. И еще о том, как отец соблазнился обещанием работы и решил отдать мою куропатку Харпыру. И наконец о том, как отец украл куропатку, хоть и знал о моей привязанности к ней, как самолично отвез ее в Анкару и вручил американцу. Обо всем рассказал дедушка — о том, что Харпыр работает инженером по самолетам в Туслоге, что мы ходили к каймакаму, как он отделался от нас, но мир не без добрых людей, и нас надоумили обратиться к ней, Назмийе-ханым, такой доброй и милосердной. И вот мы пришли и просим помочь.

Слушая долгий дедушкин рассказ, госпожа то низко склоняла голову, то вскидывала взгляд на меня с дедом, то руками теребила свое платье, то в задумчивости поджимала губы. Надо отдать ей должное — она не грызла карандаш.

— Значит, вы пришли ко мне, потому что не видите возможности законным путем вернуть куропатку? Но ведь и я не всевластна. Я не знаю этого американского инженера. Если б я была знакома с его женой, то поговорила б с ней, попробовала б объяснить, как ребенок привязан к птице и как это важно — вернуть ее ему. Но ведь я не знаю этих людей… Как же я могу помочь вам?

— А вот как, дочка, — ответил дед. — У Джевдета Суная есть сын Атилла-бей, он доктор и работает в американском госпитале. Работники всяких там туслогов-муслогов ходят к нему, когда хворают. Атилла-бей знает все их начальство. Говорят, он вообще всех американов знает. Хорошо бы замолвить ему словечко, пусть вызовет к себе этого американа, отчитает как следует и прикажет вернуть куропатку. Ежели мы сами попросим Атиллу-бея, то он просьбу нашу вряд ли уважит. Нам не хочется идти супротив закона, не хочется поднимать бучу. Но все, к кому до сих пор мы обращались, только смеются, заслышав, что речь идет всего лишь о куропатке, и никому из них дела нет до того, что ребенок может умереть в разлуке со своей птицей. Но суть-то, ежели разобраться, вовсе и не в куропатке, а в том, что какой-то инженер, потому-только, что он американ, что богатый, что на его стороне сила, ведет себя у нас в стране, как ему вздумается, пренебрегает справедливостью и законом. Тот, кто может отнять самое дорогое у тринадцатилетнего ребенка, способен и на худшее. В другой раз он отнимет игрушку у трехлетнего младенца, обидит его отца с матерью. А нам говорят, будто мой внук несовершеннолетний и будто отец является его опекуном, следовательно, имеет право отнять у него куропатку. Вот почему мы пришли к тебе, Назмийе-ханым. Можешь и ты посмеяться над нами — воля твоя. Но ведь ты могла бы шепнуть словечко Атилле-бею, он в свой черед — начальнику Харпыра, а тот найдет способ вправить мозги подчиненному…

Деревенские шальвары все туже обтягивали колени служанки, а в ее глазах вспыхнул лихорадочный огонек, она сверлила взглядом то меня, то деда, то Назмийе-ханым. Казалось, попадись ей сейчас, под горячую руку, Харпыр-бей, уж она бы его отколошматила! Эта женщина явно на нашей с дедом стороне. Проняли ее, видать, дедушкины речи до глубины души.

— Немало на этом свете людей неуважительных, — вставила свое слово прислуга. — Даже среди американцев. А нам без конца твердят: они такие культурные, такие развитые…

Кровь отлила от смуглых щек Назмийе-ханым.

