Воспоминания одной звезды - Пола Негри

Театр «Розма́итóшьчи» завершил театральный сезон в Варшаве и готовился к турне по провинции. Мама умоляла меня остаться в городе. Положение в стране, на местах, было очень неопределенным, поэтому она не хотела расставаться со мною. Кроме того, у меня уже был подписан контракт с киностудией. Хотя Герц пока не предложил мне роль в другом фильме, однако по условиям договора я была обязана находиться в городе, чтобы быть готовой приступить к работе, как только им понадоблюсь. В эти свободные от работы дни я занялась переездом из квартиры на Сенаторской улице в наш новый дом. Уезжать со старой квартиры нам было вовсе не жаль, ведь в памяти остались ужасные воспоминания о том, что там творилось, когда вокруг шли бои. Сколько следов этого повсюду!

В деревянных панелях на стенах все еще немало отверстий от пуль. В городе не хватало стекольщиков, поэтому некоторые из разбитых окон в старой квартире все еще были заколочены досками или фанерой. Новый же дом стоял посреди нескольких больших красивых парков!

Вскоре после нашего переезда на новое место в Варшаву вернулся из Берлина Рышард Ордыньский[61]. Этот молодой польский режиссер добился грандиозного успеха, работая под руководством великого Макса Рейнхардта в знаменитом на весь мир Немецком театре. А вернулся он на родину с целью впервые поставить в Польше блистательную пантомиму Рейнхардта «Сумурун»[62].

Мне позвонили с предложением встретиться с Ордыньским в его кабинете в театре «Новощьчи», в котором должна была состояться премьера[63]. Ордыньский был крайне любезен: на него, по-видимому, произвел впечатление мой исключительно светский вид, так как я решила появиться в ультрамодном наряде. Он даже небрежно, в знак приветствия, так сказать, предложил мне сигарету. Я отшатнулась от нее со столь искренним отвращением, что он не смог сдержать улыбки, поняв, сколь я еще молода, и обратился ко мне просто по имени:

— Пола, не знаю, что тебе известно про «Сумуруна»…

— Лишь то, что читала в газетах, — ответила я.

— Мне нужно, чтобы в этой пантомиме играли одни звезды, и мне сказали, что сегодня в Варшаве нет звезды более популярной, чем ты.

— Благодарю вас. Но тот, кто вам это сказал, явно склонен к преувеличениям…

На это он лишь нетерпеливо отмахнулся.

— У меня нет времени на ложную скромность, а для актрис это вообще скучно. Главное вот что: ты мне нужна на одну из главных ролей. Я видел твой фильм и уверен, что пантомиму ты сыграешь хорошо. Говорят, ты училась в балетной академии — это идеально, то, что нужно. Я хочу дать тебе роль танцовщицы. В самом деле — идеально! То, что нужно! Если я справлюсь, возникала потенциальная возможность попасть в Берлин, где я смогла бы работать у самого Рейнхардта! Неважно, кто выиграет войну и кто проиграет, но театр великого немецкого режиссера все равно останется одним из международных центров театрального искусства! А еще можно помечтать о том, чтобы сниматься в немецких кинофильмах. На тот момент они были среди самых авангардных, самых передовых и экспериментальных. В общем, могла появиться возможность для грандиозной артистической карьеры. Конечно, так планировать свое будущее было дурной приметой, но пока я шла домой, держа под мышкой сценарий, переданный Ордыньским, я думала, до чего же удивительно все складывается пока что в моей жизни, как странно и непредсказуемо проявляется моя судьба и предназначение… Вся моя жизнь сложилась бы иначе, если бы автомобиль, посланный Гулевичем, доехал до нашего дома в то утро, когда немцы оккупировали Варшаву. Я бы сейчас оказалась где-то в России, в этой стране, исполненной печали, которую разрывала на части революция, а война бушевала по соседству. У меня там не возникло бы, как сейчас, радостное чувство, что передо мною открывается весь мир, и бог знает, какие кошмарные испытания пришлось бы там претерпеть. Все из-за одного-единственного, вроде бы малозначившего события — я не попала вовремя на поезд!

Общее описание мелодраматического сюжета «Сумуруна» не способно передать того, насколько откровенно чувственным было его сценическое воплощение. Взятый из «Сказок тысячи и одной ночи», он повествует о юной мулатке-танцовщице, которую купили на невольничьем рынке для любовных утех некоего шейха. Но в девушку влюбился его сын, и однажды шейх застает их в самый разгар страстной любовной сцены. Разъяренный и уязвленный ревностью, он набрасывается на собственного сына, и тот, защищаясь, убивает его…

Грандиозный успех оригинальной постановки, созданной Максом Рейнхардтом, зиждился на его блистательной режиссуре, так что успех или неуспех нашего спектакля зависел скорее от способности Ордыньского воспроизвести его решения на варшавской сцене.

На главные роли он пригласил актеров, которые уже были известны как блистательные исполнители. Единственное исключение — роль горбуна, также влюбленного в танцовщицу. Требовалось соблюсти всевозможные нюансы, чтобы этот образ не стал карикатурным, и поэтому Ордыньский настаивал на том, что сыграет его сам, во всяком случае на премьере. Если спектакль окажется успешным и войдет в постоянный репертуар, тогда в этой роли выступит другой актер.

Зал театра «Новощьчи» с его огромной сценой, рассчитанной для постановок оперетт, идеально подходил для наших целей. Самым важным компонентом спектакля было создание нужного настроения. Уже на первой репетиции музыканты подчеркивали каждый наш жест. К концу второй недели были готовы костюмы, и мы надевали их во время репетиций, привыкая к движению нарядных, узорчатых тканей и покрою экзотических одеяний. По краям сцены курились ароматические палочки, так что на все органы чувств воздействовали знойные ароматы Востока. Таковы были знаменитые приемы погружения, которые применял Рейнхардт, и Ордыньский осознанно воспользовался ими.

День ото дня мы всё больше испытывали восторг. Невозможно было не проникнуться особой атмосферой этой постановки. По восемь часов в день сладостные ароматы Востока овевали наши ноздри, в ушах звучали странные, непривычные ритмы, а от постоянного прикосновения к мягкому шелковому муслину и бархату пальцы будто чуть покалывали иголочки. Я даже вздрогнула от одной фразы, которую однажды Ордыньский бросил небрежно во время перерыва на чай: «Рейнхардт собирается возобновить „Сумуруна“ в новом сезоне, уже этой зимой. Он, вероятно, возьмет любого из нашего состава, кого я смогу порекомендовать. Для пантомимы вовсе не нужно знать немецкий… В общем, работайте на совесть, выкладывайтесь как следует, а там посмотрим…»

В тот момент я настолько четко ощутила возможность для начала нового этапа в жизни, что едва не потеряла дар речи. Далекая цель, какую я ставила перед собою, могла быть достигнута всего через полгода. Теперь важнее