Нашествие 1812 - Екатерина Владимировна Глаголева

канавы, чтобы зайти с флангов, атаковать можно было только в лоб, устилая дорогу мертвыми телами. «Сдавайтесь!» – кричали всадники с безопасного расстояния. «Умрем, а не сдадимся!» – отвечали им.

Так прошли двенадцать верст, и лес закончился. Теперь кавалерия налетала со всех сторон; каре утратили свою стройность, сбившись в кучу, и больше напоминали ежей, плевавшихся огнем, но продолжали и продолжали движение, не останавливаясь, не рассыпаясь. До Дубравы оставалось еще верст пять. Скрепя сердце Неверовский решил пожертвовать малым для общего спасения. Оставленный им заслон перебили целиком, но отряд был уже в одной версте от речушки. С того берега жахнули пушки; над головами у пехоты пролетели ядра и взорвались перед копытами коней. «Ура!» закричали так, как будто за рекой стояла вся русская армия, а не один-единственный полк полукалек, измученный быстрым переходом. Французы повернули назад.

Около двух часов пополудни, в шести верстах от Смоленска, Неверовский встретился с генералом Раевским, который вел с собой пятнадцать тысяч человек, собрав по госпиталям легкораненых и выздоравливавших. Посовещавшись, они решили отойти в предместья и занять оборону в полуразрушенных земляных бастионах перед старой крепостной стеной, построенной еще при Борисе Годунове. Барклай и Багратион в сорока верстах отсюда, раньше следующего вечера им не подойти.

…«Герцогу де Бассано, министру внешних сношений, в Вильну.

Господин герцог, я нахожусь в Красном, направляясь в Смоленск. Возможно, завтра или послезавтра состоится генеральное сражение. Вчера в дело вступил авангард: русская 27-я дивизия уничтожена; захвачены восемь орудий, в том числе шесть 12-фунтовых и две мортиры; от 1200 до 1500 человек взяты в плен. Слова пленных расходятся. Одни утверждают, что неприятельская армия вся целиком в Смоленске, другие – что там только часть. Передайте эти известия в Париж, Кёнигсберг и Варшаву. Напишите губернатору Минска, чтобы он организовал почту до Орши, поскольку наше сообщение ныне проходит по этой дороге.

Наполеон».

* * *

С семи утра во всех костелах Минска полчаса звонили в колокола, возвещая о наступлении великого дня 15 августа – тезоименитства всемилостивейшего императора и короля Наполеона. После обедни и молебствия о здравии именинника и успехах его войск обыватели Минского уезда, собравшись на сеймик под председательством Игнатия Монюшко, избрали игуменского уездного маршалка Антония Ваньковича и судью Богушевича представителями Минского департамента в правительстве Великого княжества Литовского. Ванькович, молодой человек лет тридцати с небольшим, состоял в родстве со всеми литовскими магнатскими родами, а старик Богушевич еще во время первого раздела Польши сорок лет назад отказался смириться с насилием и подписал осуждавшую раздел прокламацию. Теперь он не прятал слез, счастливый тем, что дожил до воссоединения своей растерзанной родины. На городской же сеймик явились не все делегаты, поэтому его пришлось отложить.

В одиннадцать часов военные и гражданские чиновники собрались у генерал-губернатора Брониковского, чтобы принести поздравления Великому Воскресителю, после чего отправились все вместе в Кафедральный собор. Просторный костел был полон, мундиры преобладали над фраками, радостно-светлые платья дам походили на цветы средь заливного луга. Минский епископ Якуб Дедерко служил обедню в окружении членов консистории и монашеских орденов, и даже православные священники сочли нужным присутствовать на службе. Каноник Жилинский произнес горячую проповедь, побуждая всех быть благодарными великому монарху, который послужит предметом удивления настоящего и будущих веков. «Да здравствует избавитель нашей родины!» – повторяли за ним со слезами, прежде чем хором подхватить Te Deum laudamus. По выходе из костела Брониковскому преградили дорогу татары во главе с муллой и также принесли поздравления великому императору и его семье.

На обеде у генерал-губернатора провозглашали тосты за здравие его императорского и королевского величества, а также за будущие успехи литовского воинства. Десять дней назад Военный комитет издал постановление о наборе рекрутов в пехоту на шесть лет, предполагая собрать до конца месяца десять тысяч человек от семнадцати до тридцати четырех лет, ростом не ниже двух локтей и двенадцати вершков[21]. Выставлять их должны были помещики, снабдив каждого рекрута верхней одеждой из серого сукна, полотняными штанами, исподним, двумя парами сапог, фуражкой, провиантом на пятнадцать дней и выдав сверху двадцать восемь рублей наличными; все, кто вернутся живыми, получат в собственность земельный надел. Кроме того, каждый департамент должен был выставить по одному конному с каждых семидесяти пяти дымов. Если никак нельзя было найти подходящего коня (не старше восьми лет), вместо него нужно было внести пятьсот злотых, а если не было и всадника, то тысячу злотых. Командиров будущих полков назначил сам Наполеон, выбрав их из самых знатных семей, – Ходкевич, Тизенгауз, Тышкевич, Вавжецкий… Патент подпоручика стоил двести дукатов, капитана – около тысячи. Со своей стороны, Мустафа Мирза Ахматович, майор армии Варшавского герцогства, набирал полк литовских татар, обещая выдать каждому добровольцу зеленую сорочку с красной вышивкой, алый жилет с золотыми галунами, зеленые шаровары с алыми лампасами, кивер с желтым тюрбаном, украшенным полумесяцем и звездой Соломона, пику с зелено-красным флажком, саблю и два пистолета.

В четыре часа пополудни граф Липский, назначенный минским городским головой, торжественно переименовал площадь Высокий Рынок в площадь Наполеона. Собравшийся народ приветствовал восторженными криками открытие памятника с соответствующей надписью, а граф произнес речь, искупив своею искренностью огрехи стиля:

– Сей памятник с этой надписью мы ставим в благодарность для того, чтобы, если когда-нибудь прохожий спросит обывателя или дети своих родителей, кто такой был Наполеон, пусть поколения ответят поколениям, a уста устам: вот кто это такой. Дай Бог, чтобы наши правнуки сказали когда-нибудь: «Он был великий император французов и наш, он освободил поляков от рабства и навеки жив в нашем сердце».

На выровненной и вычищенной площади губернатор распорядился высадить деревья, чтобы в будущем устроить там место для прогулок. Пока же публика направилась в городской сад и заняла места в амфитеатре, откуда открывался вид на широкий плац. Пехота и кавалерия стреляли в цель напоказ, вольтижеры бегали взапуски; Брониковский выдал победителям денежные призы. Под конец в небо запустили воздушный шар, гондола которого была наполнена стихами, сочиненными местными жителями и прославлявшими Наполеона. А Ян Ходько написал целую комедию в стихах: «Освобождение Литвы, или переправа через Неман 23 июня», которую представили в восемь часов вечера в театре.

Автор, известный своей доблестью, разносторонними талантами и патриотизмом, был встречен громом аплодисментов; при появлении в ложе Брониковского все встали и громко воскликнули: «Да здравствует Наполеон, избавитель Польши». В главных ролях были заняты сам Ходько с женой и Игнатий Монюшко, остальные роли также исполняли любители – знатные дамы и офицеры, однако со своей задачей они справились превосходно, пьеса шла под