— Я расскажу обо всем Сулейману, — молвила она наконец. — А при удобном случае поговорю и с Атиллой-беем. Наберитесь терпения. А пока угощайтесь, пейте чай. Я благодарна вам за то, что вы видите во мне свою опору. Чем смогу, помогу. А сейчас извините, меня наверху ждут. О результатах вам сообщат. Ну, мне пора…

И Назмийе-ханым покинула комнату. Тут служанку как прорвало:

— В Испарте, Анкаре, Адане, Адыямане — по всей нашей стране, а может статься, по всей Азии и Африке, тяжко живется беднякам-крестьянам. И кто только взвалил столько горестей и бед на наши плечи? Кто зазвал к нам американцев? Они зарятся на наше добро, подавай им уж и наших куропаток! А сами не дадим, так силой отнимут. Отнимут и обратно не вернут. Да! Вряд ли Назмийе-ханым поговорит с Атиллой-беем, а если и поговорит, не станет Атилла-бей заступаться за вас перед начальником инженера. Гиблое ваше дело. Берите пирожки, не стесняйтесь. Мои хозяева получают жалованье из наших с вами денег, так что можете кушать как собственное. А получают они в месяц поболее, чем десять, а то и тридцать таких, как мы, получаем в год.

Мы поели пирожков, напились чаю и уже собирались распрощаться, как вдруг зазвенел звонок: «Дзинь!» Служанка стремглав кинулась наверх, а мы решили дождаться ее возвращения — еще, чего доброго, пропадет что-нибудь, и подумают на нас. Через минуту-другую служанка вернулась, неся в руках столировую бумажку.

— Ханым передает эти деньги вам, — сказала она и протянула деньги дедушке.

Нету, ну ей-же-богу, нету на всем белом свете человека столь же гордого и достойного, как мой дед! Видели б вы, как он отпрянул назад при этих словах служанки. Будто его током ударило.

— Нет! Ни за что! — вскричал он. — Мы не за подаяньем пришли сюда. Мы не нищие, у нас есть деньги. А если б и не было, то ничего в том постыдного нет, обойдемся. Обходились же до сих пор, не померли.

Служанка, сощурив глаза, смерила нас с дедом взглядом.

— Где ночуете?

— В хане на Саманпазары.

— Чем питаетесь?

— Хлебом. Иной раз халву покупаем, маслины.

— Так вот что я вам скажу: берите эти деньги и тратьте как свои. Того, что у вас есть, ненадолго хватит. Кончатся — что будете делать? У кого в долг возьмете? У вас же здесь никого нет. Назмийе-ханым сказала: «Мне очень понравились эти люди — и старик, и мальчик, особенно мальчик. У него такие добрые глаза». Да, у моей хозяйки с уст мед течет.

И служанка силком всучила нам столировую бумажку.

20. В американском госпитале

Опять рассказывает Яшар.

— Нет у меня никакой уверенности в том, что Назмийе-ханым поговорит с Атиллой-беем, — сказал дед, когда мы вышли на улицу. Он надолго поник головой, задумался о чем-то, наконец произнес — Давай-ка сами пойдем к этому господину.

Мы подошли к полицейскому и спросили, где находится американский госпиталь. Он удивленно взглянул на нас:

— Зачем вам американский госпиталь?

— Там работает Атилла-бей, наш земляк. У нас к нему дело.

Оказалось, госпиталь расположен совсем неподалеку. Полицейский подробно объяснил, как добраться туда, и мы легко нашли дорогу. Вскоре мы очутились перед огромным угловым зданием. На этой улице все дома огромные, один больше другого. Госпиталь был обсажен акациями, перед главным входом стояло множество машин. В дверях нас задержали:

— Стой! Кто такие? Чего вам здесь надо?

Наверно, нас приняли за попрошаек. Дед уверенно объяснил, что нам надобно повидать Атиллу-бея.

— Здесь работают два Атиллы-бея. Который вам нужен?

— Атилла Сунай. Направила нас сюда Назмийе-ханым. У нас к нему важное дело.

Охранники при входе были турками, и большинство врачей, которых мы увидели внизу, тоже были турками. Но временами по лестнице торопливо пробегали медсестры-американки в белых халатах.

— Атилла-бей знает вас?

— Нет. И мы его тоже не знаем. Но вали, его заместитель и супруга нашего премьера Назмийе-ханым знают Атиллу-бея.